– Учти, я дважды предлагать не буду!
У меня даже дыхание перехватило. Вот как? С трудом удержавшись, чтобы не ударить его, зло отрезала:
– И не надо. Ни дважды, ни трижды. Думаю, что из кандидаток занять вакантную должность твоей жены ты можешь солидный конкурс устроить. А я ухожу. Чао! – и стремительно пошла к дверям.
Он обездоленными глазами следил за мной, даже не пытаясь подняться, будто получил безжалостный удар под дых. Я схватила баул, и, не считая нужным попрощаться с бывшим мужем, открыла дверь.
Очнувшись, Георгий кинулся за мной, пытаясь меня остановить, но я, оттолкнув его внезапным толчком в грудь, выскочила на лестницу. Мельком увидела его ошеломленное лицо и невоспитанно захлопнула дверь перед самым его носом. Слыша, как он рывками пытается ее открыть, опрометью бросилась вниз, не желая больше его видеть.
Уже сидя в машине, заметила, что по щекам текут непрошеные слезы. Вытирать их было некогда, и я, жалко хлюпая носом, так и обливалась слезами до самого мамулиного дома. Остановившись у знакомого подъезда, вытащила из бардачка салфетки и тщательно протерла лицо, скрывая следы слез.
Ни к чему давать ей повод для злорадства. И вновь мне стало до ужаса одиноко. В других семьях дочери первым делом бегут жаловаться на судьбу к мамочке, а у меня всё иначе. Какие же странные у нас с матерью отношения…
Она открыла мне дверь с неожиданной нотацией:
– Что там у вас происходит с Георгием? Почему ты ему не сказала, что едешь в Пореченск?
Поскольку Георгий у меня в бабушкином доме не появился, я сделала естественный вывод, что родители вняли моему предостережению и ни о чем ему не сказали.
– А что, он звонил?
– И звонил, и приходил, но, – тут в мамулиных глазах появился злорадный блеск, – мы ему ни о чем не сказали. Заявили, что понятия не имеем, где ты. И что это он в первую очередь должен знать, где ты обитаешь. Он и о Пореченске спрашивал, но я заявила, что бабушкин дом продан и там уже давно живут чужие люди. Он был крайне расстроен, кстати. – Это последнее радовало ее тем сильнее, что в это приятное дело она внесла свою посильную лепту.
Георгий никогда не ладил с моей матерью, что было вполне оправдано – с ней, похоже, могла ладить только я, да и то потому, что никогда не спорила. Во всяком случае, прежде.
Не дожидаясь моих объяснений, она потребовала с меня ответа о том, что волновало ее куда сильнее:
– Почему ты так долго? Я велела тебе продать дом как можно быстрее!
Я спокойно посмотрела на нее.
– Я не буду продавать дом.
Она опешила. На ее памяти такое ослушание случилось впервые.
– Это еще почему?
– Не хочу. Сама буду там жить.
Она потемнела.
– Что за глупости ты городишь?! А как же Георгий? Ты что, так и не будешь ему говорить, где живешь?
Передернув плечами, я пояснила:
– А мы разошлись. Он нашел другую женщину. Ты же мне давно это пророчила. Что ж, оказалась права.
Мамуля недоверчиво посмотрела на меня. Не найдя, что на это сказать, попыталась вернуть утраченные позиции:
– Не выдумывай! Косте деньги нужны, он хотел…
Громко фыркнув в небрежной манере брата, я заявила:
– А мне плевать, что он хотел. Я всю жизнь делала то, что он хотел. Теперь, для разнообразия, буду делать то, что сама хочу.
Разозленная мамуля заявила:
– Ну, после этого ты мне не дочь!
У меня к лицу прилила кровь, и я саркастично подтвердила:
– А в этом никто и не сомневался. Я всю жизнь думала, что я приемный ребенок. Я же никому не была нужна. Вы с отцом из меня козла отпущения сделали. Заложницей ваших разборок. Надоело, знаешь ли. Ты себя никогда, как моя мать, и не вела. Мачеха как-то ближе к истине. Так что я даже рада, что между нами наконец-то возникло какое никакое, но взаимопонимание.
Мать с всё возрастающим изумлением смотрела на меня, не понимая, как это я посмела высказывать ей подобные непочтительные вещи, а я, сочтя, что больше разговаривать нам не о чем, вышла из квартиры и пошла к машине. Даже не подняв голову, чтобы бросить последний взгляд на дом, где прошли мои детство и юность, села за руль и быстро вывела машину со стоянки.
По дороге мне в голову пришла неприятная мысль: а что было бы, если б у меня была нормальная любящая семья? Влюбилась бы я так безоглядно в Георгия? Может быть, мне настолько не хватало дома любви и тепла, что я бессознательно искала замены в других местах? Что ж, в этот раз поговорка «кто ищет, тот всегда найдет» явно не оправдалась.
Оставив машину в своем гараже, я взяла такси и за час до посадки примчалась в аэропорт. Благополучно прошла регистрацию, и, уже сидя в набравшем высоту самолете, позволила себе расслабиться. Устроившись поудобнее, только тут осознала, как была напряжена всё это время – ноги и руки подрагивали от перенапряженных мускулов. Размышлять ни о чем не хотелось, и я бездумно следила за сероватыми ватными облаками, в которые мы периодически залетали.
В Москве поймала такси, и, заплатив не в пример больше, чем в родном городе, прибыла на Преображенку к Шуре. Уже втаскивая тяжеленный баул в Шурин подъезд, вновь подивилась непомерному ускорению собственной жизни – еще утром я собиралась работать в саду, не предполагая, что через пару часов стану любовницей олигарха, потом сигану от него в Волгу, а еще через несколько часов услышу от Георгия небрежное приказание остаться. И вот теперь я уже в центре Москвы, хотя на дворе еще далеко не вечер.
Моя замечательная золовка и в самом деле была мне рада. Обняв меня за талию, повела в приготовленную для меня комнату, ту самую, где во время учебного года жили мои сыновья.
Ее малюсенькая двушка почему-то считалась улучшенной планировки. Не понимаю, что в ней было улучшено, я тех квартир, по сравнению с которыми она была лучше, не встречала. Во всяком случае, в Москве. Прихожая строго на одного, ванная комнатка, больше похожая на душевую кабинку. Кухня, правда, девять квадратов, но по сравнению с моей профессорской квартирой казавшаяся малюсенькой.
Мне снова пришлось себя одернуть. Какой, к дьяволу, моей? Вот что значит многолетняя привычка!
Смыв с себя дорожную пыль, вышла к хлопотавшей на кухне Шуре. Она вскользь, не считая, что у нас с Георгием может произойти что-то из ряда вон выходящее, поинтересовалась:
– Как там твой муженек?
С ним было всё в порядке, и я с чистой совестью ответила:
– Как обычно. Работает.
Золовка фыркнула сквозь зубы:
– Скоро академиком, небось, станет. Будем им гордиться. Как приятно будет в кругу своих дамочек сказать: А вот мой брат, академик… Представляешь, каким авторитетом я буду пользоваться! Если бы он к тому же еще был не женат, то цены бы мне в их глазах не было.
