плохого не сделал! Сорвался раз, с кем не бывает? Если судить как вы — пролечиться не помешает всем без исключения! Вытащи его оттуда! Пожалуйста…
— Ринат не все, родная. В его случае — это необходимая мера, — тихо возражает Илона.
— Но я должна его увидеть, — отчаянно заламываю руки. Хвала моей скрытности, позволившей утаить собственные заскоки, иначе куковать бы нам с Троллем в соседних палатах. Расспросы о поставленном ему диагнозе наверняка лишены смысла. Да нет, стопроцентно глухой номер, вот сколько таинственности вокруг напустили.
— Поедем, обещаю, — сдаётся отец. — Дай ему немного времени.
— Договорились.
В том, что понятие «немного» все понимают по-разному, я убедилась спустя полтора месяца, именно столько времени понадобилось отцу, чтобы он наконец позволил мне навестить Рината. Частная клиника, в которой наблюдается Трошин, находится загородом, и за время нашего пути я успеваю десять раз пожалеть о своей настойчивости.
С виду всё как обычно. В колонках играет группа Сплин, твердя, что выхода нет, отец следит за дорогой, периодически поглядывая на меня в зеркало заднего вида, а я изображаю крайнюю заинтересованность мелькающим за окном пейзажем.
На деле же, за нашим внешним спокойствием кипят нешуточные страсти. В последнее время мне всё сложнее удаётся скрывать приступы неконтролируемой паники, а отец, словно только и ждёт подвоха, окидывая меня сканирующим взглядом при любом удобном случае. Как, например, сейчас. С чего он вообще решил, что у меня снова могут возникнуть какие-то психические проблемы? За исключением полного равнодушия к окружающим, я росла совершенно адекватным ребёнком. Как бы то ни было, приходится тщательно скрывать свои заскоки, иначе как пить дать, повторю судьбу Рината.
К слову, положение сводного брата немного прояснил подслушанный мною разговор. Оказывается, идея упечь его в клинику целиком и полностью принадлежит Илоне. Они с отцом горячо спорили о целесообразности данного решения. Исходя из папиных слов, врач диагностировал у Рината депрессивное расстройство, которое якобы могло привести парня к суицидальным мыслям, а всё из-за того, что Илона упрямо продолжает настаивать на его генетической к этому предрасположенности, потому и перестраховалась, отправив сына в частную клинику.
Если бы я только знала, чем обернётся моя глупая выходка!
По приезду с облегчением вглядываюсь в окружённое зеленью трёхэтажное здание, расположенное рядом с живописной, старой церквушкой. Клиника на поверку совсем не похожа на мрачное место, нарисованное моим воображением. Даже я, абсолютно равнодушная к величию природных красот, не могу проигнорировать царящее здесь умиротворение. И всё же за глянцево-безупречной картинкой отчётливо чувствуется бремя безысходности. Каким бы располагающим ни был антураж, все заведения подобного рода схожи между собой давящей атмосферой страдания, гложут нервы эхом чужой борьбы с собственным разумом. Впрочем, это мои личные ощущения. Вполне допустимо, что я неосознанно нагнетаю тревогу под влиянием недосыпания и грузом вины.
Хмурый как туча отец, провожает меня до стойки регистрации, всё ещё неуверенный в целесообразности данной встречи. Он определённо ждёт от меня какого-то подвоха и, честно говоря, его в этом сложно винить. Папа на многое закрывал глаза, но никогда не был слеп, а потому имеет все основания не доверять моей нынешней, внезапно пробудившейся человечности.
— Всё будет хорошо, па, не волнуйся, — убедившись, что моя попытка успокоить не возымела должного эффекта, я просто крепко его обнимаю. — Пора положить конец былой вражде, мы оба повзрослели. Поверь мне.
— Верю, Карина.
По глазам вижу — не верит. Но очень этого хочет.
Так как визит был оговорён ранее по телефону, формальности не занимают много времени, и вскоре приятная женщина средних лет сопровождает меня в комнату для свиданий.
За нужной нам дверью находится большая уютная комната, с отдельными круглыми столиками. Посетителей в это время немного, поэтому Рината я замечаю сразу. Он выбрал место подальше от окна и сейчас сидит спиной ко входу. Прямая, напряжённая осанка, сжатые в кулаки руки… разговор явно предстоит непростой. Тут же захотелось трусливо сбежать, но желание его увидеть глушит этот кратковременный порыв, и я делаю неуверенный шаг в его сторону.
— Трошин, к тебе пришли, — зычно объявляет медсестра.
Ринат если и слышит, то вида не подаёт, разве что едва заметно вздрагивает. Я вдруг понимаю, что без его на то согласия, мы бы сейчас не находились в одной комнате, и ободрённая этим открытием, шагаю немного увереннее. Мельком отмечаю изучающий взгляд долговязого мужчины, сидящего за одним из столиков, взгляд от которого неприятно посасывает под ложечкой. Мы не знакомы, но, почему-то на меня накатывает очередной приступ паники. Непонятно чего испугавшись, решаю не медлить и спешу к сводному брату. Приблизившись, беспокойно одёргиваю строгую юбку и сажусь.
А нервишки то у меня совсем расшалились.
— Здравствуй, — уткнувшись взглядом в столешницу, отчаянно мечтаю ослепнуть, чтобы не видеть брезгливой апатии, которой пронизан каждый его жест.
— Пришла позлорадствовать? — Ринат говорит вяло, хриплым просевшим голосом, прошивающим мощными разрядами электрического тока каждый позвонок, отчего вся заготовленная заблаговременно речь начисто стирается из памяти.
Как же я по нему соскучилась! По его запаху, по голосу, по такой вот обезоруживающей прямоте. Как можно было так слепо верить, будто без него мне будет лучше? Не будет! Никогда уже не будет.
— Нет, — я всё же решаюсь поднять на него глаза. Жадно вглядываюсь в осунувшееся лицо обтянутое тонкой выцветшей кожей, что в полутьме комнаты кажется бледнее обычного, и внутренне захлёбываюсь от какого-то болезненного, иррационального удовольствия, наконец, его увидеть. Я, наверное, правда тронулась умом. Годами методично кромсала это светлое создание. Ломала, упиваясь его болью. Нашей обоюдной болью. И теперь сгораю, чувствуя, как от жара лопается каждый сосуд, а он безучастен. Холоден, как обуглившаяся головешка, готовая рассыпаться в пепел. На секунду зажмуриваюсь, с нездоровым мазохизмом отпечатывая в себе измождённый образ сводного брата, и лишь затем позволяю себе печальную улыбку: — С моим эгоизмом и врагов не надо, сама себя в итоге наказала, так что твоё злорадство с некоторых пор не актуально. Я здесь, потому что мне стыдно, Ринат. Хочу попросить прощения. Я сожалею.
Ринат, чуть наклонившись вперёд, облокачивается на стол и кладёт подбородок себе на руки. Пока я ёрзаю, пытаясь игнорировать багровые шрамы, виднеющиеся из-под закатанных рукавов, он окидывает меня бесстрастным будто неживым взглядом, ничуть не скрывая скептической улыбки.
— Уймись, сестричка, переигрываешь.
— Мне всегда было проще соврать, чем сказать то, что есть на самом деле. Тебе ли не знать? Но сейчас я говорю правду.
Он мне не верит, ни одному моему слову. Злость на саму себя вскинула голову, задрожав на ресницах
