— Марина, — захожу я к ней. — Давай вставай. Нас ждет врач.
— Я не могу сегодня, неужели ты не видишь! — огрызается она.
— Чего ты не можешь? Тебе плохо, я предлагаю отвезти тебя в больницу. Там тебе поможет врач. В чем проблема?
— Чем он мне поможет? Убьет моего ребенка? Я поеду только к своему врачу, — упрямо поджимает губы Марина.
— Та-а-к, — накрывает меня. — Я чет не понял, у меня на лбу написано «ЛОХ»? Ты ПОЙДЕШЬ к моему врачу! Иначе можешь забыть, как меня зовут! Так понятно?! — гаркаю на нее.
— Но мне плохо, — верещит она, выпучив глаза. — А ты еще и орешь на меня! — начинает всхлипывать.
Ну да, в гневе она меня раньше особенно не лицезрела. Но это ничего, пусть привыкает.
— Если тебе так ужасно плохо, тебя положат в больницу, или выпишут лечение! Еще вопросы есть?
— Но как я поеду в машине, меня постоянно рвет?
— Это неприятно, согласен. Но мы справимся с этим! Пойдем, я тебе приготовил воду с лимоном по совету доктора, а если не поможет, ну что ж, закажу потом химчистку салона!
Кое — как я доставляю Марину в больницу. Она до последнего упирается, что меня в целом радует. Это дает надежду, что Марина боится правды, поэтому всеми силами старается оттянуть визит к врачу.
— Ты настоящий изверг, — со слезами на глазах причитает Марина. — Я хочу просто отлежаться, а ты…
— Все, прекращай ныть! Если ты не беременна, и поэтому не хочешь идти, так и скажи!
— Чего? То есть ты так и не поверил мне? — выпучивает Марина на меня глаза. — Доказательства тебе нужны, да? — выплевывает она. — Пошли! Будешь потом извиняться за свое хамство и грубость! — с психом выскакивает из машины.
Вот, зато сразу и тошнота прошла, и в обморок мы уже не падаем! Отлично!
Идем по коридорам к нужному кабинету. Стучусь, открываю.
— Здравствуйте, Елена Сергеевна, мы приехали.
— Заходите! — строго смотрит на нас через очки Елена Сергеевна — миловидная женщина средних лет. — Наконец-то. Я уже хотела уезжать! У меня выходной, на минуточку.
— Мне было плохо, — стонет Марина. — Токсикоз, знаете ли, в первом триместре.
— Плохо, если так, — чеканит доктор. — Значит, вы делаете что-то неправильно, или у вас есть осложнения, которые нуждаются в серьезном лечении. Легкая тошнота в утренние часы — это нормально. Сейчас же уже обед, и как я поняла, состояние у вас не улучшилось. Проходите, раздевайтесь, ложитесь на кушетку. Сейчас проведем УЗИ, возьмем анализы и тогда сможем понять, с чем связано такое сложное течение беременности.
Марина бледнеет, поджимает губы. Мне искренне кажется, что сейчас она признается во лжи, сообщит, что никакой беременности нет. Но Марина все же шагает к кушетке…
Пока Марина укладывается на кушетку, Елена Сергеевна вызывает лаборантку, она приходит с чемоданчиком, берет у Марины кровь.
Елена Сергеевна настраивает аппарат УЗИ, дает рекомендации Марине, как лучше лечь, а я не свожу глаз с экрана.
Меня начинает реально трясти. Я мысленно молюсь всем богам, чтобы сейчас этот серый экран показал, что все происходящее — это грандиозная ошибка, вранье, да что угодно, только бы беременность не подтвердилась. Марина тоже нервничает, и я до последнего момента пытаюсь найти в ее поведении доказательства лжи.
Процедура начинается, Елена Сергеевна задумчиво водит аппаратом, рассматривая серый экран. Я ничего не могу там разобрать. Только какие-то хаотично движущиеся кляксы.
— Что там? — спрашиваю неожиданно хриплым голосом.
— Все хорошо, папочка, не переживайте. Беременность у вашей жены подтверждаю, — выносит она приговор. — Вот, видите, одно плодное яйцо, — показывает пальцем на экран.
Но я не вижу теперь вообще ничего. Кровь бешеными толчками бьет в виски, а в голове только одна мысль — это конец!
Врач продолжает говорить, единственное, что улавливаю — срок небольшой, пять-шесть недель.
