— Подите-ка сюда, — позвал он Спартака, остановившегося на пороге.
Антонио тоже вошел за ним следом. Они сняли шапки и повесили их на вешалку возле двери.
Тоньино робко и испуганно огляделся вокруг. Он даже представить себе не мог, что кабинет управляющего окажется обставленным с такой роскошью: письменный стол, телефон, электрическая лампа под абажуром, ящики с картотекой, полки, уставленные папками с документами. На стене, среди цветных гравюр с изображением графских земледельческих угодий и фотографий племенных быков-призеров, висел портрет короля Виктора-Иммануила III, а под ним — резное деревянное распятие.
Серджо, казалось, не обратил внимания на присутствие постороннего.
— Вот, изучаю образцы, — сказал он, протягивая раскрытую ладонь Спартаку. — Вот это зерно кажется мне лучшим. Что вы на это скажете?
— Это суперэлита. Но оно уже чуток запарено, видите? — объяснил Спартак, указывая на легкий налет на семенах. — Вот это зерно идет первым сортом и по качеству мне кажется лучшим, хотя оно и мельче. Да и просят за него меньше, чем за суперэлиту.
— Возможно, вы и правы. Закажем первосортное. Остальные я уже просмотрел, по-моему, не стоит тратить на них время, — решил управляющий. — А это кто такой? — спросил Серджо, заметив наконец незнакомого крестьянина, застывшего на пороге.
— Это мой друг из Котиньолы. У него там земля, но он поссорился с родителями и перебрался с женой сюда. Я разместил их в комнатах рядом с Санте. Если, конечно, вы согласитесь его нанять. Я лично за него ручаюсь, — объяснил Спартак.
— Ну, раз вы лично за него ручаетесь, я, конечно, возражать не стану, — согласился Серджо, с сомнением вглядываясь в изуродованное раной лицо с блестящим, уставленным в одну точку стеклянным глазом. — А насчет оплаты он уже знает?
— Знает. И работать он умеет. Я поручу ему выращивание овощей. Овощи — его стихия.
— Ну что ж, добро пожаловать, — управляющий решительно протянул руку Тоньино. — Как вас зовут?
— Антонио Мизерокки. Попросту Тоньино, — робко ответил тот.
— Война? — спросил Серджо, указывая на его лицо.
— Верно, — кивнул Тоньино.
Зазвонил телефон, и управляющий поднял трубку в ту самую минуту, когда друзья собрались прощаться.
Услышав, кто говорит, Серджо начал отвечать почтительным тоном, кратко, почти односложно, кланяясь невидимому собеседнику. Одновременно он сделал знак Спартаку задержаться.
— Граф вернулся, — объявил управляющий, повесив трубку. — Он направляется на виллу в Котиньолу, но сначала остановится здесь, в усадьбе. Он пообедает с нами. Нужно немедленно предупредить мою жену.
Жилье управляющего и контора располагались в одном переоборудованном на современный лад старом доме, отстоявшем на полкилометра от хозяйственных построек. В прошлом веке здесь жили хозяева. Когда граф Сфорца унаследовал имение и другие земли по соседству, его жена сочла это жилье неподходящим, предпочитая ему виллу в Котиньоле.
— Вы пообедаете у меня, — сказал управляющий, — Таким образом граф сможет с вами познакомиться. — Он вдруг помрачнел, представив себе, сколько упреков придется выслушать ему от жены, когда она узнает о неожиданном визите сиятельных гостей, для которых придется приготовить роскошный обед и обеспечить достойный прием. — Окажите мне любезность, Спартак. Пошлите за Сантиной, пусть придет помочь на кухне.
— Тоньино об этом позаботится, если не возражаете, — ответил Спартак, обернувшись в дверях. Он твердо решил для себя, что никогда больше не переступит порога хозяйской усадьбы. — Мне надо заехать к ветеринару. Прибыла вакцина для скота.
— Спасибо, Спартак, — поблагодарил Тоньино, когда они остались одни. — Спасибо за все. Ты даже нашел предлог, чтобы послать меня проведать мою Лену, посмотреть, как она там.
Спартак ничего не ответил. Он оседлал свой велосипед и направился в город.
Вернулся он уже к полудню. Перед домом управляющего стояла черная «Изотта-Фраскини» с панелями орехового дерева, из столовой, сквозь распахнутые окна, доносился оживленный разговор. Прислонив велосипед к дощатому забору, Спартак заметил шофера в ливрее. Тот сидел на каменной скамье перед изображением Мадонны в гроте, выложенном из обломков скальных пород. Рядом с ним сидела маленькая Антавлева. Оба уплетали хлеб с шоколадом. Заметив Спартака, девочка побежала ему навстречу.
— Господин граф прибыл! — закричала она.
— Знаю. Я потому и приехал, — ответил Спартак, ласково потрепав ее по щеке.
— И с ним госпожа графиня. И не та, что была прежде, не старая. Совсем-совсем молоденькая и такая красавица! — захлебываясь, доложила Антавлева. — Но она не добрая. Даже поздороваться со мной не захотела, — уточнила девочка, понижая голос, чтобы шофер не услышал. — Лена гораздо лучше ее, а по мне, так и красивее тоже, хотя и носит очки, — добавила она.
В эту минуту за спиной у них раздался голос:
— Так вы и есть знаменитый помощник управляющего!
Спартак обернулся и снял шляпу. Перед ним стояла молодая женщина в серых фланелевых брюках и твидовом жакете, под которым виднелась белая блузка, фасоном напоминавшая мужскую рубашку. Да, она и в самом деле была необыкновенно хороша собой: безупречно правильные черты лица, громадные голубые глаза, светлые волосы, стянутые мягким узлом на затылке. На полных и сочных, как вишни, губах играла самоуверенная улыбка. На мгновение Спартак лишился дара речи.
— К вашим услугам, — вымолвил он наконец, кланяясь и прижимая шляпу к груди.
— Граф рассказывает о вас чудеса. Конечно, со слов управляющего. Не знаю, стоит ли всему этому верить или нет, — с улыбкой произнесла она, подходя поближе.
Спартак заметил брошь, сверкавшую на отвороте ее твидового жакета: белая роза с лепестками из мелких жемчужин на изумрудно-зеленом стебле с такими же листиками.
Графиня перехватила его взгляд.
— Вам нравится моя брошка, господин помощник управляющего? — кокетливо спросила она.
Как он мог растолковать этой дамочке, что ее брошка напоминает ему белую дамасскую розу, которую он подарил Лене, встретив ее на берегу Сенио?
— По правде говоря, не знаю, — проговорил он торопливо. — Я в дамских безделушках не разбираюсь.
— А жаль, — томно протянула графиня. — Вы проявили бы отличный вкус, если бы сказали, что она вам понравилась. Эта брошка — маленький шедевр Тиффани. Граф подарил мне ее во время нашего свадебного путешествия в Нью-Йорк.
Женщина говорила таким тоном, словно помощник управляющего, равно как и брошка, и ее муж да и весь белый свет составляли часть некой шутки, понятной только ей одной.
