— Понимаешь, ты привела меня в школу и заставила во всем признаться. В результате мне не пришлось потеть от страха. Папа сказал: если ты что-то натворил, имей мужество признать свою ошибку и исправить ее. Тогда люди будут тебя уважать. Более того, ты будешь уважать сам себя.
Рипли, которая клала в кружку порошок, ощутила чувствительный укол совести.
— О боже, — пробормотала она.
— Каждый совершает ошибки, но скрывают их только трусы. Правда, хорошо, тетя Рип? Я напишу про это в сочинении.
— Да. — Она чертыхнулась сквозь зубы. — Хорошо.
Если двенадцатилетний мальчик понимает, что к чему, сказала себе Рипли, то тридцатилетняя женщина не должна, как страус, прятать голову в песок.
Она предпочла бы выслушать нравоучительную лекцию или написать скучнейшее сочинение, чем стучать в дверь Мака, но ей не давало покоя чувство вины, стыд и пример двенадцатилетнего ребенка.
Рипли боялась, что Мак просто захлопнет дверь перед ее носом. Поступи он так, она бы его не осудила. Конечно, если бы он поступил так, она просто написала бы ему вежливую записку с просьбой о прощении. Это было бы то же самое сочинение.
Но сначала следовало попробовать встретиться с ним лично. Поэтому она в сумерках стояла перед дверью коттеджа и готовилась проглотить горсть горьких пилюль.
Мак открыл дверь. На нем были очки и футболка с гербом Черт-Его-Знает-Какого университета. В других обстоятельствах это было бы забавно.
— Помощник шерифа Тодд, — сказал он холодно.
— Можно войти? — Первая пилюля была проглочена. — Я на минутку. Пожалуйста.
Он отошел в сторону и сделал приглашающий жест.
Рипли видела, что он работал. На столе стояли два включенных монитора. Экран одного из них был испещрен зигзагообразными линиями; при взгляде на него Рипли вспомнила о больничном оборудовании.
Плита была включена, и чувствовался запах убежавшего кофе.
— Я помешала… — начала она.
— Все в порядке. Давай пальто.
— Нет! — Рипли запахнула его, как будто защищаясь. — Я ненадолго, скоро избавлю тебя от своего присутствия. Просто хочу извиниться за вчерашнее. Я была не права. Абсолютно не права, в чем искренне раскаиваюсь. Моим поступкам, словам и поведению нет никакого оправдания.
— Что ж, инцидент исчерпан, — произнес он, хотя быть в ссоре с нею было очень удобно. — Извинения приняты.
Рипли сунула руки в карманы. Ей не нравилось, когда все проходило слишком легко.
— Моя реакция была неадекватной, — сказала она.
— Не стану спорить.
— Дай мне закончить. — Тон Рипли стал ледяным.
— Валяй.
— Я сама не знаю, почему так реагировала, но это было именно так. Даже если ты вступил с Майей в… в интимные отношения, это не мое дело. Я отвечаю только за собственные действия, собственные решения и собственный выбор, остальное меня не касается.
— Рипли, — на сей раз мягко сказал Мак, — дай мне свое пальто.
— Нет, я не останусь. Я все время думаю, пытаясь понять, как это случилось. Я просто в ярости. Я вбила себе в голову, что ты ухлестывал сначала за мной, а потом за Майей, чтобы мы размякли и помогли тебе в твоей работе.
— Ах так… — Он снял очки и начал крутить их в пальцах. — Это оскорбительно.
— Знаю, — мрачно ответила она. — И прошу за это прощения. Кроме того, мне стыдно, что я вела себя как… ну, возбуждала тебя, а потом… Женщины, которые так поступают, отвратительны.
Рипли шумно выдохнула и прислушалась к себе. Нет, черт побери, легче не стало. Она чувствовала себя ужасно.
— Ну, вот и все. Не стану мешать.
Она шагнула к двери, но Мак преградил ей дорогу.
— Твоя попытка объяснить причину происшедшего, а именно этим я всю жизнь и занимаюсь, доставила мне удовлетворение. Признаюсь, очень мелкое и эгоистическое.
Она не смотрела на него. Зачем, если в его голосе звучала насмешка?
— Я и так знаю, что я идиотка, — мрачно сказала она.
— Не стану спорить, — Мак провел рукой по ее длинным волосам, собранным в конский хвост. — А пальто все-таки надо снять. — Он стащил его чуть ли не силой. — Хочешь пива?
— Нет. — Рипли хотелось, чтобы ее обняли. И может быть, даже слегка покачали. Это ее удивило. До сих пор она такого желания не испытывала. — Нет, я на дежурстве.
Он снова погладил ее мягкие волосы.
— Ну что, поцелуемся и помиримся?
— Думаю, пока нам следует воздержаться от поцелуев. — Рипли взяла у Мака пальто и бросила на пол у входной двери. Потом ткнула пальцем в надпись на футболке Бука. — Твоя альма-матер?
— Что? — Он посмотрел на футболку. — Да. Я защищал там диссертацию. «Ты не жил, если не видел весну во Фростбит-Фоллс…»
Рипли улыбнулась, и у нее полегчало на душе.
— Мак, я не знаю, чего от тебя ждать.
— Я тоже. Ты хочешь… — Он осекся, услышав звонок телефона, и растерянно обвел взглядом комнату.
— Похоже на телефон, — весело подсказала Рипли.
— Да. Но какой аппарат? В спальне, — решил он и убежал.
Рипли потянулась за пальто. Наверно, лучше уйти, пока он занят. Но тут она услышала его голос. Похоже, Мак говорил по-испански.
«Почему меня всегда возбуждает иностранная речь?» — подумала она, оставила пальто на месте и медленно пошла в сторону спальни.
Он стоял у кровати, сунув дужку очков в передний карман джинсов. Постель была застелена. Это понравилось Рипли, ценившей в мужчинах стремление к аккуратности. Часть книг была сложена в стопки; остальные валялись повсюду. Во время разговора Мак расхаживал по комнате. Рипли заметила, что на нем нет ботинок. Только толстые носки, один черный, другой темно-синий. Это было очаровательно.
Он говорил очень быстро. Иностранная речь всегда казалась Рипли потоком звуков, складывающихся в чарующую мелодию.
Мак был очень сосредоточен, но не потому, что говорил по-испански. Беглость речи говорила, что этот язык стал для него почти родным.
Потом он вдруг огляделся и похлопал себя по карману футболки.
— Правый передний карман, — сказала она, заставив Мака удивленно обернуться. — Очки?
— Гм-м… нет. Да. Куда девалась моя ручка?
Рипли вошла в спальню и взяла одну из трех ручек, лежавших на тумбочке. Видя, что Мак все еще раздосадован, она добавила к ним блокнот.
— Спасибо. Не знаю, почему они всегда…
Он сел на край кровати и начал что-то записывать. Рипли решила, что зашла слишком далеко и терять ей нечего. Она, приглядевшись, попыталась прочесть его каракули, но тут же убедилась, что это опять стенография или он пишет по-испански.
Она стала рассматривать его спальню.
Никакой разбросанной одежды, все свободное место занимали книги, журналы и пачки бумаги. Фотографий близких людей не было, а жаль.
