— Что?
— Роберт Бертон. Ничего.
Они направились в сторону огней Башен. Однако, прежде чем пара успела пересечь лужайку, их ушей достиг крик.
— Коко! — воскликнула Меган.
— Голландец. — Твердо подхватив Меган под руку, Натаниэль ускорил шаг.
— Вы оскорбительны и несносны, — резко заявила Голландцу Коко, высоко задрав подбородок и уперев руки в бока.
Тот стоял, скрестив ручищи на своей огромной, как хороший бочонок, груди.
— Я видел то, что видел, и сказал то, что сказал.
— Я вовсе не липла к Трентону, как… как…
— Как проклятый рачок-прилипала, — смакуя, подсказал Голландец. — Прицепившийся к корпусу его модной яхты.
— Мы просто танцевали.
— Ха! Значит, ты так это называешь. У нас для этого совсем другое название. Там, откуда я родом, мы зовем это…
— Голландец! — поспешил вмешаться Натаниэль, не дав сорваться этому, несомненно, забористому определению.
— Ну вот, — оскорбленно и одновременно смущенно Коко одернула платье. — Вы устроили сцену.
— Да ты единственная устраиваешь тут сцены с этим гладкокожим богатеньким пижоном, выставляя себя напоказ.
— В-в-выставляя… — Разъяренная, Коко распрямилась во весь свой немалый рост. — Никогда в жизни я не выставляла себя напоказ. Вы презренны и жалки, сэр.
— Я покажу вам презрение, леди.
— Прекрати. — Уже приготовившись отведать здоровых кулаков старого моряка, Натаниэль протиснулся между спорщиками. — Голландец, что, черт возьми, с тобой происходит? Ты что, пьян?
— Один или два стаканчика рома еще никогда не сносили мне голову. — Моряк гневно уставился поверх плеча Натаниэля на Коко. — Это она ведет себя, будто налакалась до умопомрачения. С дороги, мальчишка, мне есть что ей сказать.
— Ты уже все сказал, — попытался образумить его Натаниэль.
— Оставь его. — Глаза всех присутствующих обратились к Коко. Румянец выступил у нее на щеках, глаза горели, она выглядела царственной и величественной, как герцогиня. — Я в состоянии сама с этим справиться.
Меган мягко коснулась ее руки.
— Коко, вы не думаете, что лучше пройти в дом?
— Не думаю. — Однако она быстро поборола гнев и дружески тронула заступницу за руку. — Право, моя дорогая, почему бы вам с Натаниэлем самим туда не вернуться? Мы с мистером Ван Хорном все сами уладим.
— Но…
— Натаниэль, — перебила ее Коко, — проводи Меган в дом.
— Да, мэм.
— Ты уверен, что мы правильно поступили, оставив их наедине? — спросила Меган.
Натаниэль продолжал тянуть упиравшуюся девушку на террасу.
— Хочешь очутиться между двух огней?
Меган бросила на них взгляд.
— Нет, — покачав головой, внезапно развеселилась она, — ни за что.
— Ну что же, мистер Ван Хорн, — проговорила Коко, удостоверившись, что они снова остались одни. — У вас есть что еще мне сказать?
— Предостаточно. — Приготовившись к сражению, он приблизился к Коко. — Значит, говоришь, этот богатенький пустобрех не распускал рук?
Помолодевшая вдруг тетушка откинула назад голову и уставилась ему прямо в глаза, наслаждаясь каждым биением своего сердца.
— А если и нет?
Голландец взвыл как волк, бросивший вызов сопернику.
— Да я пообломаю его тщедушные ручонки, как спички.
«О… о, — только и промелькнуло у нее в голове. — О боже мой!»
— Правда?
— Попробуй испытай. — Голландец схватил Коко, и та позволила себе упасть в его объятия.
На этот раз она была готова к поцелую и не оплошала. Когда они наконец разомкнули свои объятия, оба были одинаково потрясены и бездыханны.
«Иногда, — поняла Коко, — многое зависит от женщины». Женщина облизнула губы и перевела дыхание.
— Моя спальня на втором этаже.
— Я знаю, где она. — Слабая тень улыбки промелькнула на его губах. — Моя ближе.
— Голландец подхватил ее на руки.
«Совсем как пират свою жертву», — мечтательно подумала Коко.
— Ты прекрасная и решительная женщина, Коко.
Она прижала руку к бешено бьющемуся сердцу.
— О, Нильс.
Не в характере Меган было предаваться мечтаниям. Годы самодисциплины научили ее, что мечтать лучше во сне, а не наяву и совсем уж не этим дождливым утром, когда дом окутан туманом, а по окнам стекают маленькие капли влаги, так похожие на слезы. Однако ее компьютер уже давно жужжал, оставленный без внимания, а она так и сидела, подперев рукой подбородок… Мысли ее гуляли далеко-далеко, как это уже не раз случалось за эти дни, — там, где под таинственным лунным светом мерцали лепестки диких цветов, где звучал отдаленный грохот прибоя.
Вновь и вновь Меган обрывала эти мечты и призывала на помощь логику. Не стоило забывать о том, что ее единственный роман оказался иллюзией, ложью, сломавшей ей жизнь, лишившей ее невинности, любви и надежд на счастливое будущее. Она самонадеянно считала себя больше невосприимчивой к сладким речам и нежным чувствам и была вполне довольна этой своей невосприимчивостью и неуязвимостью. До Натаниэля.
Что же ей делать теперь, когда в ее жизни произошел этот быстрый, неожиданный поворот? В конце концов, она больше не ребенок, который верит обещаниям или нуждается в уговорах. Теперь, когда ее желания пробудились, сможет ли она их утолить, не опасаясь снова испытать боль?
О, как бы Меган хотела, чтобы ее сердце не было затронуто! Как бы она желала оставаться умной, здравомыслящей, находчивой и обрести удовлетворение просто в физическом акте любви, без эмоций, которые все только усложняют!
Почему бы не удовлетвориться просто влечением, основанным на глубокой симпатии и уважении? Ведь получается такое простое уравнение. Два совершеннолетних, взрослых человека плюс желание, помноженное на понимание и страсть, равняется обоюдному удовольствию.
И Меган очень хотела быть уверенной, что не появится какое-нибудь неизвестное, которое перечеркнет простое решение.
— Меган?
— М-м-м? — С рассеянным выражением лица она повернулась на звук знакомого голоса. Все ее мечтания испарились, едва Меган обнаружила уже, по-видимому, давно стоявшую в кабинете улыбающуюся Сюзанну. — О, я не слышала, как ты вошла.
— Ты парила в облаках за сотни миль отсюда.
Застигнутая врасплох, Меган поборола смущение и отложила в сторону бумаги.
— Думаю, да. Все этот дождь.
— Он прекрасен — под дождь так хорошо мечтается. — Сюзанна подумала, что вполне себе представляет, где только что витали мысли Меган. — Хотя я сомневаюсь, что туристы или дети со мной согласятся.
— Кевин сперва решил, что туман — это замечательно, пока я не сказала ему, что он не может играть на скалах, до тех пор как небо не прояснится.
