осколки чашки.
— Лиль, ты чего? — подкатываюсь к ней.
Сейчас как никогда чувствую себя ущербным. Я ей даже помочь не могу, поддержать и усадить на стул.
Гасанов быстро понимает всё по моему взгляду и делает это за меня.
— Водички?
— Нет… — она дышит тяжело и глубоко.
— Что случилось-то?
— Голова закружилась.
— Давление, наверное, упало. У тебя тонометр есть? — поднимается Мурат.
— Намекаешь на то, что я старая? — вдруг начинает она злиться на ровном месте.
— Нет. Прямо говорю, что у тебя давление могло упасть. Это и в двадцать лет бывает, — обижается он.
Держу Лилю за руки и успокаивающе поглаживаю большими пальцами.
— Может, правда давление упало? — стараюсь говорить с ней ровно, чтобы не заводилась.
Она последнее время вся на взводе, но психует тихо, не показывая характера. Боится затронуть словами больную тему. Вот и истерит молча. Я заметил, что в эти моменты она превращается в заводную домработницу, которая драит всё: от посуды, до шкафов под потолком. Потом отключается без сил, а следом и я. Поодиночке у нас не получается.
— Мне уже лучше. Надо осколки собрать, пока кто-нибудь не порезался, — привстаёт со стула, но я усаживаю её обратно.
— Я уберу. Веник где? — вызывается помочь Мурат.
— В прихожей. В шкафу у входа.
Гасанов сметает остатки разбитой чашки. Решает, что им уже пора домой и увозит детей.
Лиля ложится на диван и застывает, не двигаясь.
— Стас, как тебе дети Алисы? — спрашивает неожиданно.
— Хорошие.
— А если у нас будет свой ребёнок?
— Круто! Когда-нибудь будет…
— А если это "когда-нибудь" случится через восемь месяцев?
— В смысле? — не сразу доходят до меня её слова.
— До тебя, как до жирафа, Воронин. Я беременна.
Ничего себе!
Не хочу лежать, не смотря на то, что это обязательное условие после массажа. С трудом, но пересаживаюсь в кресло.
Стараясь не шуметь, выезжаю из комнаты.
Лиля провожает Вадима, врача, который занимается со мной.
Он на прощание обнимает её за талию и целует в щёку.
Меня всего переворачивает. Слишком собственнический это жест. Словно от своей женщины уходит, а не от моей.
И так постоянно. Он, не скрываясь, заигрывает с ней, хоть она и не даёт поводов в ней сомневаться. Да и ребёнок у нас будет.
Но, блядь, ревность рвёт. Ещё потому что я вот такой, немощный, а он здоровый. Реально огромный накачанный мужик с рукавами из татуировок. Девушки от таких млеют.
— Стас, ты зачем встал? — замечает меня Лиля, закрыв за доктором дверь. — Тебе полежать надо.
— Я не хочу, — срывается мой голос на агрессию.
Вот этого я и боялся, что сравнение с другими меня начнёт кидать в крайность зависти и ненависти ко всем нормальным людям. Алиса помогает справиться, но я всё равно стал замечать за собой это.
Мои попытки встать на ноги самостоятельно проваливаются. Да, я чувствую что-то, и ногами при усилии могу пошевелить, но встать не получается.
— А ещё я не хочу, чтобы он больше приходил.
— Воронин, ты с ума сошёл?! — замирает Лиля посреди прихожей. — У тебя же без массажа и гимнастики все мышцы через месяц атрофируются. А Вадим хороший специалист, один из лучших!
— Вот именно. Один из… Значит, есть и другие, — разворачиваюсь и еду в гостиную.
— Стас… Ты из-за того, что он мне сказал? Что я сегодня красивей, чем обычно? — идёт за мной.
— Да он постоянно тебе это говорит, Лиль! Неужели ты это не замечаешь? Прикоснуться к тебе пытается. Цветы на прошлой неделе принёс.
— Ты мне тоже подарил… — проседает её голос в обиде. — Те, что я люблю, а не самый красивый букет в магазине.
Да, купил. В банке восстановили мой счёт, оказалось, что за три года на нём приличная сумма скопилась. Так что я могу позволить себе дарить ей подарки. Но не в них дело. Ей другого не хватает, а я дать полноценно не могу.
— Ладно! Не хочешь его, найдём кого-нибудь ещё, — опускается передо мной на колени.
У меня от этого внутри сжимается всё.
— Встань! — не хочу видеть, её ползающую у меня в ногах.
Встаёт, не понимая, что сделала не так.
Беру её за руку и сажаю себе на колени.
Улыбается, ласково поправляя мне чёлку, которая отросла за полтора месяца. Волосы в больнице снесли машинкой перед операцией. На затылке они теперь почти не растут из-за шрама, вот и хочу отрастить, чтобы спрятать его.
— Воронин, я тебя люблю. Я, между прочим, от тебя родить собираюсь. В сорок три. Хоть врачи и настаивают на прерывании беременности из-за возможных осложнений. По тайге рыскала, чтобы найти, потому что уверена была, что жив. А ты меня ревнуешь. Ну, куда это годится? — говорит спокойно, поглаживая меня по плечу.
— Прости… Сорвался, — утыкаюсь ей лицом в шею. — Просто я…
— Дурак ты, Стас! Ты мне один любой дороже миллиона других. И для тебя всё, что хочешь, сделаю. Не хочешь у Вадима лечиться, не будешь. Ты прав, есть другие, — обнимает меня за плечи.
— Сможешь меня завтра отвезти в футбольный клуб. Хочу с ребятами пообщаться.
— Конечно. Хорошая идея. А я с Алисой в это время по магазинам пробегусь.
* * *
— Какие люди! — встречает меня на выходе у поля наш тренер, Александр Степанович.
Благодаря Алисе большой кусок из спортивного прошлого я вспомнил, вместе с наставником, который гонял меня безбожно, если я ленился. Но всё равно лучшим я не стал.
— Вы постарели, Александр Степанович, — замечаю в нём изменения.
— Ну, так годы идут. Ты тоже возмужал. Девушку красивую нашёл, — улыбается, искоса взглянув на Лилю, стоящую сзади.
— Поезжай! Я сам справлюсь, — с маленькой долей ревности обращаюсь к ней.
Ломает меня всего, когда мужчины ей комплименты говорят. Заслуженно. Она и, правда, очень красивая. Но это неконтролируемо, само собой выходит.
— Позвони, как освободишься, — целует меня.
— Не волнуйтесь, мы о нём позаботимся. И доставим домой, если надо.
— Спасибо!
Машем друг другу пальцами на прощание.
По глазам вижу, волнуется, оставляя меня здесь одного. Даже когда я просто лежу в кровати с закрытыми глазами, заходит и проверяет, всё ли у меня нормально. Я не злюсь, просто она боится, что со мной что-то может случиться.
— Хорошая…
— Угу… — разворачиваюсь к тренеру.
— Пойдём к ребятам, — помогает катить сзади мою коляску к раздевалке. — На поле сейчас малышня, наши готовятся пока.
Встречают все тепло. Обнимаемся, шутим.
Тренер с врачом клуба о чём-то секретничают в углу. Тот передаёт Александру Степановичу бумаги. Всё время стараются не показать, что
