Мое внимание вдруг привлекает компания в углу зала. Девушка, сидящая к нам боком, слишком громко смеется, эмоционально размахивает руками. Присматриваюсь. Марина?
Сижу и офигеваю. Точно она. Дальше уже наблюдаю с интересом. За их столиком еще одна девушка и смазливый парень лет двадцати пяти. Марина ведет себя так, что даже отсюда заметно, что она пытается вызвать в парне интерес. Но не это шокирует меня больше всего. Самое ужасное, что она явно пьяна…
Дома мы с Настей устраиваем праздник живота, потом я укладываю малышку спать. Нервно поглядываю на телефон. Макс обещал позвонить…
Сказать ему про Марину или нет? Думаю, все же стоит. В конце концов, речь идет о здоровье ребенка. Неужели Макс был прав, считая, что из Марины получится плохая мать? Как можно быть настолько отбитой на голову?
Нет, я знаю, что многие девушки ведут легкомысленный образ жизни, но это до того момента, пока к ним не приходит осознание ответственности за ребенка.
Время уже за полночь, Макс так и не позвонил. Уснуть нормально не получается. Я переживаю, все ли у него хорошо, и Марина эта все не выходит из головы.
Утром просыпаюсь разбитой, кое-как собираю Настю в садик, настраиваюсь на работу. Безнадежно опаздывая, выскакиваем на улицу, бежим в сторону остановки, но вдруг слышим в спину громкий гудок клаксона. Оборачиваюсь, машина мне незнакомая.
— Олеся Игоревна, здравствуйте, — обращается ко мне водитель. Лицо его кажется знакомым. — Меня Максим Викторович прислал отвезти вас на работу. Садитесь.
— А-а, — замираю на секунду в растерянности. — Но…
— Мама, не тупи, — дергает меня за руку Настя. — Пойдем скорее, а то опоздаем!
На работу я прихожу вовремя. На меня все косятся, мило здороваются, и следом в спину несется шепот. Но мне сейчас совершенно плевать! Пусть хоть лопнут все!
Захожу в наш кабинет. На моем месте сидит какая-то белобрысая кикимора.
Дракониха восседает на своем троне. Завидев меня, выпрямляется в кресле, спускает на нос очки, пренебрежительно хмыкает.
— Какими судьбами, Горюнова? За расчетом пришла?
— Нет! — останавливаюсь перед ее столом. — Я пришла на свое ЗАКОННОЕ рабочее место!
Сцепляемся взглядами. Видимо, Дракониха чувствует, что продавить меня с порога не получается.
— Какая ты интересная! Гуляла неизвестно где почти две недели! Работой не интересовалась, а теперь ты посмотри на нее! Вернулась она! — разводит руками.
— Я была на больничном, — отвечаю совершенно спокойно. — Официально и по всем правилам оформленном. Какие ко мне вопросы?
— Да много вопросов! Вон, Зиночка после тебя никак бардак в документах не разгребет!
— А кто такая Зиночка? Я ей дела не передавала. Почему она получила доступ к документам, за которые она не несет ответственности?
— Ой, только не надо про ответственность! — взрывается Дракониха. — Ты погляди, оборзевшая! Шлялась там с мужиком каким-то! Знаем мы! Болела она, ты погляди! Чем? Небось венеричку какую-то подцепила? А теперь пришла права мне тут качать? Мне в отделе такие … сотрудницы, — выплевывает брезгливо, — не нужны! Скажу, чтобы тебя в отдел снабжения перевели, там одни мужики, быстро найдешь себе «интересную работу»!
Я молчу, хоть и кипит все внутри. Жду, когда Дракониха разойдется на полную. В ход идут уже совершенно неприличные слова. Отлично! Только после этого достаю из сумки телефон с включенным диктофоном, демонстрирую ей.
Лицо ее вытягивается, она бледнеет. А теперь говорю я.
— Эва Эдуардовна, хочу напомнить вам о 237 статье Трудового кодекса, которая предусматривает возмещение морального вреда сотруднику за оскорбления со стороны работодателя. Помимо выплаты компенсации морального вреда, работодатель-сквернослов может быть привлечен еще и к административной ответственности, — да, я подготовилась и теперь знаю, что говорить. — А доказательства у меня теперь есть, — поднимаю телефон. — Ну так что, я займу свое рабочее место, или дальше будем разговаривать в суде?
Дракониха теряет дар речи, лицо ее покрывается красными пятнами, она только беззвучно открывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на берег.
