— Когда-то приходилось, — мой голос звучит низко и хрипло, никогда не думал, что от простого прикосновения к ладоням можно так разогнать сердце.
Сейчас в моей груди просто переворот: душа рвется оттуда, сердце бухает словно молот, — но я лишь замер, настороженно наблюдая за Ясей. Не было у меня девушек, так заинтересованно, словно карту, разглядывающих мои руки. Обычно они тут же старались скорее убрать свои холеные мягкие ладошки с точеными пальчиками от них подальше, иногда даже прятали за спину, не успев убрать с лица брезгливое "фи"! Я привык, мне все равно, если честно!
Так я считал ровно до сегодняшнего вечера. А сейчас… Все по-другому. Казалось бы, что такого, что тебя держат за руку, аккуратно водят по ним, будто боясь сделать больно или неприятно?.. Но весь парадокс в том, что это простое проявление человеческого участия выбивает из меня почти весь воздух со свистом! Уродство моих рук всегда напоминало мне, кем я был, через что прошел, за что я себя могу уважать…
Современным девушкам, видящих твой статус, неважно, КАК ты этого добился, чем пожертвовал, через что перешагнул, благодаря чему не сломался… Им это неинтересно, скучно — и вообще лишняя информация!
Яся оказалась первой, кто не оттолкнул, кто сделал какой-то свой — правильный! — вывод, кто вдруг искренне стал переживать! А вот это было так, словно на мою землю сейчас свалилось мое же небо! Девушка подняла на меня взгляд, полный сожаления и какого-то участия, взгляд, смотрящий не в глаза, а глубже, даже не в душу — в мысли, в сердце…
— Расскажи, — неожиданно просит она, не выпуская моих рук.
Это было и смешно, ведь ее две ручки едва обхватывали одну мою, но она старалась их удержать, а с другой стороны, это было очень трогательно! Так, что щемило внутри.
Сначала я хотел отшутиться, закрыться, как это привычно делаю. И уже открыл рот для очередной шутки…
— Я был мальчишкой, — даже неожиданно для себя самого заговорил я совсем о другом. — Мать серьезно заболела, отец тогда ушел от нас, сказав, что не собирается взваливать на себя неизвестно на сколько лет живой труп, он не хотел нарушать комфорт своей привычной жизни. Развелся с ней и оттяпал половину нашей однушки, в которой мы жили втроем. У нас не было денег, чтобы оплатить ему половину, поэтому пришлось квартиру продавать. Оставшихся денег едва хватило на комнату в общаге. Бесконечные переживания, слезы по ночам в подушку… Все это сильно подкосило мать, она вконец слегла. Мне тогда едва исполнилось тринадцать. Когда я понял, что ей становится еще хуже, я решился прийти к отцу за помощью. Но он прогнал меня, заявив, что все, что мы, мол, смогли от него поиметь, уже поимели! Велел не приходить больше к нему и вообще забыть адрес! — я почувствовал, как Яся ободрительно, скорее всего неосознанно, сжала мои ладони. — Тогда, глядя ему в глаза, я поклялся, что никогда больше не приду! Подыхать буду, но не приду! Он обрадованно покивал и захлопнул перед моим носом дверь… Ты не против, я закурю? — посмотрел я на нее.
Не люблю дымить в машине, но сейчас почему-то выйти на улицу не мог. Сразу по нескольким причинам. Во-первых, там стало жутко холодно, и из тепла нагретой машины выбираться на мороз совсем не хотелось. Во-вторых, на моих коленках все еще грелись Ясины ноги. В-третьих, ощущение наших переплетенных рук никак не хотелось разрывать. Ну и, пожалуй, в-четвертых, сейчас между нами возникла какая-то своя особая атмосфера, тоже притягательная, но будто шатер, раскинувшаяся по всему пространству — шатер, волшебство которого мне было жаль покидать.
Яся посмотрела на меня и кивнула, соглашаясь.
