— Ты решила мне историю жизни рассказать? — спросил он, и Мотя тут же насупилась.
— Ты сам спр…
— Ладно, болтушка, рассказывай.
Она обижалась по щелчку пальцев. Не понимала, как можно быть таким деревянным и не просто болтать, а говорить то, что думаешь, не оберегая чьи-то легко оскорбляемые чувства.
— Я…
— Ну все, все. Рассказывай, я пошутил. Очень интересно.
Мотя закатила глаза, но выдержала всего пару минут молчания, прежде чем продолжила:
— В общем. Я бросила институт, и такая типа… что дальше? До нового учебного года дофига времени, да и в сам институт я не особо хотела. Нашла курсы, а там цена — конь! Но отзывы очень хорошие и типа куча возможностей потом… ну обещают, по крайней мере. В общем, у меня тогда была работа… в баре. Я в караоке там пела вместо одной девчонки, она в декрете была. А еще и с ее ребенком иногда сидела, типа няня. И официанткой тоже подрабатывала. И еще потом вот санитаркой устроилась, ну про это я уже рассказывала.
— И много накопила?
— Ну… не очень, если честно. Я только начала, в конце концов. Скоро в гору пойдет!
— Что пойдет? Работа санитаркой?
— Нет. Я знаешь что? — она подобрала под себя ноги и чуть придвинулась, будто скрываясь от лишних ушей. — Я песни пишу! И я хочу их продавать!
— Да что ты, — он будто не верил, и на губах даже застыла кривая усмешка, но в его глазах Мотя читала что-то большее чем просто сарказм.
— Да. И я в это верю.
— А тебе верить можно? — тихо спросил Роман.
Усмешка с губ еще не сошла, но уже казалась лишней, будто прилипшая к идеально чистому окну муха.
— Я… не знаю, — Мотя стушевалась.
В голове роились мысли и очередные подозрения, что Роман все знает. Она это терпеть не могла и знала, что если разговор и дальше пойдет по душам — закончится плохо.
— Я… не всегда бываю хорошей.
— Вот как! — снова эта усмешка. И вокруг глаз собрались морщинки.
Лицо Романа Моте показалось таким красивым, что она затаила дыхание, глядя на него, а потом отвернулась, обращаясь к горизонту. Собирались тучи. Темные и тяжелые. Свинцовые, густые, как варенье. И в воздухе будто начинало пахнуть озоном.
— Со мной вечно что-то случается, я это тоже уже говорила, кажется, — Мотя поторопилась выболтать любую свою постыдную историю, только бы не секрет. — Я как-то предала лучшую подругу. Единственную, если честно. Я не хотела.
— Это как?
— Я всегда была популярной, и подруг было много. Ну и короче, подруга настоящая была всего одна, по сути, мы жили в одной квартире. Она… забеременела. Ничего хорошего в этой истории не было. По глупости вообще. Но там все закрутилось, и вроде как все было хорошо, она даже к нему переехала, а он прям ну норм.
— «Ну норм»? — Романа страшно веселила эта манера говорить. Он понимал, что это не литературный клуб, но как будто настолько отвык от такого кощунственного обращения с русским языком, что заслушивался этими убийственными оборотами.
— Да. Такой ниче. Типа как ты, только ну… нормальный, не с кислым лицом, — она сжала губы, сдерживая смех, а потом засмеялся Роман, и она расхохоталась от собственной шутки.
— Глупость какая.
— Ага, — кивнула она. — Ну я серьезно. Улыбайся иногда искренне, ок?
— Ок, — он нарочито выделил каждую букву, и Мотя закатила глаза.
— В общем, мы сидели в баре, кажется… просто со знакомыми из группы и девчонки стали ржать что-то про какие-то слухи о моей подруге. Я разозлилась сильно, потому что они были курицы, ну те, с кем я сидела в баре. А Соня норм. И я стала что-то разгонять, и болтнула лишнего. Они это тоже разогнали. Слово за слово и… стало только хуже. Через день весь институт болтал о Соне, что она живет с богатым мужиком и залетела. А это ну… не придерешься, по факту так! Только ну это не так же… Короче, это было ужасно. И со мной так всегда. Я пытаюсь исправить, а выходит хуже. Хочу как лучше, а выходит как всегда. Я пытаюсь этого не делать, но стоит мне войти в раж, и меня уже не остановить. Мне казалось, я ее защищала от слухов, а, в итоге, их распустила. Кошмарно. И я ни в коем случае, не думаю, что это оправдание! Ок?
