Ты же помнишь, что все наши разговоры строго конфиденциальны?
— А еще я помню твою девичью фамилию.
Анжелина коротко поджимает губы, но через мгновение вновь расслабленно улыбается:
— Мы можем поговорить об этом абстрактно, если тебе будет удобно. Сегодня ты кажешься примечательно радостным. Смею предположить, что у тебя появилось новое увлечение. Я права?
— Можно и так сказать.
— И как ощущения? Помогает отвлечься от?..
— Скрашивает скучные дни.
— Хорошо, — удовлетворенно кивает Анжелина. — Это увлечение связано с экстремальными видами деятельности?
— Мы играем в шарады? — усмехается Дарий.
— Почему бы и нет, — непоколебимо говорит Анжелина. — Ты ответишь на вопрос?
— На него нельзя ответить однозначно. Слишком много переменных факторов для определенного результата.
— Тогда, может, поговорим о том, что произошло в конце весны, перед аварией? Как ты на это смотришь?
— Пытаешься провести параллель? Считаешь, что я специально спрыгнул с байка, чтобы привлечь внимание?
Анжелина подбирается, ее взгляд становится острее и строже, а Дарий намеренно копирует ее позу, закидывая ногу на ногу и складывает руки на колене.
— Энжи, давай я ускорю процесс, — обманчиво нежным тоном предлагает Дарий. — Ты еще на первом сеансе поставила мне предварительный диагноз, основываясь на личном и профессиональном опыте, — диссоциальное расстройство личности, вероятнее всего, в пассивной форме. Так? А это значит, я социопат, для которого чужды привязанности, что отлично подтверждает моя обособленность от семьи, но при этом у меня нет маниакальной стадии, раз я еще никого не убил и не ограбил банк. Мной движет лишь эгоизм и собственные желания, я не способен на любовь в принятом ее проявлении, но привык получать то, что хочу, и Вика была для меня именно таким объектом. После ее отъезда я не смог смириться с тем, что она меня бросила, и поэтому подстроил аварию, чтобы вернуть зверушку к хозяину. Совести ведь у меня тоже нет. Я ничего не упустил?
— Дар… — глухо вздыхает Анжелина.
— Вы с тетей Надей три месяца прекрасно притворялись незнакомыми мне людьми, но сегодня вдруг обе решили пойти ва-банк. В чем причина?
— В том, что твое лечение окончено, и как только ты переступишь порог нашей клиники, мы не увидим тебя до следующего несчастного случая. Мама волнуется за тебя, и я тоже.
— Если твоя мама послушала бы меня и убрала свой номер телефона из списка моих экстренных контактов, то у нее не было бы повода для волнений. Я сам делал это неоднократно, но каждый раз почему-то прихожу в сознание в вашей клинике.
— За что ты нас так ненавидишь?
— Энжи, я прекрасно к вам отношусь и желаю всего самого лучшего, поэтому и не лезу в ваши жизни.
— Мы ведь семья, — говорит она, полностью потеряв профессиональный образ.
Дарий встает и подходит к креслу двоюродной сестры, касается ее плеча и наклоняется:
— Тогда прекратите лечить меня, потому что я абсолютно здоров.
— Как ты узнал о диагнозе? — тихо спрашивает Анжелина.
— Ты не первый психотерапевт, у которого я был, — с легкостью отвечает Дарий. — Но самый милый и очаровательный из них, даю слово.
Он оставляет на ее теплой щеке невесомый поцелуй и покидает кабинет под печальным взглядом сестры.
В уютной кофейне звучат приглушенные разговоры, играет спокойная музыка, а на улице льет холодный дождь, барабаня по стеклам и крышам. Смотрю в окно, положив голову на сложенные поверх стола руки, и жду, пока Тоша переварит все, что я ему рассказала. С деревьев, что растут вдоль дороги, опадают мокрые пожелтевшие листья, машины рассекают лужи, осыпая прохожих мелкими грязными каплями. Аромат горячего шоколада согревает сердце, булочки с апельсином и корицей так и манят отхватить кусочек, но у меня совершенно нет аппетита.
— Так, а теперь серьезно, — говорит Тоша нарочито медленно. — Ты все это выдумала? Для своей новой книги, да? Типа, Кэтрин Кэп — разрушительница канонов и разбивательница сердец, героини ее книг все делают не по правилам, а на мне ты просто… решила проверить, насколько зайдет этот ход?
— Нет, Тош, — вздыхаю я, поворачиваясь к нему лицом. — Все так и было. Вчера мы переспали, а сегодня я во всем призналась.
— Твою ж… галактику! Катя, блин! Зачем ты это сделала?!
— А что, надо было подождать, пока он сам узнает? После такого обычно все идет по большо-о-ой…
— Дарий мог вообще не узнать о споре! Об этом ты не подумала?!
— А чего ты так завелся?! — повышаю голос я, не выдержав давления.
— Прости. — Тоша обхватывает ладонями чашку с горячим шоколадом. — Просто я, мягко говоря, поражен.
— Снова скажешь, что я сумасшедшая?
Отщипываю кусочек булки и принимаюсь катать его в пальцах, превращая в шарик. Тоша поднимает чашку, и молчание повисает в воздухе промозглым смятением.
— Мне надоело притворяться, Тош. Знаешь, я уже даже смирилась с тем, что нормальные отношения — это не для меня.
— Что за бред?
— Правда, сам посмотри! Никто не обращает на меня внимания до того, как я прыгну ему на голову, лицо или член. Каждый чертов раз я делаю первые шаги, а потом превращаюсь в картонку со списком нужных качеств. Я устала от игр, больше не могу.
Тоша поднимает на меня царапающий душу взгляд, уголки его губ опускаются. Он протягивает руку и нежно касается моих пальцев, в которых я крошу хлебный шарик.
— Кать, я твой друг, и поэтому обязан сказать то, что думаю на самом деле.
Молча киваю, и Тоша крепче сжимает мою ладонь.
— Ты сама играешь в эти игры, сама их придумываешь и ведешь, а теперь собираешься поставить на себе крест, обвинив всех вокруг. Это несправедливо.
— Я знаю, — отвечаю тихо. — Знаю, что сама виновата, но винить всех вокруг куда легче.
— Понимаю, — ласково отзывается Тоша, — но легче - это не всегда правильно. И я не думаю, что Рома или даже Дарий были с тобой лишь из-за образов. Что бы ты на себя не навесила, все равно остаешься собой, такое невозможно проглядеть. А все твои загоны по поводу того, что влюбляются только в особенных, — полнейшая чепуха. Ясно?
— Но…
— Тебе ясно?! — строго повторяет Тоша.
Набираю полные легкие воздуха
