– Вот смотри, Аиша, как надо людей заводить.
– Спасибо, Зуля, – ответила Мелания не без язвы, – буду знать.
Женщины обменялись такими взглядами! Любви в этих взглядах точно не было. Даже легкой симпатии. Опять зазвучал барабан. Неугомонная дама сзывала на свои танцы. После того как она бесцеремонно прервала Мелькин мастер-класс, мне в них участвовать не хотелось. «Не очень-то много мира на этом фестивале», – подумала я. Аиша отвела меня в сторону, мы присели на поваленное бревно, наблюдая, как растет хоровод Зульфии.
– Вот увидишь, натанцуются, будут как выжатые лимоны.
– Почему?
– А потому что Зулька всю групповую энергию заберет и использует. Откуда, ты думаешь, она такая сильная взялась? Фестивалями питается.
«Так вот почему нагревался амулет!» – осенило меня.
– А почему вы терпите?
– А я здесь последний раз. Если бы Катька и Глашка не уговорили, вообще бы не поехала.
– А другие как же? Они разве не видят?
– Нет, не видят. Возносят ее до небес, а сами не понимают, что она их просто грамотно «ест».
– Неужели никто не понимает? Здесь же все такие продвинутые!
– Некоторые понимают. Вот, например, те, кто организовал эти «Танцы мира». Зулька их использовала и выкинула из проекта. Но они только тогда и поняли, что их «употребили», когда остались с носом.
До этого тоже пели дифирамбы: «Зульфия такая сильная!», «Зульфия прирожденный лидер», «Зульфия прекрасный организатор» и все в таком же духе. Вот на них этот лидер и опробовал свое лидерство. Сначала их слегка подвинула, а потом совсем выдавила из оргкомитета. Сейчас уже все забыли, чья это идея «Танцы мира». Думают, что Зульфии.
– А коммерчески это выгодно?
– Еще как! Особенно если всех вокруг обобрать!
– Ну хорошо, но ты же ей жить не мешаешь! Зачем она опять танцы заводит, ведь по расписанию они уже были!
– Есть такие слова – зависть, жадность, ревность. Женщины-эзотерики бывают очень завистливы и ревнивы. Завидуют чужой силе, ревнуют к успеху. Как будто сила – это любовник, которого другая может отбить. А силы хватает на всех, и она у каждого своя. Это так очевидно…
Мелания вздохнула. Я тоже. Увы, нет в мире совершенства. Искала островок рая на земле, а попала на небольшую войну. Хотя нет, с войной я погорячилась, на фестивале, как в Ноевом ковчеге или романе Льва Николаевича, перемешалось все, и война и мир. Скорее всего, небеса, тучи на которых разгонял утром горластый Вапити, хотели мира и справедливости, потому что неожиданно на поляну, где верховодила Зульфия, вышла большая группа женщин в национальных русских костюмах. Они громко, во все горло, запели-завопили открытым звуком фольклорные песни. Народ отхлынул от Зульфии и побежал к ним. Переорать их она не смогла по одной простой причине: женщин было больше. Тетки вообще были заводные. И припевки выкрикивали себе под стать, хоть и веселые, но с членовредительством. Запомнила я всего парочку: «Топор, рукавица – жена мужа не боится!» и «Коса, топор – жена мужа об забор», далее все в таком же духе. Зульфия попробовала опять завести свои танцы и даже со всей дури застучала в большой барабан, но тут на подмогу теткам неожиданно пришли молодые музыканты, которые играли на фестивале кельтскую музыку.
Озорных парней, нарочито одетых как гопники, видно, тоже задолбали «Танцы мира», и они дружно поддержали «народниц». Завыли волынки в такт припевкам, и над поляной опять понеслось: «Топор, рукавица…» Мелька взяла меня за руку.
– Пойдем, послушаешь, как звучит лагерь! – проорала она мне на ухо.
Мы поднялись на сопку. Внизу перемешалось все – барабан, звонкие голоса женщин, вой волынок, и это не было какофонией. Это была настоящая музыка! Или стук одного коллективного сердца, которое хотело радоваться. Люди на фестивале не замечали, что кто-то делит власть и силу, а просто от души веселились. Все равно хорошо! Все равно праздник! Радость бушевала, как ветер в кронах соснового леса. Здесь ее было больше, чем печали или вражды. Многие знакомились, заводили романы и романчики. Атмосфера склоняла. Но не меня. Во-первых, мое сердце оккупировал загадочный астролог. Л во-вторых, на мой вкус здешние мальчики и мужчины выглядели какими-то слабоватыми. Не в физическом смысле, а в смысле наличия внутренней силы, поисками которой все здесь дружно занимались Не думаю, что слова Мелании про мужиков и эзотериков повлияли на меня, нет, я сама умею наблюдать и делать выводы. Я сразу заметила, что мужчины здесь не торопятся помочь женщинам, даже если те делают тяжелую, откровенно мужскую работу. Водой, дровами занимался исключительно слабый пол. Противоположная половина человечества совершенно не желала тратить время и силы на эту ерунду. Особенно меня поразили йоги. Вечером мы сидели у костра. К нашему огоньку подсели еще восемь довольно разных особей мужского пола, среди которых преобладали поклонники этого течения. Они с жаром поведали нам, что йога – это верный путь к нирване и мы, разумеется, немедленно должны вступить на стезю духовного и физического самосовершенствования, если хотим всю жизнь оставаться молодыми и здоровыми, а также достичь духовного просветления. К нему, к духовному просветлению, и должен стремиться человек, если хочет хоть чем-то отличаться от животного! Мыс интересом слушали пламенные речи, несмотря на то что нас нещадно кусали комары. Всех, кроме, естественно, Меланин. Она сидела, тихонько хихикала над нами и бухтела: «Я невкусная, я невкусная». И похоже, ей удалось уболтать местных кровопийц, по крайней мере тех, которые летали и жужжали.. Впрочем, возможно, что с кикиморами болотными, их насылающими, у нее были какие-то свои отношения. Предполагаю, что родственные. Костер медленно угасал. Глаша решила принять меры.
– Дрова кончаются, – сказала она, внимательно глядя на сидящих вокруг костра мужчин.
Мужчины как-то сразу притихли. Глаша повторила попытку. Придав своему голосу сексуальные нотки, она повторила:
– Дрова кончились. Надо бы принести.
– Надо попросить мужиков, пусть принесут, – откликнулся один из наших собеседников.
При этом никто даже не пошевелился! Видимо, к мужикам они себя не относили и за дровами не собирались. Глашка и Мелька переглянулись и презрительно прыснули.
– Эзотерики! – протянули они в один голос, гнусаво растягивая любимое слово, и громко расхохотались. Количество сидящих с нами мужчин резко уменьшилось. Мы с Глафирой пошли за дровами.
– Глаш, – сказала я, – ты только не думай чего плохого! Но я…
– С Глебом переспала? – грозно спросила Глашка.
– О господи! Голодной куме все хлеб на уме! Нет! Дура какая! Дался тебе этот Глеб! Послушай меня, я случайно узнала одну вещь. Помнишь ту женщину, которая была с ним в «Олимпии»? Неопределенного возраста.
