Ощущения из детства вернулись к ней настолько быстро, что Злата не успела их оттолкнуть или остановить. Процесс запустился так быстро, что сознание не успело его восприятия в отличии от тела, которое мгновенно сковало. Руки стали дрожать, а дыхание из прерывистого превратилось в болезненное.
Злата прикасалась к его плечам трясущимися пальцами, выдыхала, отчаянно пытаясь привести своё эмоциональное состояние в норму. Не выходило. Картинки и слова в голове играли рефрена, заставляя чувствовать себя беззащитным ребёнком. К ак тогда. Снова. Она снова боялась.
Боялась сделать что-то не так, боялась испортить всё какой-нибудь внезапной слабостью или страхом, боялась настолько многого, что трудно было сказать. Боялась сделать недостаточно. Не так, как другие… Она ведь всегда всё делала не так, и они уходили…
Страх заполнял тело всё больше и переходил в сознание, заставляя слёзы скапливаться в уголках глаз. Злата старалась с прежним пылом отвечать на мужские поцелуи, однако душа её была уже не здесь. Она снова оказалась в клетке и боялась, что дверь из неё больше никогда не откроется.
Злата мысленно повторяла себе, что сейчас перед ней не прошлое, а Паша. Её несносный врач, который никогда не обидит и не причинит вреда. Если бы хотел, он бы ведь ушёл раньше… Ушёл был?
"Я ему нужна. Он не уйдёт, если я что-то сделаю не так""Я справлюсь. Не оттолкну. Он останется. Он не бросит. Я верю""А если недостаточно… Если снова недостаточно, я и…"
Лёгкая шифоновая ткань скатилась по плечам девушки, и в тот же момент Паша от неё отстранился, внимательно глядя в глаза. Уловить напряжение было нетрудно, но его источник явно допускал несколько возможных толкований. Злата снова начинала выглядеть подавленной, такой же, как в её первое поступление в больницу. Неживой и перепуганной.
— Прости я…
Она попыталась что-то сказать, зачерпнуть судорожным глотком воздух, но Паша лишь покачал головой, перебивая её. Он знал, что сейчас Злата снова попытается оправдаться и один этот факт ударил его самолюбие больше, чем обычный отказ.
— Не надо заставлять себя, если не хочешь, — чётко проговорил мужчина. Так уверенно и спокойно, чтобы она точно услышала. Он провёл большим пальцем по её мягкой щеке и устало улыбнулся. — Я не стану относиться к тебе по-другому из-за этого, что ты к этому шагу не готова. Не мучайся, хорошо? Посмотрим фильм или поедим или…
Услышав последние слова Паши, Злата прикрыла глаза. На глаза начали набегать слёзы и спрятаться от них не выходило. Девушка не хотела срываться при Паше, но её накрыло так, что сбежать не вышло. Ей хотелось плакать. Плакать. Всхлипывать и рыдать.
От собственных страхов и главное от того, что в голосе Паши о на так и не услышала недовольства и осуждения, которого ждал а. Оно сопровождало её всю жизнь, а сейчас мужчина ласково смотрел на неё и даже не выглядел раздражённым. Он ни убегал, ни просил уйти, а просто стоял рядом и держал её за руку, как маленькую девочку.
Паша молчал и ничего не говорил, просто в какую-то секунду внезапно обнял, прижал к себе и дал проплакаться на плече. Её невыносимый и грозный врач снова утешал и ничего не требовал взамен. Ни раньше. Ни сейчас. А она снова вешала на него свои проблемы. От осознания собственного ничтожества и слабости, девушки всхлипнула ещё сильнее.
Злата не считала времени, теряясь в пространстве и продолжая плакать. Она цеплялась пальцами за его футболку, мочила слезами плечо и шептала что-то совсем неразборчивое. Паша не мешал ей, только чувствовал, как девичья боль отдаётся в нём с такой же силой . Хотелось просто ударить тех людей, которые планомерно доводили собственного ребёнка до такого состояния.
Врач знал о проблемах Златы и всегда был подсознательно готов к её срывам и истерикам. Психолог советовал проживать это вместе, и они, действительно, старались делать это именно так. Во всяком случае через несколько десятков минут всхлипы начинали стихать, а прерывистое дыхание становилось ровнее.
