Но кофе уже готов!
Я залюбовалась красивым парнем в белой футболке, обтягивающей крупные мышцы. Красивый итальянский мачо. Он так ловко и с невероятной скоростью крутил в руках большую лепешку из теста, подбрасывая ее в воздух, перекидывая с одной руки на другую и вращая по разным траекториям. И, раскрутив на одном пальце, виртуозно приземлил ее на стол, эффектно рассыпая на нем ингредиенты начинки.
Наслаждаться шоу помешал Медвежаец, буквально прилепив меня к себе намертво, лапой сжав меня за талию до хруста позвоночника. Спасла меня от переломов Симона, принявшись обнимать и расцеловывать нас, попутно говоря что-то Максу на итальянском.
— Мартино готовит лучшую пиццу в Италии! Но слишком долго спит! Массимо, ты говорил вам разные комнаты подготовить. Ты свою займи тогда, а Катрин я провожу в гостевую.
— Катя будет жить в моей, — жестко отрезал Макс и, схватив меня за руку, потащил на второй этаж.
— Как это в твоей? Мы так не договаривались!
— Не дергайся. Я буду жить в гостевой, — раздраженно ответил Максим, да что происходит-то?
— Почему?
— Я так хочу.
— М-м-м, действительно, неоспоримый аргумент.
Комната Макса была просторной, в спокойной цветовой палитре. Для него важно тактильное восприятие, возможно, больше визуального. Это было понятно по подобранному текстилю и отсутствию пластика или металла. Только дерево, ткань, шелковая штукатурка на стенах. Все, от чего получаешь наслаждение, прикасаясь. И, наверное, поэтому он морщился, когда дотрагивался до моей холодной кожи. Скорее всего, не выносит плохих тактильных ощущений, и вся одежда у него из приятных телу материалов.
— Нравится? — тихо спросил Макс, наблюдавший за мной.
— Да. Очень. Это все, — обвела в воздухе круг, кажется, уже заразилась добавлять жесты к речи, — твой выбор, я угадала?
— Мой. Располагайся, зайду за тобой через час.
— Мне нельзя без тебя выходить из комнаты? — удивилась я такому порядку.
— С моим двоюродным братцем пообщаться? — зло спросил Макс, да что с ним происходит, как будто озверина выпил.
— Ну, если он говорит по-русски. И с бабушкой. Мы же за этим сюда приехали?
Максим нахмурился и молча ушел. Я не решилась его ослушаться и сидела в комнате до его возвращения. Успев заглянуть во все шкафы и ящик выдвижного стола. Но ничего интересного не нашла, кроме фотографии Макса с той самой девушкой, которую я видела в первую с ним встречу на Арбате. Они целовались на фоне Колизея, сделав фотографию с помощью селфи-палки. Я больше ее не видела с Максом, но это не значит, что они не встречаются. Почему, интересно, он не стал просить ее быть его девушкой? Я убрала фото обратно в ящик, потому что смотреть на них было выше моих сил. Глупость какая, он же не мой, а я ревную и не могу избавиться от мыслей, что он так же, как меня в самолете, целует других.
— Катя, это все тебе пригодится тут.
Максим завалился без стука с кучей пакетов, в которых оказалась одежда для меня. И даже купальник.
— Мы пойдем на море? — обрадовалась я, чуть ли не подпрыгивая от счастья.
— Да, после обеда.
— Спасибо! Спасибо! Спасибо! Я никогда не была на море! — я бросилась на шею ошалевшему от моих визгов Максиму. И неожиданно для самой себя сама его поцеловала. Макс застыл как статуя, но спустя мгновение подхватил и усадил меня на стол, набросившись с поцелуями, грубо и жестко сминая губы, как оголодавший зверь. Медвежаец, одним словом. Головокружительная эйфория в считанные секунды накрыла лавиной от наших нетерпеливых губ и жаркого дыхания. И я уже пропала где-то в невесомости, целуя его губы с виноградным вкусом. Лапы Медвежайца, гладившие спину и прижимавшие меня к горячей груди, опустились на бедра и поползли под платье, заставив меня замереть в ожидании спазма и заглянуть в его глаза.
— Бабушка уже ушла, — прохрипел Макс, тяжело дыша, и в его дьявольски почерневших радужках с огромными зрачками я видела свое отражение, — антракт, Пигалица. Переоденься и спускайся обедать.
Макс вроде и командовал представлением, а сам продолжал гладить бедра, хотя сам сказал, что зрители уже ушли. Я их вообще не видела, может, и не было никого.
— Тогда перестань меня лапать, Медвежаец! — злилась я на саму себя, что он может догадаться, что я не играю. Он же опытный парень. — И целуйся нежнее! У меня губы от тебя болят! А лучше, как тогда в саду, делай вид! А то… расторгну контракт!
******
Pensati - подумать только! Эмоциональный итальянский)
— Макс, пойдем поплаваем! Вода чудесная! — кричит мне Катюха, забегая в лазурное море в купальнике ядовито-зеленого цвета. Но цвет этого крошечного бикини не имеет значения. Даже фантазию не нужно больше включать, представляя ее тело обнаженным, ну если только самую малость. А этого уже достаточно, чтобы я остался сидеть и потеть под жарким солнцем на шезлонге, прикрыв полотенцем весомое основание, из-за которого Катя может расторгнуть нашу сделку.
Позвольте представиться: я Максим, человек, пытавшийся обмануть всех вокруг, а в итоге обманул сам себя. Главный лузер страны. Чемпион бестолковых идей. Лидер движения «неудачники по жизни». Похоже, в этом лабиринте судьбы я окончательно сбился с курса, вновь свернул не туда и угодил в ловушку без шанса вернуться назад. Game over, Макс, гаси консоль.
Наверное, когда я родился, роды принимали акушерки с пустыми ведрами, рассыпавшие тонну соли на пол, по которому бегала свора черных котов.
План был очень простой. Обзавестись девушкой, не имеющей на меня виды. Временно, конечно, через полгодика разбег и типа разбитое сердце, чтобы больше не лезли ко мне. И вроде все получилось. Я в серьезных отношениях. Катя на мою свободу не претендует. Ей совершенно все равно, с кем я провожу ночи и утоляю свои физиологические потребности. Не выносит мне мозг, не требует ничего, что не предусмотрено контрактом. Свои обязанности по контракту выполняет, даже умудряется сделать влюбленный взгляд в присутствии моих родителей и друзей. Вот только любви ко мне у Кати нет ни грамма.
И как бы я ни врал сам себе, я по уши увяз в этой смешной и безгранично доброй пигалице. Она красавица. Под всеми ее огромными тряпками оказалась изящная и соблазнительная нимфа. Созданная талантливым скульптором, с идеальными пропорциями и мягкими изгибами. И ее кожа — самое прекрасное,
