раскрывая рот и толкаю только головку.
Тело словно жаром обжигает.
Нежность просто бьет наотмашь.
Кончаю бурно, прямо на язык.
Не даю сплюнь, заставляю проглотить.
Тут же получаю пощечину.
— Скотина! Обязательно было так!? — бьет снова. Хочет с колен слезть, но далеко уползти не даю. — Отпусти!
Обхватываю за талию, наваливаюсь всем телом.
— Животное, отпусти!
— Ну прости, малыш. И так еле сдерживался, — целую шею, мну пальцами грудь, чувствую, как ее звенящее напряжение сходит на нет, открывая мне путь в мир ее желания, возбуждения. Она выгибается, когда пальцы обмакиваю в терпкой густой влаге, скольжу вперед — назад, добавляю второй палец.
— Скотина, — шепчет она, руками о кресло опирается, стонет тихо, почти неслышно.
В голове шумит от этого звука, голову ее вниз толкаю, снимая джинсы до колен, ставя ноги в совершенно неудобную позу, но это не важно, потому что самое главное — войти.
Просто скользнуть внутрь и разбить недовольство моим поступком.
Давлю на голову, сквозь собственный стон слышу ругательство, но пальцы уже натягиваю пояс просторных штанов, а член вбивается по самые яйца.
Раз.
Другой.
Внутри так туго и мокро, что кажется сейчас мне поясницу сведет.
Есть шанс, что второй раз я продержусь дольше, доведу девчонку до оргазма.
Нажимаю пальцами на клитор, Вера дергается на каждый толчок, стонет все громче.
Меня качает, как на лодке в открытом море. Вышею. Сильнее.
Всаживаю все чаще, почти долблю как молотом о наковальню. Стискиваю зубы, сжимаю грудь в руке сильнее, натягиваю ткань до треска.
Вера орет, содрогается телом, кончает бурно, пытаясь вытолкнуть меня из себя. Но я лишь ускоряю темп, чувствую, что не готов закончить все прямо сейчас. Мне нужно больше, ближе, жарче. Мне нужна она. Чтобы мне подчинялась, чтобы за темпом успевала, чтобы думала всегда только обо мне. Хотела только меня. Хочется всю ее. Вместе с характером, глупостью, ревностью. Сожрать, поглотить, изничтожить.
Она как яд вошла в меня, все силы вытягивает, жизнь себе забирает, сердце деля пополам.
— Суууука, — ору, наращивая темп, качая машину, вбиваясь словно кулаком в стену.
Раз, другой. Еще. Сильнее.
Вера кончает снова, плотным кольцом обвивая член у самого основания.
Поясницу простреливает по полной, а я кончаю снова, еле успев вытащить и прыснуть на узкую спину, раскатывая сперму словно свою печать рисуя, шумно дыша и приговаривая:
— Дряя-янь. Убью, но не отпущу.
— Не отпускай, — выдыхает, а потом все — таки локтем острым в живот пихает. — Слезь с меня животное. Ну вот во что ты превратил мои вещи!
— Едем за новыми? — усмехаюсь, поднимая кресло и подтягивая спущенные штаны.
— Сейчас?
— В идеале завтра. Я не спал двое суток и мне на работу надо сгонять.
— Домой отвезешь?
— Да. Накормишь?
— Может быть, если опять не будешь член свой в меня пихать.
— Так и быть. Сегодня точно не буду, — она фыркает, бьет кулаком в плечо, но тут же удобно устраиваясь на сидении. Бросает взгляд на меня, а я уже знаю, что теперь когда она успокоилась, когда кончила и пришла в себя, то вспомнила о причине моего отъезда.
— Леон… — даже слушать не хочу. Из нутра злоба лютая поднимается. Торможу резко, заезжаю в карман. — Я просто хотела спросить! Что ты бесишься!?
— Ничего. Выйди из машины и позвони ему. Номер наверняка тот же.
— Сейчас?
— Нет, завтра! Сейчас конечно — щелкаю замок, а она сидит. — Что?
— Ты мне всю одежду порвал! Как я выйду!
Я бью затылком подголовник. Выдыхаю. Ладно, спокойно, мужик. Она уже твоя, она уже никуда не денется.
— Тогда переоденься, выйди и позвони и закроем разговор. Это имя я больше слышать не хочу, ясно?
— Да конечно ясно, — чертовка целует меня, перелезая через сидение, задевая плечо задницей. Нарывается чтобы шлепнул. Кулак на колене сжимаю. Чем быстрее побазарит, тем быстрее мы тронемся в путь.
— Пять минут, — рявкаю, когда она из машины вылазит. Ей остается только кивнуть. А мне остается только тихо порыкивать, как зверю, которого временно посадили на цепь.
Гудок. Еще гудок. Подошвой отбиваю ритм мелодии, что слышится из машины. Ну и чего он трубку не берет. А если Леон соврал? А если он не ездил за ним или вообще его убил.
Чувствую напряженный взгляд в спину, ощущаю, как ледяная змея ползет вдоль позвоночника. Мне не хочется, чтобы он соврал. И дело даже не в Коле, просто мне не хочется сейчас расставаться с Леоном. А это неизбежно, если он что — то сделал с Колей.
Ну пожалуйста. Ну возьми трубку.
Перед глазами пелена. Страх за горло держит. Пожалуйста. Пожалуйста.
— Алло? — Господи! Спасибо!
— Коля? Привет. Ты где? Как ты? Я могу говорить, но не долго. Коля….
В ответ молчание. Частое дыхание бьет по нервам.
— Коля?
— Все нормально, Вер. Ты обо мне не волнуйся. За себя переживай, потому что быть с таким, как этот…
— Что ты… Что он тебе сделал?
В ответ молчание. Господи, ну что??
— Коля! Что?!
— Ничего! Я вышел их тюрьмы, я теперь могу вести нормальный образ жизни, с криминалом точно завязал. А тебе я счастья желаю. Только Вер. Не с ним счастье. От таких людей бежать надо. В общем, если что, мой номер у тебя есть.
— Коль, я не понимаю ничего. Он помог тебе выйти?
— Помог.
— Сегодня?
— Нет, еще три дня назад.
— Что? А чего вы так долго…
— Вера! — вздрагиваю от громогласного окрик Леона. — Сколько можно пиздеть?! Мне ехать надо!
— Подождешь! — ору в ответ. Иду вперед, по островку безопасности. — Коля! Что он тебе сделал?
— Ничего! Нормально все Вер. Просто беги от него. Сможешь сбежать, позвони мне. Просто помни, что я всегда любил, люблю и буду тебя любить. Несмотря ни на что.
— Коля!
Внезапно телефон буквально вырывается из рук под сильным давлением, а затем летит на дорогу. Я за ним. Кричу. Наблюдаю как машина на огромной скорости разбивает его в щепки
— Сволочь! Зачем ты это сделал! Зачем!
— Хватит орать, — встряхивает он меня как куклу. — Все, нет для тебя больше Коли. Он вышел. Ты ему ничего не должна!
— Что ты с ним сделал!? Отвечай! Животное! Зверь! Ты покалечил его, да?!
— Он на вахте, в Якутске. Не самое приятное место, зато в криминал точно не залезет. Ты же этого хотела для него? Свободы и безопасности. Я все устроил, сделал блять это для тебя!
— Он так говорил. Он словно боялся тебя, — саму дрожь охватывает. В его глазах пламя черное полыхает.
— Он и должен