— Так что? — тороплю ее.
— Зиночка, — каркает она. — Встань, пожалуйста.
Зинаида шокировано встает, выходит из-за стола.
— И куда мне? — спрашивает растерянно.
— Пойдем отсюда!
Дракониха выходит из-за стола, подхватывает под руку свое протеже, тянет к выходу. Уже в дверях бросает мне через плечо:
— Работай, Горюнова!
Они обе выходят, а Юлька аплодирует мне стоя.
— Браво, подруга! Вот это я понимаю, человек с больничного вернулся! Вот это тебя «вылечили»! Ты мне телефончик этого доктора скинешь?
— Юль! — хочу оборвать ее строго, но губы самовольно расплываются в улыбке.
— Нет, нет! Я не претендую! — смеется Юлька. — Просто рада за тебя.
— Да нечему особенно радоваться, — вздыхаю я. — С Максимом мы расстались.
— Жаль, — поджимает губы Юлька. — И все равно ты изменилась. Так что подумай, может еще не все потеряно?
— Давай работать, Юль! — ухожу я от опасной, болючей для меня темы.
День пролетает быстро. Работы накопилось много, и каждые пять минут мне хочется вернуть Драконихе ее слова про бардак в документах, который устроила ее неподражаемая Зиночка! Но Эва Эдуардовна к нам вернулась всего на пять минут, чтобы забрать свои вещи и обдать меня ненавистным взглядом. А потом они вместе с Зиночкой куда-то умотали.
Без них однозначно легче дышится и работается, чему я очень рада. Работа отвлекает от тревожных мыслей, которые все равно не отпускают.
Максим так и не перезвонил. Домой нас отвозит все тот же водитель. Меня подмывает спросить, все ли хорошо у его шефа, но понимаю, что это будет некорректно, да и едва ли водитель что-то знает. Поэтому просто благодарю его и выхожу из машины.
Идем к подъезду, но вдруг слышу сзади:
— Олеся!
Оборачиваюсь. Светлана.
— Привет, — произношу удивленно.
— Привет! Я хотела бы поговорить с тобой, — выдает напряженно.
У меня сердце тут же заходится от беспокойства.
— С Максимом все в порядке?
— В том-то и дело, что нет.
— Что с ним? — не получается скрыть в голосе волнение.
— А мы можем поговорить не на улице? — хмурится Светлана.
— Эм, — немного теряюсь, но быстро прихожу в себя. — Да, конечно. Пойдем.
Мы поднимаемся в квартиру. Хорошо, что лифт сегодня работает. Не думаю, что Светлана привыкла к забегам по лестницам, особенно если вспомнить, что она в положении.
Приглашаю Свету на кухню, ставлю чайник, присаживаюсь напротив. Она с интересом осматривается, но все еще молчит.
— Так что с Максимом? — тороплю ее.
— Все плохо, — драматично вздыхает Светлана. — У него разбито сердце.
Я зависаю на несколько секунд, переваривая сказанное. Понимаю, что зря волновалась.
— Светлана, — начинаю строго.
— Олесь, ты меня извини, — поднимает она примирительно ладони. — Я понимаю, что лезу не в свое дело и все такое. Просто Максим для меня очень близкий человек. И мне больно видеть, как ему плохо. Поэтому, — она делает паузу для глубокого вдоха, — я хочу рассказать кое-что. А дальше, решай сама.
— Хорошо, говори.
— Я не знаю, как давно вы познакомились, и сколько времени были вместе, но как я поняла, не очень долго, — тараторит она, явно волнуясь. — Я уверена, что Максим не рассказывал многое о себе, а есть важные вещи, которые, как мне кажется, ты должна знать.
— Я слушаю, — внимательно смотрю на нее.
Светлана продолжает:
— Максим умеет быть разным, иногда он кажется совершенно легкомысленным придурком, — усмехается, — но это совсем не так. Ему по жизни ничего легко не доставалось. А еще, год назад мы потеряли родителей, — на глаза Светланы наворачиваются слезы, но она быстро их смахивает.
— Сочувствую. Я не знала.
— Да. Это было большое потрясение для нас. Автокатастрофа. Их не стало в один миг.
А дальше Светлана рассказывает о сложных отношениях Макса с отцом, о том, что родители не жили вместе много лет, и только в последний год перед аварией снова нашли друг друга, о проблемах в бизнесе, которые свалились на них после смерти отца.