Я осторожно отнял свои руки, немного приоткрыл окно, впуская порцию ночной прохлады и прикуривая сигарету, а потом — почти машинально — сгреб свободной ладошкой ее маленькие ручки. Задумался ненадолго, окунаясь в воспоминания… Она сидела рядом, молча ожидая продолжения, не пытаясь меня торопить, позволяя собраться с мыслями. Я слушал ее дыхание и думал: " Какого черта, Артур? Зачем ты ей вываливаешь все это дерьмо?!"…
*36*
Ярослава
Глухим и почти бесстрастным голосом Артур рассказывал о своем тяжелом детстве, а я с каждой минутой чувствовала, как мое сердце все больше и больше сжимается…
… Он сильно преуменьшил, когда вначале сказал, что ему было непросто. Тринадцатилетний одинокий мальчишка, враз повзрослевший, был должен решать проблемы, которые сваливались далеко не на каждого взрослого! Дорогостоящее лечение матери требовало немедленных и постоянных вливаний больших сумм, и Артур крутился как мог: подрабатывал на рынке грузчиком в две смены, прибился к одной строительной фирме и пахал на стройке наравне со взрослыми. Школу, естественно, забросил, из-за чего остался на второй год. Некоторые работодатели к своему малолетнему подопечному относились с сочувствием и платили нормально, иногда выдавая авансы или подкидывая дополнительные поручения; кто-то бессовестно использовал, обманывая и не платя в итоге ни копейки, ведь нигде в силу своего возраста он не был официально устроен.
Приходилось работать и посыльным, и продавцом на маленьком рынке, мыть машины и стекла в домах…
Однажды он услышал про подпольный бойцовский клуб, что там неплохо можно было заработать на участии в боях, подкрепленных тотализатором… Смог найти того, кто свел его с устроителем, так как самого его одного туда не пускали. Несколько первых боев было проиграно и, естественно, не оплачено. Со временем он наловчился, выработал свою тактику ведения боя, поднабрался опыта, стал много тренироваться. И стал выигрывать. Физической силы, накопленной за время работы грузчиком и на стройке, хватало, чтобы справиться с противниками иногда даже в большей весовой категории, чем он сам. Появились деньги, и лечение матери при замене дешевых аналогов на нужные дорогостоящие лекарства стало приносить хорошие результаты. Но все равно о выздоровлении не было и речи. Только ремиссия и временное улучшение.
И Артур вновь вернулся на стройку, совмещая с боями. Несколько раз его избивали до потери сознания, но появились спонсоры, которые стали вкладывать в него деньги. Один из них настоял на том, чтобы он вернулся в школу, имея на него далеко идущие планы. Времени все больше не хватало ни на что. Бывало, не спал по двое суток, не ел, засыпал на ходу.
В социальные службы с просьбой о помощи матери решил не обращаться после того, как ему доходчиво объяснили, что если к ним будут ходить соцработники, его попросту отправят в интернат, так как он, по сути, чуть ли ни сирота — отец официально отказался от него. Получая паспорт, Артур взял фамилию и отчество матери, чтобы вообще ничего не связывало его с этим человеком.
Получив аттестат об окончании школы, он смог поступить в училище на вечернее отделение, но вновь часто не посещал занятия. Однако тут ему помогли учителя, видя, что все зачеты и экзамены он все же сдает.
Бои стали приносить неплохие деньги, и мать, наконец, встала на ноги. Казалось, можно было уже вздохнуть спокойнее, но им по-прежнему требовались деньги. Артур решил найти им недорогую квартиру, так как соседи-пьяницы по общежитию безбожно пили, мешая им жить. Конечно, зная его репутацию, никто к нему не приставал, но постоянные пьянки и драки за стенкой, ор до пяти утра и шатания по квартире мутных личностей заставляли его переживать о матери, когда он сутками не находился дома.
Через год после окончания училища он смог купить маленькую квартиру на окраине города и, счастливый и гордый собой, перевез туда мать.
После этого в его судьбе появился Яша, друг, который смог заставить его поверить в себя. Он помог найти ему новых спонсоров, более щедрых и влиятельных, которые раскручивали имя Артура, устраивали его участия в дорогих боях, а потом буквально насильно заставил пойти его в институт на вечернее отделение. Возможно, благодаря этой судьбоносной встрече Артур сейчас и был именно тем, кем был.
