Возле большого камина, потухшего и ничем не украшенного, помещалась раковина с насосом. Антавлева нажала на длинную фигурную ручку, изогнутую змейкой, и из трубы забила струя прозрачной воды.
— Вода в доме! — ахнула Лена. Ей вспомнился рассказ Спартака о господских домах, где вода бежала по трубам и сверх того еще имелся большой белый горшок, чтобы справлять нужду. — Неужели и уборная есть?
— Боже сохрани! Только этого нам не хватало, — затараторила Антавлева. — Уборная у нас во дворе. Помощник управляющего говорит, что скоро построит две новые, по обеим сторонам от ворот. Эти новые — они называются «турецкими», — так вот, там есть цепочка такая, и стоит за нее потянуть, как вода спускается и все смывает. Это он так говорит, — добавила она с сомнением.
— Но ты в это не веришь, — поддразнила ее Лена.
— Иногда верю, а иногда и нет. По-всякому бывает.
— И от чего же это зависит?
— Не от чего, а от кого. От синьора Серджо Капорали. Он тут управляющий. И еще он мой папа. Он служит у графа Ардуино Сфорцы, а граф тут хозяин. Вы его когда-нибудь видели?
— Несколько раз. У него вилла рядом с моей деревней. Но он давно уже не был в Котиньоле.
— Ой, сколько мы всего можем друг другу рассказать! — в восторге взвизгнула девочка. — Но сначала вам нужно посмотреть комнату наверху. Лестница вон там, видите? Не надо выходить наружу, чтобы подняться в спальню. Очень удобно, особенно зимой, а то можно простудиться или поскользнуться, если ступени обледенеют. Это образцовое хозяйство, — уточнила она с гордостью.
— А ты, как я погляжу, образцовая малышка, — улыбнулась Лена.
От дружеской болтовни с девочкой у нее стало чуточку легче на сердце.
— У меня был плеврит, — с важным видом объяснила Антавлева. — Меня лечили в больнице в Болонье и сказали, что я не должна утомляться, а не то будет ре-ци-див, а это опасно, потому что может перейти в чахотку. У нас тут, если кто из крестьян заболеет чахоткой, его отправляют в горный санаторий на Апеннины. Такие больше не работают, а бывает, что и не возвращаются. Я не хочу заболеть чахоткой. Прошлым летом меня отправили на море. Вы видели море?
— Только мельком. Однажды я поехала в Равенну, чтобы купить очки.
Девочка понимающе кивнула, а потом продолжила свою речь, перейдя на шепот:
— А вы знаете, говорят, у Сантины шашни с синьором Спартаком!
— Антавлева! Как тебе не стыдно повторять грязные сплетни! — воскликнула Лена, глядя на нее с упреком.
— Ничего вам больше не скажу, — обиделась девочка и, надувшись, направилась к дверям.
— Антавлева! — В голосе Лены слышался отчаянный призыв, чуть ли не мольба о помощи. Ей было страшно остаться одной в этом чужом и пустом доме, наедине со своими невеселыми мыслями.
Девочка была уже на пороге. Услышав оклик, она обернулась.
— Приходи меня навестить, — попросила Лена.
Антавлева улыбнулась в ответ.
— Я завтра приду. Мой папа говорит, что помощник управляющего большой охотник до молодых и красивых женщин. Говорит, что он ни одной не пропускает и что они сами к нему липнут.
Лена осталась одна посреди кухни. «Эта маленькая чертовка многое знает», — подумала она. Растерянная, выбитая из колеи, Лена сама себе показалась одинокой и никчемной. Она с тоской вспомнила о своей покинутой деревне, о родном доме, о семье. Верно, они обращались с ней сурово, если не сказать жестоко, но все же это был ее мир — понятный и предсказуемый.
Снова и снова она возвращалась мыслями к своей матери, которая чуть ли не силой вырвала у нее обещание выйти замуж за Антонио. Только теперь Лена начала понимать, что навязанный ей супруг был далеко не худшим из возможных претендентов. Что же касается ее самой, наверное, прав дон Паландрана, священник из Котиньолы: она совершила тяжкий грех, заставляя мужа воздерживаться от исполнения супружеских обязанностей. Но, может быть, теперь и впрямь начнется для нее новая жизнь? Еще несколько часов назад, во время переезда в Луго, она боялась, вновь увидев Спартака, упасть к нему в объятия. После только что услышанного Лена поняла, что ничего подобного не случится.
И не только из-за того, что она о нем узнала. Отныне она будет счастливо почивать в супружеской постели вместе со своим Тоньино.
Спартак не посмел даже заглянуть в повозку, где спала Маддалена, хотя нестерпимое желание ее увидеть жгло его изнутри. Она принадлежала его другу, и он не имел никакого права разрушать их союз.
Маддалена Бальдини стала для него чем-то вроде хронической болезни, мучившей его, не переставая, с самой первой встречи. Потом острый период миновал, но окончательное выздоровление так и не наступило. Всякий раз, сближаясь с женщиной, Спартак вспоминал о ней.
Ему частенько встречались девушки, готовые на все, и он пользовался этим иногда, но это были романы без любви.
Проводив Антонио Мизерокки на подворье графской усадьбы, Спартак был озабочен только одним: как бы поскорее скрыться, пока Маддалена не проснулась. Он не смог бы взглянуть ей в глаза и потому ограничился тем, что поручил ее заботам Сантины и маленькой Антавлевы, которая на правах выздоравливающей не ходила в школу. Она была славной девчушкой: как раз подходящая компания для Лены.
Что до Тоньино, то его Спартак принял с распростертыми объятиями, как подарок свыше. Работы в усадьбе становилось все больше, к тому же назрела потребность расширить собственное дело.
Ему уже стало тесно на ферме у графа Ардуино Сфорцы ди Монтефорте. Появились новые возможности. Спартака привлекала торговля химическими удобрениями и ядохимикатами: они пользовались огромным спросом на рынке и сулили большую выгоду. Ну а теперь можно будет перепоручить Тоньино выращивание овощей, он самый подходящий для этого человек. Сам же Спартак благодаря помощи друга высвободит больше времени для занятия торговлей. Он пока не мог себе позволить отказаться от должности помощника управляющего, но твердо знал, что рано или поздно такой момент настанет.
Для себя он решил, что никогда больше носа не покажет на подворье. По крайней мере днем, когда есть риск неожиданно столкнуться с Маддаленой.
Теперь необходимо было представить друга управляющему Серджо Капорали и поручиться за него. Управляющий был у себя в конторе и занимался изучением образцов семенного зерна, которые Спартак привез из Болоньи.
Образцы, расфасованные по маленьким бумажным пакетикам, были разложены на столе. Управляющий высыпал зерно горкой на ладонь и рассматривал, сравнивая друг с другом разные сорта.
