Первые лучи рассвета начинают прикасаться к краям крыши. Я сижу на кровати и смотрю на бледный свет, растворяющийся в чернильной темноте, тонкий прозрачный цвет медленно растекается по небу на восток. Воздух охлаждается, проникая сквозь щели в оконной раме, и редкие капли дождя стучат в оконное стекло, когда просыпаются птицы. По стене скользят золотистые солнечные блики, медленно расширяясь, как расплывающееся пятно. Для чего все это? Я удивляюсь — это бесконечный круговорот. Я не спал всю ночь, и теперь, от долгой неподвижности, мои мышцы болят. Я замерз, но даже не могу найти сил, чтобы сдвинуться с места или натянуть на себя одеяло. Время от времени моя голова, как будто под воздействием наркотиков, начинает падать, глаза закрываются и снова резко открываются. Чем ярче становится свет, тем сильнее мои мучения, и я удивляюсь, как может быть так плохо, когда все в порядке. Разрастающееся отчаяние вырывается из моей груди наружу, угрожая сломать мои ребра. Я наполняю свои легкие холодным воздухом и опустошаю их, осторожно проводя руками взад и вперед по грубой хлопчатобумажной простыни, будто соединяя себя с этой кроватью, этим домом, с этой жизнью — в попытке забыть свое полное одиночество. Рана под губой пульсирует, просит, чтобы ее просто оставили в покое, а не растирали в попытке уничтожить боль внутри разума. Я продолжаю поглаживать простыню: ритмичные движения успокаивают меня, напоминая о том, что, даже если внутри я разваливаюсь, все вокруг меня остается прежним, целым и настоящим, даря мне надежду, что, однажды, я тоже снова почувствую себя настоящим.
За один день так много всего происходит. Безумная утренняя рутина: попытка убедиться, что все завтракают, в ушах звенит пронзительный голос Тиффина, непрерывная болтовня Уиллы треплет мне нервы, Кит каждым своим жестом безжалостно усиливает чувство вины, а Мая … будет лучше, если я не буду думать о ней. Но я хочу. Я должен бередить рану, сдирать корку, ковыряя поврежденную кожу. Я не могу перестать думать о ней. Как и вчера, к ужину она здесь, но не с нами: ее сердце и разум покинули этот унылый дом, раздражающих братьев и сестру, социально неприспособленного брата, мать-алкоголичку. Сейчас ее мысли с Нико, они мчатся вперед к их сегодняшнему свиданию. Каким бы долгим не казался этот день, настанет вечер, и Мая уйдет. И с этого момента, часть ее жизни, часть ее самой навсегда отделится от меня. Но даже несмотря на то, что я жду, когда это произойдет, еще так много нужно сделать: уговорить Кита вылезти из его берлоги, вовремя отвести Тиффина и Уиллу в школу, не забыть проверить у Тиффина таблицу умножения, когда он попытается убежать вперед по дороге. Самому пройти сквозь ворота собственной школы, проверить, в классе ли Кит, отсидеть все утренние уроки, найти новые способы отвлечь внимание учителя, когда он будет заставлять меня участвовать в уроке, пережить ланч, убедиться, что я избегаю Димарко, объяснить учителю, почему я не могу отдать доклад, не развалившись, дождаться последнего звонка. И, наконец, забрать Тиффина и Уиллу, развлекать их весь вечер, напомнить Киту о комендантском часе, не вызвав ссору — и все время, постоянно, пытаться выкинуть из головы каждую мысль о Мае. А стрелки кухонных часов продолжат двигаться вперед, достигнув полуночи прежде, чем начать все сначала, как будто день, который только что закончился, никогда и не начинался.
Когда-то я был таким сильным. Я мог пережить все мелочи, все детали, однообразную рутину день за днем. Но я никогда не осознавал, что именно Мая давала мне эту силу. Все потому, что она была там, поэтому я мог справиться, вдвоем у руля мы поддерживали друг друга, когда один из нас опускал руки. Мы могли проводить большую часть своего времени, присматривая за детьми, но на самом деле мы присматривали друг за другом, и это делало все терпимым, даже больше. Это свело нас вместе в жизни, которую только мы могли понять. Вместе мы были в безопасности — разные, но в безопасности — от всего внешнего мира… Сейчас же все, что у меня есть — это я сам, моя ответственность, мои обязанности, мой нескончаемый список вещей, которые нужно сделать… и мое одиночество, неизменное одиночество — этот безвоздушный пузырь отчаяния, который медленно душит меня.
Мая уходит в школу раньше меня, таща за собой Кита. Кажется, она по какой-то причине раздражена. Уилла плетется, подбирая по дороге веточки и хрустящие свернувшиеся листья. Заметив Джейми, Тиффин оставляет нас, и у меня нет сил, чтобы вернуть его обратно, несмотря на оживленный перекресток перед школой. Мне требуются гигантские усилия, чтобы не сорваться на Уиллу, не сказать ей, чтобы она поторапливалась, и не спросить, почему она специально делает так, чтобы мы опоздали. Как только мы достигаем ворот школы, она замечает подругу и переходит на спотыкающийся бег, за ее спиной развевается пальто. Какое-то мгновение я просто стою и смотрю ей вслед, на ее прекрасные золотистые волосы, струящиеся позади нее. Ее серый сарафан испачкан вчерашним обедом, у школьного пальто не хватает капюшона, рюкзак разваливается, в красных колготках под коленом дырка, но она никогда не жалуется. Даже несмотря на то, что она окружена папами и мамами, обнимающими своих детей на прощание, что она видела свою мать две недели назад, что она не помнит, был ли у нее отец. Ей всего пять, но она уже поняла, что нет смысла просить маму почитать на ночь, что приглашать друзей могут только другие дети, что новые игрушки — это редкая роскошь, что дома Кит и Тиффин — единственные, кто добиваются своего. В свои пять лет она уже получила свой самый суровый урок в жизни — этот мир несправедлив… На полпути к школьным ступеням с лучшей подругой, которая тащится за ней хвостом, она внезапно вспоминает, что забыла попрощаться, и разворачивается, осматривая пустеющую площадку в поисках моего лица. Когда она замечает меня, ее лицо озаряется лучезарной, краснощекой улыбкой, кончик языка выглядывает сквозь промежуток от выпавшего переднего зуба. Поднимая маленькую ручку, она машет. Я машу ей в ответ, мои руки вздымаются к небу.
Войдя в здание школы, я чувствую себя некомфортно от неестественной жары — радиаторы греют слишком сильно. Но я не вспоминаю об этом, пока иду к кабинету английского и встречаюсь лицом к лицу с мисс Эзли. Она улыбается мне, плохо замаскировав попытку ободрить меня.
— Тебе понадобится проектор?
Я застываю перед ее столом, грудь сжимается от ужасной слабости, и в спешкеговорю:
— Вообще-то… на самом деле, я подумал, что будет лучше сдать в качестве письменного задания — там слишком много информации, чтобы уложиться … всего лишь в полчаса.
