На туалетном столике лежали горка мелочи и медаль Святого Христофора. Она вспомнила про амулет в «бардачке» и задумалась. Интересно, есть такие места, в которых он не был?
Чуть в стороне она увидела нож фирмы «Лезер-мен», набор маленьких отверток, несколько непонятных кусков пластика и металла и какой-то блестящий черный камень.
Рипли потрогала его, ощутила вибрацию, услышала негромкое гудение и быстро отдернула руку.
Когда она повернулась, Мак все еще сидел на кровати. Он положил трубку и смотрел в пространство. Выражение его лица было рассеянным и мечтательным одновременно.
Рипли откашлялась, пытаясь привлечь его внимание.
— Ты говорил по-испански?
— Угу…
— Плохие новости?
— Что? Нет. Нет, интересные. Коллега из Коста-Рики. Думает, что он может связаться с ВБС.
— Это еще что такое?
— ВБС? Внеземное биологическое существо.
— Маленький зеленый человечек?
— Да. — Мак отложил блокнот. — Они мало чем отличаются от ведьм, летающих на помеле.
— Ха-ха…
— Как бы там ни было, это интересно. Посмотрим, что из этого выйдет. Если не найдем другого, более подходящего для спальни занятия.
— Ты не так рассеян, как кажешься.
— Я рассеян далеко не всегда. — Он похлопал по кровати.
— Предложение заманчивое, но я — пас. Мне пора домой.
— Может быть, пообедаем? — Он снял очки и небрежно бросил их на кровать. — Не дома. Съездим куда-нибудь. Кажется, время для этого самое подходящее.
— Может быть. Убери очки с кровати. А то забудешь и сядешь на них.
— Правильно. — Он взял очки и положил их на тумбочку. — Откуда ты знаешь, что со мной такое бывает?
— Просто догадалась. Ничего, если я позвоню домой и скажу, чтобы меня не ждали?
— Конечно.
Когда Рипли шагнула к телефону, Мак взял ее за руку, развернул и заставил встать между его колен.
— Давай обсудим вопрос о поцелуях. Раз уж ты просишь прощения, то должна меня поцеловать.
— Я подумаю. — Не сводя с него глаз, Рипли набрала номер, быстро поговорила с Заком и положила трубку. — Так и быть. Руки на кровать. Держать их там. Никаких прикосновений и никаких объятий.
— Это очень сурово, но будь по-твоему. — Он положил руки на край кровати.
Настало время показать этому типу, что не он один умеет целоваться. Рипли медленно наклонилась, провела ладонями по голове Мака и положила их ему на плечи. Улыбающиеся губы Рипли застыли в нескольких сантиметрах от его рта.
— Без рук, — повторила она.
Прикосновение губ, легкий укус, движение языком… Она сделала глубокий вдох.
Потом немного отодвинулась и выдохнула, нагнетая напряжение. Ее пальцы вплелись в его волосы.
Мак ощутил внезапный жар, сжигавший его изнутри. Его руки тисками сжали край кровати, сердце заколотилось как сумасшедшее.
Казалось, его едят живьем, алчно и беспощадно.
Она проникла в него как быстродействующий наркотик, который возбуждает нервные окончания. Мак ощущал бурю чувств и боялся, что вот-вот взорвется.
Рипли была готова повалить его навзничь, уступив бушевавшему внутри желанию. Каждый раз, когда она оказывалась рядом с этим человеком, с ней происходило что-то непонятное. Сознание затуманивалось, тело цепенело, сердце сжималось — даже сейчас, когда она владела инициативой.
Рипли почувствовала, что он дрожит, и ощутила ответный трепет.
Чтобы прервать поцелуй и отстраниться, потребовалось неимоверное усилие воли.
Мак судорожно выдохнул. На его шее бешено пульсировала жилка, и все же он не прикоснулся к Рипли, как договаривались. Она невольно восхитилась его умением владеть собой. Это внушало уважение.
Рипли провела пальцем по его губам.
— Поехали есть, — буркнула она и быстро вышла из спальни.
«Теперь мы в расчете», — решила она, застегивая пальто.
Джонатан К. Хардинг знал, как заставить людей говорить. Он отлично понимал, что в глубине души все люди хотят говорить, а чувство собственного достоинства, осторожность или нежелание отвечать — всего лишь дымовая завеса. Чем непригляднее или страннее предмет разговора, тем больше им хочется болтать.
Нужно было только проявить настойчивость, терпение, а иногда сунуть в ладонь сложенную вчетверо двадцатидолларовую банкноту. На интервью он собаку съел, и даже не одну.
Он смотрел на скалы у скоростного шоссе номер один, где отчаявшаяся женщина инсценировала собственную смерть. Картина была живописная — море, небо, утесы. Он представлял себе черно-белые фотографии, запечатлевшие эту драму.
Статья в каком-нибудь паршивом журнале его больше не прельщала. Из этого можно было сделать настоящий бестселлер.
Семена честолюбия дали первые всходы после посещения Ремингтона. «Странно, что это не пришло мне в голову раньше, — думал Хардинг. — Я сам не понимал, до какой степени желаю славы и богатства».
Другие делали это на каждом шагу. Превращали собственный опыт или дурацкое хобби в бестселлеры в глянцевых обложках. А он чем хуже?
Зачем тратить время и умение на дешевые журнальные репортажи? Зачем бегать за Ларри Кингом, упрашивая его дать интервью, если можно сделать так, чтобы Ларри Кинг сам пришел к нему?
Внутренний голос, о существовании которого он и не подозревал, проснулся и не уставал нашептывать ему: «Куй железо, пока горячо».
Именно это он и собирался сделать.
Собрав крупицы информации, слухи и неопровержимые факты из полицейских отчетов, он пошел по следу Элен Ремингтон, ныне Нелл Ченнинг-Тодд.
У него состоялась интересная беседа с человеком, который утверждал, что продал ей подержанный велосипед, когда она, видимо, была совсем на мели. После этого он задал несколько вопросов служащим автовокзала в Кармеле и убедился, что такой велосипед там видели.
Элен Ремингтон начала свое долгое путешествие, нажимая на педали голубого велосипеда с шестью скоростями.
Хардинг представил себе, как она поднималась и спускалась по холмам. На ней был парик — в одних отчетах говорилось о рыжем, в других — о черном. Сам Хардинг склонялся в пользу брюнетки. Вряд ли она хотела бросаться в глаза.
Хардинг потратил больше двух недель, идя по ложному следу и возвращаясь обратно, пока не сорвал куш в Далласе, где Нелл Ченнинг снимала номер в дешевом мотеле и работала по договору в какой-то забегаловке.
Девицу, поделившуюся с ним подробностями, звали Лайдамэй. Во всяком случае, так гласила табличка, пришпиленная к ярко-розовому лифу форменного платья. Она работала официанткой тридцать лет и считала, что поданным ею кофе можно было бы заполнить Мексиканский залив. Дважды была замужем, пинками выгнала обоих ленивых ублюдков и вновь свободна.
