Но всё было чисто.
И близко к тому месту, где нам нужно было быть.
И это был не мотель «Свободная любовь», который мы проезжала по пути и при виде которого Люк приподнял бровь.
— Это для проституток и бабников, — сказала я, объясняя, почему сразу прошла мимо. — В Бразилии огромная экономика, но здесь плоть всегда будет лучшей товарной культурой.
Это была печальная реальность страны, многих стран.
Но, к сожалению, в плане эпидемического детского и подросткового секс-рабства Бразилия уступала первое место только Таиланду. Я сама видела на улицах пятнадцати и шестнадцатилетних девушек, одетых так, что мне в мои двенадцать становилось некомфортно. Когда я поднимала голову на отца, чтобы задать вопрос, он гримасничал.
— Материальное неравенство в стране всегда хуже всего сказывается на женщинах и детях, — объяснял он. — Иногда, мама выходит работать на улицы, оставляя детей дома, а их похищают и продают в секс-рабство. Оттуда они никогда не выходят. Женские тела пользуются спросом. А при плохой экономике они продают единственный товар, которым обладают, чтобы в желудке была еда.
Может, это тоже должно было стать предупреждением. Может, такая душераздирающая, такая клиническая тема должна была заставить меня задуматься. Но я всё ещё была ребёнком, а затем время надолго похоронило этот разговор, пока не нашлась причина вспомнить о нём снова.
Как кто-то, кто много путешествовал и буквально делил хлеб с проститутками в тех странах, где это было легальной, безопасной и менее стыдной профессией, я не видела ничего плохого в женщине, которая торговала своим телом. Это был её выбор.
Однако, у детей выбора не было.
Меня тошнило от того, что люди зарабатывали на их несчастье.
— Хорошо, иди первая, — сказал Люк, бросая полотенце, которое попало мне в грудь, потому что я слишком сильно задумалась, чтобы обращать на что-то внимание. — Я за тобой.
И правда, будучи настолько уставшей, я ни за что не собиралась ложиться спать с таким липким и отвратительным ощущением. Видимо, я забыла об этой части своих бесконечных путешествий со своим от… с Алехандро. Ты всегда потный, липкий, немного грязный и всегда чётко осознаёшь этот факт.
Так что я практически побежала в душ, настроила воду на нечто среднее между тёплой и прохладной, слегка дрожа. Мои соски затвердели, пока я намыливала свою кожу и волосы и практически стонала от ощущения чистоты.
Я настолько потерялась в этом приятном чувстве, что еле услышала тихий стук в дверь. Этот звук показался практически… нерешительным.
Я сполоснула волосы, выключила воду и потянулась за полотенцем, чтобы просто прикрыться им.
— Да?
Дверь медленно открылась.
И показался Люк.
С глубоким взглядом, который я не могла прочитать.
Но его глаза были сосредоточены на мне.
И в следующий момент он скинул ботинки, а затем потянулся за краем футболки, медленно поднимая тёмную ткань. Невозможно было отрицать вспышку удивления и желание, которые меня охватили от осознания того, что происходит. Сердце ускорилось, и внизу живота поселилась тяжесть.
Он бросил футболку на пол, и я знала, что это потребовало от него усилий, проявления доверия, которое он маловероятно демонстрировал раньше, обнажая шрамы, которые так защищал.
Его голова наклонилась на бок, а руки опустились на ремень джинсов. Он расстегнул пуговицу, между моих бёдер появилось быстрое, яростное, трепещущее ощущение. Предвкушение. Нужда.
Джинсы упали на пол, оставляя его в чёрных боксерах-брифах, которые никак не прятали его напрягшийся член.
Тогда трепет стал чем-то совершенно иным, чем-то более сильным, чем-то на грани боли.
Затем его руки потянулись к эластичной резинке трусов, стягивая их.
И, клянусь, я чуть не кончила прямо на месте.
Его член был напряжён, став больше, чем можно было предположить по его обманчиво худому телу.
Забудьте о дыхании. В груди всё сжималось, даже когда я заставила себя поднять взгляд к его лицу, даже когда его глаза слегка потеплели, может от чувства облегчения, что я не отпрянула. Но реальность заключалась в том, что в тот момент его шрамы были последним, о чём я думала.