— Что случилось? — всё же спросил мужчина, когда Злата перестала плакать и по-детски трогательно обняла его за шею, тут же утыкаясь в неё своим холодным носом. — Как ты?
— Я…. Я испугалась, что разочарую тебя, — честно выдала Злата слегка дрожащим голосом. — Прости мне просто стало страшно, что ты поймёшь, что я — ущербна и уйдёшь. Я…
Она снова начинала дрожать, а Паша привычно прижимал её ещё теснее, своей реакцией блокируя новый приступ.
— Всё хорошо, игрунка моя, — выдохнул мужчина, шепнув это осторожно на ушко. — Я с тобой… Всё хорошо…
22. Доверие — это несложно
Лежать на его плече и говорить о том, что беспокоит, оказалось совсем несложно.
И пусть сначала слова едва складывались в предложения, внутренности душил стыд и страх, а голос звучал необычайно тихо, всё было именно так, как было нужно именно сейчас. Несмотря на опасения, страхи и множество разниц, стоящих между ними.
Конечно, в эти напряжённые моменты Злата чувствовала себя комком нервов: сжималась, тряслась и, кажется, в какой-то момент едва дышала, но тем не менее продолжала идти вперёд, наперекор собственным прежним установкам, чувствуя при этом пальцами горячую мужскую ладонь и ощущая поддержку каждой клеточкой своего тела.
Паша не перебивал, не задавал вопросов, а просто слушал, не забывая ласково гладить худую спину. Он мысленно ловил каждую фразу, старался всё обдумать и сделать выводы. Мужчина не был психологом, однако тем не менее внутри него всё равно отчётливо назрело осознание: этой девочке нужен не столько врач, сколько любящий человек, находящийся рядом и не собирающийся уходить.
Ребёнок, выросший без любви и внимания, несмотря на отчаянные их поиски, не может просто так взять и поверить в чью-то привязанность. И винить такого человека в этом тоже самое, что винить астматика в его собственной болезни. Так сложилось в виду объективных причин и теперь остаётся только корректировать последствия.
— Я боюсь не справиться, — после очередного эмоционального всплеска сбивчиво заключила Злата, стараясь сдержать очередной всхлип. — Не справиться с работой и со своими чувствами. Мне страшно, что мои эмоции снова будут неправильными… Вдруг я… оттолкну тебя неопытностью, навязчивостью или чем-то ещё, о чём даже не догадываюсь? Я пытаюсь быть сильной и взрослой, но у меня постоянно не получается… Как будто что-то сбивается, и я звоню с претензиями дурочки и требую внимания…
— Боишься, что я уйду, если ты перестанешь держать? — спокойно уточнил Паша, мягко поглаживая большим пальцем руку девушки. Он не старался сделать свой тон притерно-сладким, напротив, сохранял в голосе привычную строгость. И хотя он видел, каких трудов стоило Злате такое "очевидное для него" признание, повести себя по-другому было сейчас нельзя. Грань между жестокостью и жалостью всегда поразительно тонка. — Злат, ответить-то всё равно придётся, я мысли читать не умею, а вечно бежать от правды не вариант, всё равно накроет.
Девушка прикрыла глаза, ухмыльнулась сквозь слёзы, а потом осторожно кивнула, как бы отвечая на высказанный вопрос. Ещё несколько минут Злата продолжала молчать, всё ещё немного сопя носом и ожидая его реакции, способной или подарить, или отнять последнюю надежду. Своими откровениями Злата раз за разом вверяла ему свою душу и теперь ей оставалось только ждать и верить, что её чувства не втопчут в грязь.
Паша разрушать её опасения не спешил, выжидал паузу, тщательно обдумывая последующие слова. Нужно было взвесить каждое слово, чтобы не сделать хуже и не спровоцировать защитную реакцию девушки. Откат назад в их непростой ситуации стал бы фактическим поражением. Мужчина устало выдохнул, привычно нахмурился, а потом вдруг осторожно притянул Злату к себе и ласково поцеловал в макушку.
