– Ну и что из этого? Меня тошнит от всего этого.
– Полагаю, – мягко проговорила Кристина, – ты не собираешься рассказывать мне, что тревожит тебя и толкает на подобные поступки?
Дональд секунду смотрел на нее, потом встал и резко захлопнул книгу.
– Я вижу, чего вы добиваетесь, – сказал он. – Вы втираетесь в доверие ко мне точно так же, как втерлись в доверие к остальным. Я не слепой, знаете ли, я точно знаю, что вам надо. Вы очень умны, тетя Кристина, а еще вы хитры. Вы подружились с Элизабет, купив ей новые тряпки, разрешив ночевать у нас ее друзьям. Это было легко. Вы перетянули на свою сторону Питера, потому что ему одиноко без матери. Он просто маленький ребенок. Но со мной у вас так не выйдет, это я вам обещаю. В следующий раз, когда я украду что-нибудь у вашего драгоценного мистера Фарли, я не позволю вам вернуть это.
Дональд вышел из комнаты и тихо закрыл за собой дверь. Это спокойствие показалось Кристине зловещим – она предпочла бы, чтобы он в сердцах хлопнул дверью. Она еще долго сидела неподвижно, и по ее щекам текли слезы, падая на штопаный носок. Ее разочарованию не было предела.
Дедушкины часы в углу мерно тикали, отсчитывая время. Пробило десять, потом половину одиннадцатого. Кристина гадала, чем занимаются Элизабет и майор авиации. Правильно ли она как опекун поступает, разрешая семнадцатилетней девушке так поздно оставаться наедине с привлекательным мужчиной? Но как она может помешать этому? У нее практически нет власти над Элизабет, хотя в глазах закона она и является опекуном, к тому же она прекрасно понимала, как племянница возмутится тем, что вмешиваются в ее жизнь. Разве она сама была другой? Разве ее не обуревали те же чувства много лет назад?
Кристина вспомнила, как Гарри однажды умолял ее встретиться с ним поздно ночью, когда она, по идее, должна лежать в кровати. Отец всегда настаивал на том, чтобы весь дом ложился спать рано. Сам он шел спать еще до десяти, потому что ежедневно в восемь утра начинал литургию. Одно из правил его деспотического воспитания заключалось в том, что все домочадцы должны были следовать его примеру, когда он ложился спать, и он страшно негодовал, когда дети читали в постели. Если он видел свет под чьей-нибудь дверью, то тут же начинал стучать, сердито приговаривая: «Пора тушить свет, поторопись». Как же хорошо Кристина помнила его ледяной тон и раздраженный голос!
Однако им каким-то образом удавалось смеяться над этим. Они покупали свечи на карманные деньги, а еще догадались прикрывать щель под дверью скатанным ковриком или курткой, чтобы отец не поймал их на жульничестве.
Тираны заслуживают того, чтобы их обманывали, думала в те годы Кристина и продолжала считать так и сейчас. Она должна приложить все силы, чтобы не стать деспотом для детей Артура, и применять свою власть только в случаях крайней необходимости, когда для этого есть обоснованные причины. Вот только как точно определить такой момент, спрашивала она себя.
Воспоминания о Гарри все не отпускали ее.
«Сегодня будет полная луна», – сказал он, когда они сидели на «наблюдательном пункте». Ленивый, жаркий день клонился к закату.
«Если бы ты не был «чужаком из города», ты бы знал, что это полнолуние страды[10]», – насмешливо проговорила она.
Гарри повернулся к ней и взял ее руки в свои.
«Я хочу увидеть тебя при лунном свете. В деревне я возьму с собой что-нибудь поесть и буду ждать тебя после того, как старик уйдет спать».
«Ой, я не смогу», – запротестовала Кристина.
«Сможешь. Разве не стоит рискнуть ради того, чтобы оказаться здесь одним или посидеть на берегу реки, зная, что во всем мире не спим только мы? Ах, Кристина, ну как ты можешь так говорить! – Она колебалась, и Гарри вытащил свой козырь. – Ты не любишь меня, ты не любишь меня настолько, чтобы превозмочь страх перед гневом отца».
«Но я люблю тебя, ты же знаешь, что это так», – принялась убеждать его Кристина.
В конечном итоге она сбежала к нему. Спускаясь по лестнице в одних чулках, она прислушивалась к каждому шороху. Стоило скрипнуть половице, и у нее сердце уходило в пятки.
При свете луны она увидела восхищение в его глазах и услышала восторг в его голосе.
«Ты прекрасна! Боже, как же ты прекрасна!»
Да, рисковать стоило – ради того, чтобы убедиться, что тебя любят, и любить в ответ, страстно, всей душой.
Часы тикали, показывая начало двенадцатого. Кристина встала и отставила в сторону корзинку с рукодельем. Она прошла по комнате, взбивая и раскладывая диванные подушки, как это когда-то делала мама.
Ей очень хотелось, чтобы Элизабет поскорее вернулась домой. Ну должна же девочка понимать, что тетка волнуется! При всей своей мягкости она не может поощрять такие поздние свидания.
Наконец на террасе послышались шаги, затем штора на французском окне отодвинулась, и в комнату вошла Элизабет. Кристина была готова наброситься на племянницу с упреками или возмутиться, но слова замерли у нее на губах. Элизабет выглядела несчастной, и выражение ее лица явственно говорило об этом. Прежде чем Кристина успела что-либо сказать, в комнату вошел майор авиации.
– Простите нас, мисс Диллон, за столь позднее возвращение, – сказал он. – Мы ушли дальше, чем намеревались. Как называется то место? – спросил он, поворачиваясь к Элизабет. – Кажется, ты говорила, что Старая мельница?
– Вы были на Старой мельнице? – изумленно воскликнула Кристина. Увидев, что Элизабет кивнула, она добавила: – Это долгий путь.
А про себя подумала, что вряд ли у них было время, чтобы заняться любовью. Странно, что они ушли так далеко, ведь чтобы вернуться к этому часу, идти пришлось быстро. Пока она размышляла, Элизабет направилась к лестнице.
– Я иду спать, – сказала она. – Спокойной ночи.
Ни Кристина, ни майор авиации не успели ей ответить. Они услышали, как она взбежала по широкой дубовой лестнице и хлопнула дверью своей спальни.
– Завтрак в девять, но ничего не случится, если вы опоздаете, – предупредила майора Кристина и добавила: – Надеюсь, вам у нас понравится. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – попрощался с ней майор авиации.
Кристина так и не поняла по его лицу, о чем он думает. «Наверное, влюбленные поссорились», – решила она. Во всяком случае, она была убеждена в том, что он не склонен что-либо обсуждать.
Они медленно поднялись наверх. После еще одного «спокойной ночи» на площадке Кристина ушла в свою комнату. Она уже переоделась в ночную сорочку и сидела у туалетного столика и расчесывала волосы, когда в дверь постучали.
– Войдите, – откликнулась она и, повернувшись, увидела Элизабет.
Девушка была в халате и с всклокоченными волосами. Кристина сразу поняла, что племянница плакала. Она прикрыла за собой дверь и прошла в комнату.