Будто почувствовав принятие, он подошёл ближе, пересекая маленькое пространство, открыл дверь в душевую кабинку и зашёл внутрь, заставляя меня прижаться спиной к стене, чтобы освободить ему место.
Его рука поднялась, ложась на мою, которую я держала на центре груди, удерживая на месте полотенце. Я смотрела в его глаза, видела в них желание, такое сильное, что я чувствовала себя полностью погружённой в это состояние. Моя рука соскользнула, позволив ему долгое мгновение держать полотенце, прежде чем он опустил его и откинул в сторону.
Не знаю, чего я ожидала дальше.
Но он протянул руку, и меня окатило каскадом прохладной воды, от чего я сдавленно пискнула от удивления, а его губы приподнялись.
— Иди сюда, — сказал он, пятясь под струи воды и кладя руки мне на бёдра, чтобы потянуть меня с собой.
Холодная вода текла по моей внезапно потяжелевшей груди, вызывая дрожь по всему телу.
Но затем его руки, лежащие на моих бёдрах, потянули меня, и мы соединились в районе паха, его член прижался к моему животу, и да, эта дрожь не имела никакого отношения к холоду.
— Не переживай, — сказал он, наклоняясь ниже, чтобы провести губами вверх по моей шее. — Как только закончу здесь, я о тебе позабочусь, — произнёс он, словно обещание, словно клятву. Настолько серьёзным был его тон, когда он потянулся мимо меня за мылом.
— Можно мне? — спросила я, думаю, больше удивляя сама себя, чем его.
Его улыбка стала чуть более шаловливой, а взгляд потяжелел, но когда моя рука поднялась, чтобы коснуться края шрама на его груди, всё его тело застыло.
— Это не важно, — сказала я, прижимаясь к нему ближе. — Что бы это ни было, — продолжила я, растирая мыло по всей его груди, — прямо сейчас это не имеет значения, хорошо?
Последовал долгий момент, во время которого он смотрел на меня с пустым взглядом, где-то потерявшись. Я была уверена, что он потерялся в том моменте, когда эти шрамы были вырезаны на его плоти.
Но затем он вернулся, поначалу медленно, будто таял.
— Только между нами, — произнёс он, немного наклоняя голову, чтобы поддержать зрительный контакт, — это никогда не имеет значения, хорошо?
Я могла понять эту необходимость, предполагая, что шрамы остались после чего-то ужасного, чего-то мрачного и уродливого, и он не хотел ставить это между чем-то растущим у нас.
— Хорошо, — согласилась я, кивая, ещё раз проводя рукой по его груди, и он уже не напрягался так сильно.
К тому времени, как я стала тереть ему спину, впервые замечая рубцы на задней стороне его бёдер, тяжело сглатывая, пытаясь никак не показывать своего шока, хоть он и стоял ко мне спиной, всё его тело — не считая члена — расслабилось.
— Думаю, я уже чистый, куколка, — проговорил он, когда мои руки переместились на его зад.
— Я просто убеждаюсь, — сказала я, прижимаясь грудью к его спине, наслаждаясь негромким рычанием, которое он издал, как только мои затвердевшие соски прижались к его коже. — Знаешь, — поддразнила я, опускаясь руками вниз по его животу, — думаю, наверное, я пропустила местечко… — добавила я, пока мои пальцы дразнили V-образное соединение его ног.
Забытое мыло капало вниз, в то время как моя рука сомкнулась вокруг его члена.
Я едва успела сжать его один раз, прежде чем Люк развернулся. Его широкие ладони сжали мои запястья, поднимая руки, а затем прижимая их к стенке душа над моей головой, а его губы столкнулись с моими.
Всё остальное просто исчезло.
Был только его язык у меня во рту, его зубы на моей губе, его член у моего живота, его твёрдая грудь у моих грудей.
Его губы оторвались от моих, и у меня вырвался болезненный всхлип, пока я не почувствовала, как его губы опускаются вниз по моей шее. Он отпустил мои запястья, и мои руки заскользили по его спине, заставляя его шипеть, а его зубы впились в кожу прямо под моим ухом.
