Я просматривала лак для ногтей, когда начался хаос.
— Всем лечь, немедленно!
Двое мужчин в черных лыжных масках ворвались в магазин, хлопнув дверью о стену.
— Я сказал, на пол!
Тот, что повыше, выстрелил в потолок.
— Ох, ради бога, — пробормотала я.
Один из их взглядов остановился на мне. Мои глаза расширились, и я легла на пол.
Кто-то закричал. Заплакал ребенок. Другой молился: Hail Mary.
Мужчины в масках — которые были очень невнимательны к другим, я могла бы добавить — крались к прилавку с рецептами.
— Дай нам то, что мы хотим, и мы никому не причиним вреда.
Я с трудом открыла пузырек с болеутоляющим. Дернув слишком сильно, крышка слетела, и таблетки рассыпались по полу. Светловолосая женщина с другой стороны прохода, сжимающая сумочку, смотрела на меня с недоверием. Я боролась, чтобы не закатить глаза. Как будто у нее никогда не было мигрени в неподходящее время. Я положила в рот две таблетки.
— Не лги нам! У тебя есть еще!
— У-у нас больше нет, сэр.
Я выхватила из корзинки лак для ногтей и встряхнула его. Недоверчивый взгляд женщины прожег мне кожу, пока я красила ногти красным лаком. Я сморщила нос. Слишком по новогоднему.
Голоса мужчин становились все более яростными, когда вдалеке завыли сирены. Послышалось какое-то шарканье, дверь звякнула, и они исчезли.
Я встала, отряхнула грязь с оливково-зеленого платья и направилась к кассе с полупустым пузырьком таблеток.
— Кто-нибудь? — крикнула я в пустую кассу.
Я позвонила в маленький колокольчик, стоявший на кассе. Два широко раскрытых глаза поднялись из-за кассы.
— Ой, привет. — я улыбнулась молодой кассирше. — Могу я это купить, пожалуйста? Желательно до того, как появится полиция и я застряну здесь Бог знает на сколько.
К сожалению, именно в этот момент полиция Нью-Йорка ворвалась в магазин.
Я вздохнула. Лучше взяла бы крем от сыпи, пока я здесь.
Я сидела на заднем сиденье машины скорой помощи, листая брошюру, которую мне сунули в руки для группы поддержки травматологов, когда прибыли федералы. Я не подняла глаз от брошюры, когда один из них подошел ко мне. Если мне придется снова пройти через весь этот круг вопросов, я уйду из жизни.
— Клинический центр Эймса, — прочитал низкий голос из листовки. — Почему мне кажется, что там ты будешь чувствовать себя как дома?
Мое сердце замерло, дыхание перехватило. Солнце было тяжелым и жарким, но не поэтому моя кожа внезапно воспламенилась изнутри. Он полностью завладел моим вниманием, но я пока не смотрела на него. Просто потому, что я не думала, что смогу справиться с шоком, услышав и увидев его одновременно.
Я перевернула страницу.
— Не уверена, офицер. Ты бывал там раньше?
Я подняла на него взгляд, мои глаза загорелись от осознания его ОКР, его окровавленных рук и счастливого пальца на спусковом крючке.
Широкие плечи.
Прямые линии.
Синий.
— Вижу, они тебя еще не приручили.
Протяжный звук обернулся вокруг моего горла, заставляя его запульсировать с бешеным темпом. Его вид был как удар огня в живот. Какая-то инстинктивная, животная реакция на простую привлекательность мужчины. Воспоминания о последней ночи, когда я видела его, нахлынули на меня, его руки на мне, тепло гудевшее между моих ног. Он был последним мужчиной, который прикасался ко мне, и мое тело не забыло. По правде говоря, я слишком много думала о нем поздно ночью — о грубом скольжении его ладони по моей щеке, о прикосновении его губ к моим, о жаре его тела. Он был моей любимой фантазией, в то время как я была уверена, что он прокладывал себе путь через каждую светловолосую светскую львицу, где бы он ни находился в течение последних трех лет.
Разочарование пронзило меня. А потом в груди расцвело еще худшее чувство — колючий стебель без розы; чувство, которое я подавляла каждый раз, когда думала о нем: непринятие.
— Я неукротимая.
— Мы оба знаем, что это неправда.
Я уставилась на него. Он хотел вспомнить ту ночь... сейчас? Насколько я могла судить, этого никогда не произойдёт. Мысль об этом при дневном свете заставляла меня чувствовать себя уязвимой и незащищенной.
Отложив брошюру в сторону, я скрестила ноги и откинулась на руки.
— Дай угадаю, ты три года проработал в бюро, чтобы осуществить свою мечту о моделировании мужского нижнего белья.
Он покрутил часы на запястье, раз, два, три. Засунув руки в карманы, его взгляд ласкал мою кожу так сильно, что я едва могла дышать. Он выглядел задумчивым, но что-то скрывалось под этим... зарождающаяся искорка огня.
Я подавила странное волнение.
— Нет? — поинтересовалась я. — Ты шантажировал какую-то несчастную девушку, чтобы она вышла за тебя замуж, а потом вы купили дом в пригороде и родили двоих детей.
Это был явный негатив. Следующая догадка ускользнула от меня прежде, чем он успел ответить.
— Ты побывал в Антарктиде и понял, что это твой дом.
Я была так довольна собой за это, и это было заметно.
— Ты закончила?
Я поджала губы.
— Да.
— Хорошо. Вон тот персонал в любую минуту направится сюда, чтобы расспросить тебя о твоих отношениях с Тузом. Ты можешь уйти со мной или разбираться с этим в течение следующих нескольких часов.
Я взглянула на специального агента, о котором шла речь. Он был привлекательным мужчиной, но мое внимание, казалось, не могло сосредоточиться ни на чем, кроме того факта, что он носил Asics со своим темно-синим костюмом.
— Меньшее из двух зол, не так ли? — пробормотала я, соскальзывая и становясь перед ним. — Показывай дорогу, офицер.
— Не очень хорошо разбираешься в характерах, — сказал он с мрачной ноткой в голосе.
Я вздрогнула.
— Да, у всех нас есть свои недостатки.
— Некоторые больше, чем другие.
Меня охватило раздражение. Я подняла на него взгляд, жалость скривила мои губы.
— Ты совершенно прав. Многие мужчины борются с импотенцией. В этом нет ничего постыдного. — я похлопала его по груди и направилась к машине, не обращая внимания на жжение в руке.
— Все еще думаешь, почему я не трахнул тебя, а?
Я замолчала и закрыла глаза, когда гнев пронзил меня.
— Единственное, что я думаю о тебе, это то, как освежается Нью-Йорк, когда тебя в нем нет.
— Никогда не пойму, как тебе удалось так
