Из кафе в общагу вернулась ближе к полуночи. Натянутые после разговора с Климовым нервы требовали уединения. Поэтому из автобуса вышла на одну остановку раньше, чтобы дать прохладному осеннему ветру похозяйничать в моей голове и раскидать по темным углам грязные воспоминания, которые Климов успел распотрошить и вынести в центр моих мыслей лишь парой вопросов.
Нужно уметь меньше загоняться. Давать меньше анализа происходящему. Должна же быть в моей башке беззаботность и лёгкость, присущая всем восемнадцатилеткам? Все мои ровесницы открыты общению, ярко одеваются, громко смеются… Складывается впечатление, что после выпускного все они, как одна, каким-то образом обнулились. Словно у них нет и никогда не было плохого опыта школьных лет, ни одна из них не плакала в кабинке школьного туалета, мечтая о том, чтобы всё плохое в её жизни поскорее закончилось.
Хотя… Может так оно и есть? Все они открыты и беззаботны потому, что детство их и юность прошли в здоровой полноценной семье; среди одноклассников не было сброда, которое больше походило на стадо, думающее одной извилиной на всех; у каждой из них были друзья, подруги, прогулки допоздна и ночевки друг у друга. Всё то, о чём мне приходилось только мечтать. Впрочем, с какого-то момента жизни и мечтать об этом было уже неинтересно. Просто стало ясно, что как у всех у меня не будет.
Всё лучшее – детям. Как видно, и в этом правиле есть одно исключение – я.
Можно, конечно, стать другой. Не той, которой я была в школе. Находясь в новом месте, где никто не знает меня настоящей, не знаком с прошлым моим опытом, можно было бы создать не только новый цвет глаз, но и в целом новый портрет личности, которой я всегда хотела бы быть. Можно было бы, но… Видимо, правду говорят, что если долго чего-то сильно желать и каждый раз разочаровываться, не получая это, то потом, когда оно пришло, оказывается, что уже не надо. Сменились приоритеты, видение мира. Да и зачем мне тот розовый трёхколесный велосипед сейчас? Нелепо. Раньше надо было…
Пройдя мимо полусонной вахтёрши, которая, как обычно мазнула скучающим взглядом по моему пропуску, поднялась на свой этаж внутри спящей общаги и тихо вошла в комнату, зная, что всё ещё болеющая Карина, спит.
Соседка свернулась калачиком уткнула нос в покрывало с моей постели, которым я накрыла её ещё утром поверх её одеяла и покрывала, когда она пожаловалась на то, что никак не может согреться и, вообще, ей кажется, что от окон дует.
Аккуратно стянула с себя куртку и ботинки в импровизированной прихожей, рюкзак оставила на своей постели. Подсвечивая телефоном в тумбочку, взяла косметичку, полотенца, контейнер для линз и на цыпочках пошла к выходы из комнаты, чтобы, наконец, принять душ и получить долгожданный за эти два дня сон.
Взгляд зацепился за белый лист на столе, сложенный вдвое и поставленный домиком. Подсветила телефоном и увидела на нём пару ровных строк, написанных девчачьим почерком:
«Твои спагетти с сосисками – лучшие спагетти с сосисками в мире.
Без тебя #ябсдох(( Спасибо, Яся!»
Невольно улыбнулась. В солнечном сплетение стало неожиданно тепло. Бушующее море черных эмоций внутри внезапно обрело штиль и проблеск солнечного лучика.
Аккуратно вернула бумажный домик с посланием на место и только сейчас заметила шоколадку и лежащую на ней заколку с камнями изумрудного цвета. Красивая. Подушечки пальцев закололо от желания прикоснуться к ней, но подсознание догнало меня логичной мыслью о том, что, скорее всего, Карина всё это приготовила на утро для себя или для одной из своих подружек.
Ещё раз прочитав оставленное для меня послание, вышла из комнаты, быстро приняла душ и вернулась обратно, почти с разбегу прыгнув под одеяло. Казалось, если идти очень медленно, то можно уснуть на ходу.
Положила контейнер с линзами под подушку и проверила в телефоне, поставила ли я будильник на утро. Заодно проверила звонки. Мама звонила только один раз в универе, больше не перезванивала. Стало быть, меня ждал пустой разговор, большую часть которого мы обе дышали бы в трубку, чтобы хоть чем-то заполнить понимание того, что онам не о чем больше говорить.
Отвернулась к стене и прикрыла глаза. Глубоко вдохнула и протяжно выдохнула, наконец, испытав облегчение и спокойствие. Из головы ушли все мысли, только назойливый образ Климова и его громкий хлопок дверью до сих пор никуда не делись, словно служа мне неким упрёком. Это раздражало. И раздражало не потому, что он повёл себя так, а потому что причиной его такого поведения стала я.
– Ты опять ничего не поела, – слабый голос Карины заставил вздрогнуть и напрячься всем телом. Распахнутые глаза уставились в стену напротив.
Только не включай свет! Только не включай свет!
– Я в кафе поела, – ответила я тихо, теперь уже делая вид, что ужасно хочу спать.
– Ты почти не ешь, Яся, – продолжала Карина. Одеяло и покрывала на ней зашуршали. Деревянная кровать издала треск, свидетельствуя о смене положения. – Иногда завтракаешь, а еще иногда ужинаешь, когда нет смены в кафе. Так и сознание можно в какой-то момент потерять. Это из-за экономии, да?
– Нет. Я, в принципе, никогда много не ем. Просто не хочется.
– А я тебе шоколадку на столе оставила. Видела? – в её голосе была слышна легкая улыбка.
– Видела. Спасибо, Карина.
– И заколка тоже для тебя. Не понравилась, да? – в вопросе послышалась печаль и что-то напоминающее обиду.
Повернулась на другой бок. В темноте разглядела светлое пятно её постельного белья.
– Понравилась. Очень, – улыбнулась я, словно Карина могла разглядеть эмоции на моем лице. – Но я подумала, что это для одной их твоих подруг.
– Нет, – в темноте, к которой уже почти привыкла, заметила, как она мотнула головой, глядя в потолок. – Я сегодня решила немного прогуляться, чтобы совсем тут не протухнуть. Сходила в торговый центр и увидела там в витрине эту заколку. Сразу вспомнила про тебя. Тебе очень идут распущенные волосы, особенно, когда ты часть их собираешь заколкой на затылке. Только заколка у тебя слишком простая. А эта тебе очень подойдёт.
– Спасибо, Карина, – улыбнулась я, снова чувствуя то согревающее тепло
