До съемки оставалось четыре дня, и я собиралась выжать из них все возможное. Еще раз урезав количество калорий, я решила, что с меня вполне хватит одного обеда, состоящего из комка риса размером со Светланин крошечный кулачок, даже еще меньше, под паровыми овощами (я даже специально выскоблила кастрюлю, чтобы на дне не осталось ни капельки жира от предыдущей домашней стряпни Дженетт, и только тогда бросила в нее овощи). Несмотря на возражения Светланы, я перестала таскаться с ней по клубам каждый вечер, хоть она и обещала встречу с «самым клевым» парнем, который якобы меня там ждет. Мне не хотелось расплыться и разбухнуть от алкоголя, когда настанет решительный день, превратившись в этакую Зефирную женщину, подходящий персонаж для фильма «Охотники за привидениями-3», если все-таки его решат снять.
Кстати, о парнях: Светлана начала обо мне волноваться, так как я не проявляла большого интереса к тем многочисленным мужским особям, которые фактически прислуживали нам каждый вечер, — от двадцатилетних певцов из заезжих перспективных групп до пожилых финансистов, способных купить целиком весь клуб, в котором мы сидели, и еще осталось бы наличных до конца жизни. Как-то однажды во время попойки в «Розовом слоне», когда целая стайка моделей помогла смазливому парню, снимавшемуся для Guido, прикончить три бутылки водки «Grey Goose», Светлана повернулась ко мне с серьезным видом.
— Ты не любить мужчина? — спросила она с каким-то хитрым прищуром, словно в глубине души надеялась, что дело обстоит именно так— Светлана знать любовь для тебя.
И она указала на потрясающую девушку, совсем молоденькую, которая приехала из Испании; Светлана знала ее по клубной компании. Испанка не сводила с меня глаз — очевидно, Светлана все спланировала заранее — и, открыв рот, слизнула языком каплю водки с губ, грозившую скатиться на подбородок.
— Нет-нет-нет-нет, ты все неправильно поняла, Светлана, — поспешила я заверить русскую, слегка запаниковав от того, что юная испанка соблазнительно и пылко смотрела то на мое лицо, то на грудь. Я взяла салфетку и вытерла Светлане нос, пока никто не заметил белого порошка на ее ноздрях. — Дело не в этом, я просто должна думать о своей, хм, карьере, — сказала я убедительно даже для самой себя.
— Уже немного другой? — поинтересовалась она.
— Что?
Хотя обычно мне удавалось расшифровывать ее своеобразный английский, на этот раз я не сумела подобрать кода к ее русско-английскому шифру. Все равно получался какой-то бред.
— Уже немного другой?! — повторила она.
Тут до меня дошло, что она имеет в виду, не появился ли у меня кто-то другой.
— Нет… давай не будем об этом, — сказала я, прикладываясь к своей клюквенной водке и думая, что, возможно, Светлана не так далека от истины.
Я давно пыталась прогнать из души растущую влюбленность в отсутствующего Робера.
Русская совсем захмелела, твердо убежденная, что она открыла какой-то огромный секрет. Если бы она только знала…
— Светлана знать! Хизер иметь немного другой! Что не так? Он старый?
Она рассмеялась, словно только что рассказала самый смешной анекдот в мире, и, крепко вцепившись в меня, уткнулась мне в ключицу, продолжая хихикать от пьяной кокаиновой радости.
Испанка ревниво на нас посмотрела.
На диване в позе зародыша лежала известная южноамериканская модель из другого агентства и, закрыв лицо, пьяно всхлипывала. А еще она раскачивалась.
— Я хочу домой, домой, — стонала девушка. Непонятно, что она имела в виду — ее теперешнюю городскую квартиру или барак в Бразилии, из которого ее вытащило известное агентство. — У меня кастинг, я должна…
Она не договорила, а неожиданно растянулась на черном кожаном диване, свесила голову, и ее вытошнило. Избавившись от выпитого за ночь шампанского и водки, она села прямо и утерла слюну с пухлых губ тыльной стороной ладони. Лицо ее было пепельного оттенка, и я засомневалась, что ей удастся за шесть часов вернуть себе к кастингу прежнюю привлекательность, разрекламированную в бесплатных листовках.
— Воды, — прохрипела она.
Светлана смешала в стакане большую порцию водки с содовой и вручила девушке.
— Спасибо, — пробормотала та, не открывая глаз.
Она жадно опустошила стакан, видимо даже не заметив разницы.
Русская мне подмигнула.
— Светлана иметь тот же кастинг завтра!
Она пронзительно расхохоталась и пустилась в пляс, забыв о последней сенсации — что у меня «уже немного другой».
Однако вечер накануне моей съемки расставил все по своим местам.
Днем я совершила долгую прогулку по центру, закутавшись в зимнее пальто из «Н&М»,[28] хотя я всем говорила, что оно от Mark Jacobs. Если не присматриваться и не щупать ткань, то моя ложь была вполне правдоподобной, как я полагала. Поздняя осень постепенно переходила в зиму, ранним утром за окном пролетели даже две снежинки, словно высланные из Арктики на разведку, все ли в порядке в Нью-Йорке. В животе заурчало, когда я пересекала парк на Вашингтон-сквер, минуя группки студентов и пару мазохистов хиппи, игравших на ледяном холоде без рубашек в хэки-сэк.[29] Я сунула в рот кусок жвачки без сахара и принялась жевать, чтобы заглушить голод, — до съемки оставалось меньше восемнадцати часов.
Двое парней-студентов уставились на меня, широко открыв рты, когда я проходила мимо, — я была по меньшей мере на три дюйма выше обоих. Живя в общаге для моделей и проводя почти все свое время среди других рослых девушек, я порой забывала, что возвышаюсь над толпой. Я добавила огоньку в походку, чтобы им было о чем поговорить в столовой с друзьями, и, выйдя на Бродвей, пошла в сторону книжного магазина «Стрэнд», радуясь возможности немного размяться и подышать на воле — все же лучше, чем проводить день в душной, тесной комнатенке. Неделей раньше я обратила внимание на этот магазин, проезжая со Светланой мимо, когда мы направлялись в ресторан пообедать. Тогда же я и решила его исследовать. Внутри переполненного помещения я нашла секцию книг по искусству и осмотрела выставленные издания. Решила приобрести большой роскошный фолиант о Жане Мишеле Баския, прославившемся двадцать лет тому назад на тех же центральных улицах, по которым я ходила в тот день. Книга была дорогой, но у меня кое-что осталось от еженедельной стипендии агентства, а кроме того, книга продавалась с 50-процентной уценкой. Я вспомнила о Виллеме и его галерее. Может быть, все-таки стоило туда сходить; в конце концов, это не могло мне повредить, к тому же наверняка его там не будет. Робер когда-то сказал, что такой девушке, как я, лучше держаться от Виллема подальше. А если все-таки бельгиец окажется на месте, тогда, возможно, я выясню, почему Робер повел себя так странно, узнав, что я разговаривала с Клюстером. Просто я откажусь пойти с ним в запасники.
