я выхожу с душа, помощницу там уже не застаю, над кроватками возвышается совсем другая фигура – мужская.
– А… – запахиваю банный халат потуже, откидываю мокрые волосы назад и во все глаза смотрю на Шамиля.
Он не оборачивается, молчит, продолжает смотреть на спящих младенцев.
– Ты долго, – раздается вдруг его бас после долгой паузы.
Все это время я стою в ступоре, держусь за полы одеяния и ищу глазами одежду. Идти мимо с обнаженными ногами ниже колен кажется мне кощунством, чем-то провокационным. Не хочу, чтобы он видел даже участок моей голой кожи, пусть это всего лишь икры. И именно этот момент он выбирает, чтобы повернуться в мою сторону.
– Стой! – кричу полушепотом, чтобы не разбудить детей, – я не одета.
Но он не слушает, делает то, что хочет. И в скором времени стоит передо мной, нагло оглядывая с головы до ног, с особым пристрастием остановившись на пальчиках ног. То ли от холода, то ли от его взгляда, но я машинально подгибаю их под себя, словно это может спасти от его черных глаз.
– Вряд ли есть что-то, чего я не видел, – после осмотра встречается со мной глазами.
– Эм, – не нахожусь, что сказать, ведь, по сути, он прав.
Он тянется к внутреннему карману и достает оттуда какие-то корочки. Протягивает мне.
– Что это? – тяну руку, будто это змея, способная укусить меня в любой момент.
– Свидетельства о рождении детей, – лаконичный ответ, ни слова больше – ни слова меньше.
С частым сердцебиением открываю документы по очереди, вчитываюсь в строчки и чувствую, как в уголках глаз собирается влага. Прикладываю ладонь ко рту, боясь расплакаться, но ни звука, к счастью, не издаю.
– Молчишь? – так и не дождавшись от меня ответа, говорит сам снова.
– Спасибо, – опускаю голову, но продолжаю гладить буквы, словно они живые.
– Приводи себя в порядок и спускайся обедать, – говорит он уже как-то недовольно, затем протягивает руку снова.
Вынужденно поднимаю взгляд, а там меня встречает грозовая туча в виде сдвинутых зло бровей и недовольно поджатых губ.
– Что? – спрашиваю, чего хочет.
– Документы будут у меня, – забирает из моих ослабевших рук корочки и разворачивается, уходит, не глядя более в мою сторону.
Не успеваю ничего ни сказать, ни возразить. А чего ты ожидала, Эльвира? Каких-то объяснений или слов? Но я все равно присаживаюсь на кровать и счастливо улыбаюсь. Руслан и Альфия. Неужели это шаг ко мне навстречу? Подрываюсь с места, пытаясь вспомнить, а прописана ли я в свидетельстве, как мать? Я была в таком раздрае и шоке, что даже не посмотрела ни на что, кроме имени. Пульс частит, сама я кидаюсь из стороны в сторону, выбирая одежду.
– Госпожа Эльвира, это Фаина – стук в дверь, а затем женский голос со стороны коридора. – Вы готовы? Мне можно зайти?
– Да-да, сейчас, – расчесываю все еще влажные волосы и выдыхаю.
Нужно попросить показать документы снова, после трапезы. Иду к двери, выхожу, впуская девушку к детям, а сама спускаюсь вниз. И каждый шаг дается мне всё сложнее и сложнее. А уж зайдя в столовую, и вовсе впадаю в ступор. Глаза всех сидящих за столом обращаются ко мне, и чудится мне, что сейчас меня препарируют и линчуют. Боже, дай мне сил…
* * *
Шамиль
– Это она? – надменно спрашивает отец, нервируя меня своей желчью.
Стискиваю челюсть и сжимаю руку в кулак, отчего вилка в руках гнется от той силы, что сосредоточена в мускулах.
– Это Эльвира, отец, – говорю с нажимом, намекая, чтобы оба родителя держали себя в рамках приличий, – мать твоих внуков.
Вижу, как мнется у порога девчонка, теребя ткань на животе, словно не зная, куда деть свои руки-палочки. Она итак слишком молода для такого прожженного волка, как я, но этот ее потерянный вид и вовсе делает ее малолеткой незрелой. Бросаю мимолетный взгляд на зеркало, с неудовольствием замечаю пару морщин. Встряхиваю головой и встаю из-за стола.
– Иди сюда, – говорю резко и отрывисто, отчего эльф подрывается и словно летит в мою сторону.
Умом понимаю, что это скорее желание побыстрее сесть и не отсвечивать, но внутри неприятно что-то ворочается. Тру грудину, но забываю об этом сразу же, как только она садится на отодвинутый мною стол. Меня обдает ароматом луговых трав и свежести. Ее неповторимым терпким запахом юности и небрежной сексуальности.
– Добрый день! – здоровается она хриплым и тихим голосом, не поднимая при этом головы.
– Поня-я-я-тно, – тянет отец, оглядывая девушку.
Затем смотрит на меня понимающим взглядом, словно мужчина на мужчину. Сжимаю спинку ее стула от злости. Хочется укрыть ее от его настойчивого взора, так что с вызовом смотрю ему в глаза. Погодя, он отводит свой, оставляя мне право распоряжаться в своем доме. А скорее признавая, что теперь я сам волен решать, что делать. Не знаю, с чем это связано: с рождением детей или с чем-то иным. Но тут подает голос мама.
– А мне вот ничего не понятно, – фыркает, промачивает горло водой, – детей мы так и не увидели, я надеюсь, что отец твой, Шамиль, чего-то недопонял, и как дети окрепнут, отправишь их нам. Все это неприемлемо, если Мадина…
Чувствую, как вскидывает голову и напрягается Эльвира. Тут же подается вперед, каждая мышца в ее теле напрягается, словно перед броском. Кладу ладонь на ее плечо и пожимаю, лишь бы она ничего не ляпнула.
– Остановись, мама, – устало вздыхаю, надоело уже воевать со всеми членами семьи и окружающими.
– Но когда ты женишься, это будет уже совсем неприлично… – всплескивает экспрессивно руками, почти срывает платок с головы.
– Мы поговорим об этом после обеда, – говорю уже спокойней и присаживаюсь на свое место.
Киваю прислуге, чтобы приносили блюда. Родители молчат, все же культура трапезы в нашей семье довольно священна, и скандалить за столом у нас не принято. Выдыхаю на время.
– И что вы планируете дальше? – спрашивает после паузы мама, обращаясь к Эльвире.
Голос у нее уже более-менее вежливый, без претензий, так что я пока что спокоен. Та молчит, только пожимает плечами, но я вижу, насколько ей неприятно наше общество.
– Учитесь? – задает повторный вопрос родительница.
– Училась, – уклончиво отвечает девчонка, а я хмурюсь.
Нужно перечитать досье на нее и решить вопросы касательно ее семьи. Пускать на самотек все, что касается и ее, и наших детей, больше нельзя. Осталось решить вопрос с Фархатом, а там, думаю, и предатель проявит себя. Пока тишина…
– Кто родители? – никак не угомонится и продолжает допрос мать.
– Давайте спокойно поедим, – прерываю односторонний