Марина победно улыбается до самого конца процедуры. И уже после всех рекомендаций, когда мы выходим вместе в коридор, она поворачивается ко мне с ехидной улыбкой.
— Ну что, дорогой, ты рад? — выгибает бровь.
— Ага, еле держусь на ногах от счастья!
— Зато теперь ты убедился, что я не вру! Жду твоих пламенных извинений! — шипит она и уходит, звонко цокая каблучками.
А я смотрю ей вслед, совершенно не понимая, что теперь делать…
Марину я отвожу домой в полной тишине. Она надулась, демонстративно со мной не разговаривает. Я же этому только рад.
Не знаю, что она там ждет, извинений или признаний. Я сейчас способен выдать только сплошной негатив, поэтому пусть меня лучше не трогает.
У ее подъезда торможу, она выходит из машины, я не двигаюсь с места.
Марина подходит к открытому окну с моей стороны, останавливается.
— Что? Так ничего и не скажешь? — смотрит на меня с кривой ухмылкой.
— А чего ты ждешь? — устало поднимаю на нее глаза.
— Ну, чего-то жду, — поджимает она губы. — Я понимаю, до тебя только сейчас дошло, что все серьезно. Я даю тебе время прийти в себя и подумать, как мы будем дальше жить.
— Я подумаю, — киваю. — Но на многое не рассчитывай. Финансовую поддержку в разумных пределах я тебе обещаю. Остальное — по возможности, но без фанатизма.
— Мда, Максим, — цокает она. — Верно говорят, что все мужики — мудаки. Ты, оказывается, такой же.
— А ты верила в сказки? Не стоило. Я тебе уже говорил, что думаю по поводу наших отношений.
— А чем она лучше, а Максим? Она же, — ее губы пренебрежительно вздрагивают, — никакая.
Меня окатывает гневом.
— Ну да, а ты, блин, особенная, да?
— Да, — кивает совершенно уверенно.
— Боюсь тебя разочаровать, Марина. С конвейера кукол у нас сошла как раз ты. А Олеся — это эксклюзивный товар, который к тому же за бабки не продается.
— Что, святая такая?
— Нет. Но ты не бери в свою крашеную голову. Ты не поймешь.
— Ну, раз она такая правильная, то явно не станет мешать нашему счастью, да Максим? — ехидно усмехается.
— Не переживай. Не станет. Тем более что мешать особенно нечему. Никаких «нас» нет. Раз ты решила оставить ребенка, хорошо. Значит, дальше нас будет связывать только он.
— А ты считаешь, что это мало?
— Это до хрена! Но это не про «долго и счастливо».
— То есть сейчас ты уйдешь, и?..
— Ты знаешь мой телефон. Если что-то нужно, звони.
— И ты меня даже до квартиры не проводишь?
— Ну ты же не инвалид. И симулировать здесь не надо. Привыкай к самостоятельности.
— А если не привыкну? — выгибает бровь. — Если захочу получить поддержку, — делает многозначительную паузу, — не от тебя?
— Значит и дальше будешь шагать без меня. Совсем. А ребенка я у тебя заберу.
— Ну, ну, — усмехается. — Посмотрим.
Разворачивается, уходит. Я же срываю машину с места, кипя от гнева. Вот как оставаться человеком с этими бабами? И куда твои глаза, Максим, смотрели, когда ты с ней связался?
Понятно куда. Только теперь эта не обременяющая связь капец как обременяет!
Но назад уже не отмотаешь.
Домой ехать не могу, там точно от тоски взвою. Поэтому еду на работу. В офисе пусто, но мне никто и не нужен. Я долго в задумчивости стою у панорамного окна, открывающего вид на город.
Когда-то этот бизнес мы начинали строить вместе с отцом. У нас с ним были не самые простые личные отношения, с мамой они развелись, когда мне было десять, и потом мы редко виделись. Он жил в другом городе. У него там была своя строительная фирма.
На первых парах он мне помог начать свое дело. По рабочим вопросам мы с ним сошлись, стали полноценными партнерами. Несколько лет назад отец полностью перевел свой бизнес сюда, и мы организовали общее большое дело.
А еще родители помирились после многолетней вражды и снова начали жить вместе. Это было волшебное время. Мама как будто помолодела, сбросила вместе с обидами лет десять, и отец стал совсем другим. У меня тогда впервые за много лет появилось ощущение полноценной семьи, тепла, тыла.
