– Мне показалось, что в прошлый раз ты смотрела достаточно внимательно.
– Верно. Тебе показалось, – парировала я и отложила, наконец, многострадальное полотенце в сторону. Оперлась ладонями о барку и уставилась на парня напротив, с переменным успехом прыгая взглядом от его глаз к татуировке на шее, часть которой прикрывал ворот толстовки. – Чего желаете? – повторила вопрос с нажимом, надеясь на этот раз услышать внятный ответ.
– Что ж, – протянул он задумчиво, прочистил горло и побольше навалился на барку между нами, словно сокращая расстояние. – Раз мне сегодня не светит мой любимый напиток, то, пожалуй, закажу твой. Что ты любишь?
Слегка дёрнула бровями, мол «сам напросился». Взяла чистый стакан и, наполнив его негазированной водой из бутылки, поставила перед парнем.
– И всё? – посмотрел он в стакан, словно на дне его можно было что-то найти.
– Лимон, – делано улыбнулась и закинула в его стакан лимонную дольку. – За счёт заведения.
– Любопытно, – хмыкнул Климов и прокрутил стакан, вглядываясь во взбунтовавшие из-за него волны. – Ещё совсем недавно ты упрекнула меня в том, что я разбрасываюсь, как ты говорила, деньгами родителей, а сегодня делаешь то же самое с деньгами кафе.
– Дурной пример заразителен.
Движение его пальцев, между которыми он прокручивал стакан, завораживало. В любом случае, лучше смотреть на его руки, нежели в глаза или на изрисованную шею.
Плавные уверенные движения длинных пальцев, медленно проворачивали стакан, вынуждая лимонную дольку держаться в центре водной глади и рассылать волны к стеклянным стенкам.
Костяшки пальцев не сбиты. Значит, воспитательная беседа с Равой (если она, вообще была) прошла без рукоприкладства. Либо Климов настолько крут, что всю грязную работу за него делают другие. Например, Данияр, или для него – Диск.
– Почему ты их прячешь? – раздался спокойный голос над водной рябью.
Резко вскинула взгляд к его лицу и увязла в сосредоточенном на мне взгляде голубых озёр. Сегодня, отчего-то, они казались особенно яркими.
– Кого «их»? – нахмурилась, не понимая, когда успела потерять нить разговора.
– Глаза, – ответил он всё так же спокойно, продолжая смотреть на меня без капли иронии.
– Они, вроде, на месте. Один из них – точно, раз я тебя всё ещё вижу.
– Из-за линз, наверное, не так хорошо?
– Достаточно. Они мне не мешают, – снова опустила взгляд к его рукам, понимая, что слишком долго мы смотрим друг другу в глаза.
– Без них гораздо лучше.
– Не мне, – отрезала резко и снова вцепилась в полотенце, которым стала натирать столешницу и проклинать Диму на всех известных мне языках: русском и матерном.
– И всё-таки, – стоял он на своём. – Почему ты прячешь свои глаза? Да так тщательно, что даже твоя соседка ничего не знает?
По спине пробежал холодок, на затылке волосы встали дыбом, ногти впились в жесткую ткань полотенца:
– Ты ей рассказал? – вперилась в него взглядом и поймала почти оскорбленную моську.
– Завуалированно спросил о цвете твоих глаз. Она не догадалась. Просто ответила, что они у тебя слишком темные для цвета твоих волос.
– Больше не лезь и вообще забудь о том, что видел. Ясно? – смотрела на него пристально. Полуулыбка слетела с его губ, оставив место недовольству.
– Почему? Это ведь не уродство…
– Тебе-то откуда знать? – с трудом сглотнула горький ком воспоминаний.
Озёра напротив померкли и перестали казаться такими яркими. Словно солнце над ними заслонило черными тучами. Его взгляд сполз к моей шее, будто он мог видеть с каким усилием и болью я глотаю горечь, пытаясь придушить её внутри себя и не дать ей разрастись, чтобы снова уничтожить.
– Прости, – произнес Климов, глядя на меня из-под сведенных бровей.
– Тебе не за что извиняться, – продолжила я излишне тщательно натирать столешницу. – По крайней мере, сегодня.
Повисло долгожданное молчание, но каждой своей клеточкой я чувствовала, как наэлектризован между нами воздух. Казалось, ещё одно лишнее движение или слово – шарахнет так, что нас раскидает в разные стороны и больно прижмет к противоположным стенам.
– Твоя смена кончается через десять минут, – к моему облегчению Климов сменил тему разговора. Но облегчение оказалось слишком коротким. – Я подвезу тебя до общаги…
– Слушай, – вспылила я. Замерла с полотенцем в руке, вжимая его в столешницу. Прямо посмотрела в глаза парню напротив. – Не знаю, что ты затеял и зачем тебе это нужно, но попрошу тебя – не лезь. Ни ради понтов перед дружками, ни ради своего эго, ни ради галочки на потрепанном ремне – не лезь ко мне. Ясно?
Молчание между нами натянулось звенящей струной. Порвется – кому-то из нас точно прилетит по носу.
– Что с тобой? – отодвинул он стакан в сторону и внимательно вгляделся в моё лицо, словно считал каждую веснушку. – Кто-то тебя обидел?
– Не лезь, – повторила я севшим голосом. Сердце загрохотало в груди, грозясь проломить пару ребер.
Снова это гнетущее молчание. Снова этот взгляд потускневших озёр, словно теперь он не просто запоминал количество веснушек на моем лице, но и впечатывал в свою память форму каждой из них.
Тонкие губы приоткрылись, готовые вот-вот высвободить очередную необдуманную фразу.
– Как скажешь, – капитулировал Климов.
Взгляд его стал отрешенным и холодным – таким каким я привыкла его видеть в универе, когда он находился в компании своих шакалов и/или «сосок».
Достав из кармана джинсов несколько купюр, он положил их рядом со стаканом, из которого не сделал ни единого глотка.
Снова слишком крупное вознаграждения за ничтожную услугу.
Больше не посмотрев на меня, вышел из кафе, хлопнув напоследок дверью.
Только когда за окном взревел двигатель, и припаркованная рядом с кафе машина со свистом сорвалась с места, позволила себе выдохнуть и расслабить плечи. Руки пробрало мелкой дрожью, ноги казались ватными и непослушными. Воспоминания последних лет накатили волной и захлестнули меня с головой, вынуждая потерять равновесие и ориентиры, ведущие меня подальше от прошлого.
Может, я напрасно на него сорвалась, но, с другой стороны, чем он лучше всех них?…