— Ок, — он снова выделил каждую букву. — Ты прямо девочка-катастрофа.
— А ты мальчик-загадка. Ну почему ты такой? А?
— Да обычный я. Просто не все такие, как ты.
— Нет уж. Ты просто феноменально ледяной тип. Что за мысли такие… ты сказал, что останешься один. Почему?
Роман не ответил.
Где-то вдали полыхнула молния, а тучи стали еще темнее, и Мотя поежилась от того, что потянуло холодом. А Роман кинул ей кофту, которую незадолго до этого снял.
— Вот я расскажу, а ты разболтаешь, — улыбнулся он.
— А это тайна?
— Не тайна, — покачал головой Роман и Мотя поняла по его взгляду, что сейчас что-то будет.
Тридцать пятая. Щекотать нервы
— Ну расскажи уже!
— Да нечего мне рассказывать. Я так же, как и ты, не понимаю, что за истории бывают со всеми этими психологическими травмами и прочим. У меня нет никаких особенных проблем. И я не считаю, что непременно останусь навсегда одиноким.
— Но…
— Но как ты себе это представляешь? Почему вообще я должен связываться с кем-то, кто не имеет ко мне никакого отношения? Как можно полюбить чужого ребенка? Это даже не сохранит твой генофонд, это просто… существо требующее внимания. И пока оно станет разумным…
— Но…
— Хочешь тайну? Я не умею любить просто так. Просто не могу. С детства. Потому мне нравятся собаки, а не кошки. Собаки умеют любовь возвращать, а кошки — потребители. Я всегда влюблялся за что-то. В школе любил непременно самую красивую или самую умную девочку.
— Но все это проходит! Красота и…
— Именно! И я честно говорю, что все эти отношения — временны. Только ребенок «временным» не бывает. Он навсегда. Мотя, я не верю в какой-либо тип отношений, кроме глубоко и исключительно партнерских. И потому я останусь один. Даже если я снова женюсь, а я не исключаю такой возможности, я все равно буду один. Потому что буду в партнерстве. Один плюс один равно два. Не половинка и половинка равно одно целое.
— Ты чушь несешь. Не верю.
Для Моти такого понятия не существовало.
Партнерство — ок.
Один плюс один — ок.
Но нет, не две единицы в отношениях, а именно одно целое и никак иначе. Математика тут давала сбой. Один плюс один равно один и точка!
— Почему? — он улыбнулся так, будто и правда хотел услышать ответ, но уже знал, что он будет неверным.
— Потому что… — она набрала побольше воздуха в грудь, чтобы выпалить то, что вертелось у нее на уме все то время, что Роман говорил. — Иначе с чего вдруг тебе влюбляться в меня? А?
Это было резко, как пощечина, и Роман даже отпрянул. Он хотел было переспросить, действительно ли Мотя сказала такое, но вовремя прикусил язык.
Будь он мальчишкой, немедленно стал бы отстаивать свою уязвленную гордость, возмущаться и доказывать что-то. И на секунду показалось, что мальчишка-таки победит, но хватило сил себя остановить. Роман прикрыл глаза и улыбнулся.
Откуда только в нем взялась эта горячность? Даже подумать о том, что Мотя сможет пошатнуть его уверенность в себе — было чем-то невозможным.
Нет.
Он не так прост.
— Действительно. С чего бы, — хмыкнул он и выдохнул.
Это оказалось сложнее, чем он думал.
Сопротивляться становилось все сложнее.
А думать о том, что будет если сдаться на волю этой безумной девчонки, просто напросто страшно.
Она покраснела и уставилась на плотные грозовые тучи.
Небо полыхало, горело, словно кто-то удачно чиркнул спичкой над канистрой бензина. И по капельке начинал накрапывать дождь. Он не долетал до Моти и Романа, оседал на окнах, стучал по стеклу и от мерного звучания становилось еще уютнее.
— Ты такой… отвратительный! — вздохнула Мотя. — И я тебе не верю. Ни единому твоему слову. Не верю, что ты не понимаешь, в чем принцип любви.
