— Думаете, я вам не так скажу? Детский сад! — огрызнулась администраторша, но трубку дала.
Увы, дежурная сестра ответила то же самое: «Изменений нет». Элла поехала домой.
На этот раз никто не караулил ее у подъезда, но, придя домой, она обнаружила на автоответчике дюжину посланий от администрации школы и родителей мальчиков. Больше на пленке не хватило места. Пока общий тон был еще довольно сдержанный, а смысл сводился к одному: «Нам надо встретиться и все обсудить». Ее приглашали прийти в школу. «На их территорию», — мысленно отметила про себя Элла. Она хотела стереть сообщения, но сообразила, что они могут заинтересовать адвоката, и просто сменила кассету на чистую. Потом она заставила себя поесть и снова расплакалась. Эту еду она готовила позавчера для Юламей.
«Вы должны быть сильной ради дочери», — вспомнились ей слова адвоката. Элла вымыла посуду, приняла душ и легла спать.
Следующий звонок раздался рано утром. Правда, Элла уже встала, но все же семь утра — это было рановато для делового звонка.
Мужской голос. Мягкий, вкрадчивый.
— Элла Абрамовна? Надеюсь, я вас не разбудил? Доброе утро.
— Кому доброе? — спросила Элла и включила пленку автоответчика, чтобы записать разговор.
— Надеюсь, оно сможет стать добрым для нас для всех. С вами говорит отец Анатолия Рябова. Нам нужно встретиться и поговорить.
— Нам не о чем говорить. Хотите поговорить — звоните моему адвокату.
— А зачем нам адвокат? — Голос был все так же мягок и невозмутим. — Давайте встретимся, мы же с вами не чужие друг другу люди.
В этих словах, сказанных с легким довольным смешком, Элле почудился намек — до того гнусный, до того подлый, — что она задохнулась. Голос еще что-то говорил, но она его перебила.
— Если вам кажется, что мы породнились, вы ошибаетесь. Учтите, этот разговор записывается на пленку. Встретимся в суде.
Отключая связь, Элла еще успела расслышать, как он резко, с шипением, втянул в себя воздух. Впервые за последние три дня она ощутила нечто вроде удовлетворения. Вынула пленку из аппарата, поменяла ее на чистую, мысленно пометила для себя, что надо подкупить кассет для автоответчика.
Раздался новый звонок: это звонил майор Воеводин.
— Извините, что я рано. Боялся вас не застать.
— Ничего, вы уже не первый. Звонил отец одного из этих парней. Предлагал встретиться и обсудить. В школе.
— Зашевелились, — усмехнулся Воеводин. — Предлагаю встретиться и обсудить со мной.
— Я еду в больницу, — сказала Элла.
— Вот там и встретимся.
— Хорошо.
Уже знакомой дорогой она добралась до Института Склифосовского. Дежурный администратор сменился, но ей не сказали ничего нового. «Пока без изменений». Она прошла в отделение милиции, где ее уже ждал Воеводин.
— Хочу вам сообщить, что мне официально поручено вести это дело. И неофициально: для вас это хорошая новость.
— Я рада, — кивнула Элла. — То есть радоваться нечему, но хорошо, что это вы. Как вам удалось? Я думала, этим будет заниматься районное отделение. Какой-нибудь капитан Колобов.
— Районное отделение пусть занимается ограблением ларьков. А делом о групповом изнасиловании должна заниматься прокуратура. Я следователь прокуратуры. Позавчера мне просто случайно досталось дежурство в Склифе. Я попросил это дело, и мне его дали. Районное отделение милиции было только радо спихнуть хлопотное дело. Итак, хочу вас проинформировать…
— Простите, пожалуйста, — перебила его Элла. — Могу я спросить? Почему вы решили заняться этим делом?
— Дело интересное, перспективное. Может стать громким и принести лавры моему ведомству, которому их так не хватает. Сугубо неофициально? Я не люблю насильников. У меня отец воевал, дошел до Берлина, потом служил в оккупационных войсках. Он мне рассказывал, какие безобразия там творились. Двоих сам перед строем расстреливал за произвол в отношении гражданского населения. Ну не лично — приказ отдавал. Так вот, в его части больше такого не было. Он говорил, как рукой сняло. Я ответил на ваш вопрос?
— Да, вполне. Это действительно хорошая новость.
— Вчера мы вызвали на допрос всех четверых. Явились только трое. Ермошин в больнице.
— Здесь? — машинально спросила Элла.
— Не настолько тяжелы его травмы, — усмехнулся Воеводин. — Но мы связались с больницей и справки навели. Ваша дочь прокусила ему руку. С травмы сняли слепок, сфотографировали, переслали нам, документы уже подшиты в деле. Пригодится, чтобы связать его с местом и восстановить общую картину. К сожалению, они промыли рану, образцы слюны взять не удалось.
— Простите, я ничего не понимаю, — призналась Элла. — А что он сам говорит? Что говорят остальные?
— С Ермошиным побеседовать не удалось. Он, видите ли, в шоке. Остальные ушли в глухую несознанку. Мол, ничего не знаем, ничего не видели. Позанимались физкультурой и разошлись по домам. В женской раздевалке полно их «пальчиков». Да, я не сказал: пальчики мы все-таки прокатали, хотя они и возражали. Ну, они говорят, вломились к девчонкам в раздевалку просто побаловаться. Им это не поможет, — заторопился Воеводин, предупреждая следующий вопрос. — Но дело в том, что мы выделили только три отдельных типа спермы. Мы еще не знаем, кому она принадлежит: надо взять образцы ДНК у всех четверых. Я уже запросил ордер.
— А если не получите? — мрачно спросила Элла. — У этих парней влиятельные отцы.
— Получу, — решительно заявил Воеводин. — У Потапчука лицо расцарапано. Мы взяли ткани из-под ногтей у вашей дочери. К бабке не ходить, это его кожа. Так что один образец у нас уже имеется. Кроме того, извините за подробность, в раздевалке обнаружены рвотные массы. По моим прикидкам, это Ермошин. Так что и второй образец у нас есть. Когда остальные узнают, что два образца уже есть, им некуда будет деться. А эти начнут их топить. Дескать, почему только мы должны отдуваться? Но я хочу получить официальные образцы у всех четверых. И я своего добьюсь.
— Простите, а они не могут сбежать?
Воеводин улыбнулся ее наивности.
— Рябов уже живет на даче у бабушки. Со вчерашнего дня, после допроса. Не беспокойтесь, никуда они не денутся. Скажите, дочь рассказывала вам об отношениях с одноклассниками?
— Она мне все рассказывала. Знаю, это звучит самонадеянно, но в нашем случае это действительно так. Мы с дочерью живем как на острове. Да, она говорила и об этих четверых. Рябов, Потапчук и Кулаков верховодят в классе. Ермошин, насколько я поняла, — прихлебала.
— Они приставали к ней раньше?
— Да, особенно Рябов. Поймите, она не жаловалась, — заторопилась Элла. — Она просто рассказывала. Она умела за себя постоять…
