к бордовым обоям, на которых золотые огромные цветы, сделать голубой натяжной потолок и поставить ко всему этому великолепию салатовый диван?!
Хотя квартира мне по карману, да и кровать с кухней есть, а остальное можно пережить. Но когда я впервые увидела этот интерьер, с трудом сдержалась, чтобы не заржать во весь голос.
– На что жаловаться? – наконец, отмирает Наташка.
– Ну ты же звонишь, а не я. Позвонила бы я, я бы тебе плакалась на судьбинушку свою.
– Ой, хватит кривляться! Тебя сегодня Тимофей искал, точнее не так – он ждал тебя возле универа, а когда меня увидел чуть ли не пытать начал, куда ты запропастилась.
– А ты что? – подбираюсь вся, потому что подруга знает, куда я переехала.
– Вот какого ты мнения обо мне?! – тут же надувается подруга, я слышу, как она скуксилась.
– Знаешь, иногда мой опекун может быть очень настойчивым, – вспоминаю нашу последнюю встречу и передергиваюсь.
Вот уж точно. Меня же никто не заставлял спать с ним, оно как-то само вышло.
Или это просто я слабачка, не смогла устоять перед ним. Но это не отменяет того, что он последний гандон, который меня втоптал в грязь, а сейчас пытается вернуть себе игрушку.
– Я ему ничего не сказала, можешь быть спокойна, – подруга с кем-то здоровается и возвращается к нашему разговору, – я что звоню. Сегодня лекция была у Сережи важная. Так вот он на следующей неделе по ней планирует устроить проверку.
– Да, блин, мы последний курс или кто? Такое ощущение, что мы застряли на втором и нас решили добить проверками и докладами, особенно твой Сережа. Поговорила бы с ним, что ли, на жалость надавила. Ну что за бред?
– Вот уж точно не собираюсь этого делать. Вам надо, вы сами и просите, – тут же встает в позу подруга, а я только хихикаю на её возмущение.
– Ладно, не заводись. Приезжай, я дома торчу. Только купи что-нибудь вкусного, а то дома голяк. Я тебе скину денежку.
Наташка громко цокает и начинает зло пыхтеть.
– Думаешь, у меня нет денег на пакет пельменей?
Не сдерживаюсь и начинаю хохотать. Вот всегда так у нас, для неё пельмени – это вкусное, а для меня шоколад и конфеты.
– Вообще-то, – задумчиво тяну, рассматривая уже облезшие ногти, – я не про пельмени твои любимые. Шоколад купи, а то грустно без сладкого.
– Опять будешь бесить меня тем, что, как ведьма, сколько бы ни слопала, не поправишься ни на грамм!..
– Конечно, буду, я ж твоя подруга! – смеюсь и сама не замечаю, как у меня настроение поднимается от разговора с этой язвой.
– Ладно, тогда я отварю килограмм пельмешек и буду кушать их перед твоим носом, с майонезом.
– Фу-у-у… – представляю эту картину, и становится дурно, – как ты можешь их в таком количестве есть, вообще?
– Очень даже вкусно, ничего ты не понимаешь в колбасных огрызках. Ладно, я двигаю в твою сторону.
– Давай.
Отключаюсь и плетусь в кухню. Распахиваю холодильник и недовольно морщусь, потому что я ни капли не обманываю, когда говорю, что у меня дома голяк. Я забывала поесть со всеми этими волнениями и гонками с Тимофеем. А сейчас стыдно, что пришлось просить подругу купить продукты.
Захожу на сайт пиццерии и накидываю в корзину несколько горячих блюд – ну её с этими пельменями, хочу нормально поесть.
Через пятнадцать минут в домофон звонят, и я, не спрашивая кто там, нажимаю кнопку открытия двери. Щелкаю замком и снова ухожу в кухню, чтобы поставить чайник.
– Кристь, – из коридора доносится взволнованный голос Наташки, – мне позвонил папа, срочно что-то надо. Я тетрадь оставлю тут на тумбочке. Блин, я не одна.
Этот вопль заставляет меня покрыться холодным потом. Смотрю на окно с мыслью, что можно через него свалить, но я на восьмом этаже, блин.
Делаю несколько вдохов и со спокойствием танка выхожу в коридор. За спиной испуганной подруги стоит Тимофей, оперевшись на косяк двери, и сверлит меня злым взглядом.
– Попалась, – скалится так, что у меня ноги подкашиваются от волнения.
– Да я и не пряталась, – задираю нос, пытаясь взглядом прикончить гада. Жаль, не удается. – Проходи, Нат.
– А-а-а… – подруга переводит взгляд с меня на Тимофея.
– А его никто не приглашал, поэтому он может катиться к черту, – выдавливаю из себя улыбку, а у самой внутри все ходуном ходит от бешенного взгляда опекуна.
– Ну уж нет, пигалица. Мы сначала поговорим.
Подхожу к ошалевшей Наташке и дергаю её на себя так, что у подруги балетки слетают с ног. Отодвигаю в сторону и сокращаю расстояние между мной и Тимофеем.
– Послушай, ты, я сейчас позвоню в полицию и скажу, что ко мне вломился мой опекун и пытается меня изнасиловать. Как ты думаешь, тебе после этого долго придется восстанавливать репутацию?
Мне кажется, или мой опекун слегка бледнеет? И я даже на секунд двадцать ощущаю триумф. Но он быстренько берет себя в руки и притискивает меня в стене.
– И знаешь, что тебе ответит наша доблестная полиция? – склоняется над моим лицом, прожигая синим взглядом. Упорно молчу, делая вид, что не понимаю, о чем он тут рассуждает. А он продолжает: – Они тебе скажут, чтоб ты приходила уже тогда, когда тебя изнасилуют, – довольна улыбка этого гада заставляет меня разозлиться.
Не знаю, откуда у меня берутся силы, но я выпихиваю Тима за порог, и тут на помощь мне подоспевает Наташка – мы вместе захлопываем дверь перед носом злющего Тимофея. За дверью слышится отборный мат, а я без сил прислоняюсь спиной к прохладной поверхности.
– Офигеть! – выдыхает подруга и наваливается на дверь рядом со мной. Откидываю голову и делаю глубокий вдох. – И что он на тебя такой злой? Что ты ему сделала?
Наташка поворачивает ко мне голову и удивленно выгибает бровь. Дергаю плечом в ответ на её вопросительный взгляд.
– Трахнула и сказала, что было приятно, но этого больше не повторится.
У Натки с грохотом падает
