же без взрослых можно поговорить о своих секретах, поделиться сокровенными мыслями. Устроить небольшую вечеринку на троих: Глашу, Пашу и их дружка Кренделя.
— Пицца на обед?.. — засомневался Владимир.
— Ну, пожалуйста, папочка!.. — Глаша молитвенно сложила руки. — Только один раз. Обещаю, что на ужин я съем суп и второе, все, что предложите. А пока мы поедим вдвоем с Пашей.
— Одни, без присмотра? — Марья отчаянно пыталась найти веский довод, чтобы и самой не идти в особняк.
— Мы уже большие, — заметила Павла, отрезая эту неловкую попытку. — И будем вести себя хорошо. Очень-очень хорошо, правда.
Марье ничего не оставалось, как согласиться. Пэтси все так же поддерживала ее под локоток и завела ничего не значащую беседу о погоде. Владимир кинул ключи от авто охраннику и пошел вслед за женщинами, невольно сравнивая две таких разных фигуры. Пэтси, казавшаяся ему прежде необычайно стройной, сейчас выглядела прямо-таки исхудалой на фоне пышущей здоровьем Марьи. Неуклюжая походка его невесты казалась странной и неуместной. Кто же гуляет по дорожкам, усыпанным гравием, в босоножках на шпильках? Только Пэтси. А вот Марья ступала ровно, как будто плыла на своих маленьких туфлях-лодочках, и выглядела очень грациозной и женственной. А этот нежный запах ее волос… При дуновении ветерка он пробивался сквозь удушливо-сладкий парфюм Пэтси и заставлял ноздри широко раздуваться.
На обед подали лучшие ресторанные блюда: салаты, тунца в сливочном соусе, множество разнообразных закусок. И белое вино, от которого Марья отказалась.
— Простите, я не пью, — пробормотала она, отодвигая поданный бокал.
Сегодня на правах хозяйки Пэтси решила сама поухаживать за гостями. Она даже нацепила поверх короткого красного платья кружевной передник.
— Возьми мой бокал, — предложил Владимир. — Это мой любимый безалкогольный сидр. А я, пожалуй, сегодня выпью вина.
Пэтси напряженно и даже испуганно застыла. В ее планы не входило, чтобы Марья и Владимир поменялись бокалами. Однако это произошло.
Глава 34
Спустя полчаса Марья почувствовала странное томление во всем теле. Она будто сходила с ума. Даже прикосновение одежды стало казаться возбуждающим. Краска прихлынула к ее лицу, кровь бурлила и кипела, дыхание стало неровным, сбивчивым. Она попросила воды, чтобы хоть немного унять это жар. Но когда Владимир передал ей бокал, и их пальцы случайно соприкоснулись, ее словно током прошибло. Она вздрогнула, почувствовав, как вдоль поясницы словно прокатилась горячая змейка, туго охватила живот, свернулась в нем, вызвав одновременно приступ паники и волнения. Бокал в руке дрогнул, выпал и покатился по полу.
— Простите…
Не понимая, что на нее нашло, и ругая себя за неуклюжесть, Марья опустилась на корточки, чтобы поднять бокал.
Владимир опустился рядом с ней. Его сознание тоже помутилось, как будто он сильно напился. Перед глазами поплыла белесая пелена, и сквозь нее он вдруг рассмотрел Ларису, свою бывшую жену. Видение было таким отчетливым, что он не сдержал стона.
— Что с тобой? — Марья протянула руку, чтобы удержать покачнувшегося мужчину. — Тебе нехорошо?
Он отшатнулся от нее и плюхнулся на пятую точку. Неверяще протер глаза.
— Лариса?.. — позвал, всматриваясь в до боли знакомое лицо. — Ты… Ты здесь?
В то время как тело Марьи, вся ее женская сущность молила о прикосновении, об одном только жарком взгляде, душа застонала от разочарования. Она уже слышала, что отдаленно напоминает Владимиру его погибшую жену. Но вот такое демонстративное сравнение привело ее в смятение.
— Нет, я Марья, — прошептала она, едва шевеля губами. — Ты ошибся.
— Сынок?.. — позвал Семен Петрович. Он не столько увидел, сколько почувствовал, что за столом (точнее, под ним) творится нечто из ряда вон выходящее. Нагнулся и приподнял скатерть. — Что у вас там?
— Я всего лишь уронила бокал, — отозвалась Марья.
Кое-как поднялась и, все еще замирая от волнительного возбуждения, снова села за стол. Было больно и обидно, и эту досаду многократно усиливало чувство разочарования. Владимир видел в ней только отдаленную копию бывшей жены. И тот не случившийся поцелуй… Похоже, он предназначался совсем не ей, а Ларисе. Той женщине, которую Владимир по-прежнему любил.
— Почему ты позвал Ларису?.. — настороженно уточнил отец у сына.
— Просто вспомнил. — Это все, чем мог оправдать себя Владимир. — Простите, мне нужно прогуляться.
Он так резко поднялся из-за стола, что едва не перевернул его. Покачиваясь, направился к двери. Возле выхода ненадолго прислонился вспотевшим лбом к прохладной стене. Что он наделал? Как мог назвать Марью другим именем? И с чего это у него начались галлюцинации? Переработал или?..
Марья поерзала на месте, не зная, как вести себя дальше. Аппетит совершенно пропал. Но это к еде. Ее чувственный аппетит, пробудившийся так неожиданно, взывал, молил и доставлял невыносимые мучения. Хотелось выть от неудовлетворенности. Марья чувствовала себя кошкой на раскаленной крыше и всеми силами подавляла желание немедленно броситься вслед за Владимиром. Пусть считает ее кем угодно, хоть своей бывшей женой, хоть взбесившейся ведьмой. Лишь бы хоть недолго пробыть с ним рядом, еще раз прикоснуться к нему, пусть и мимолетно.
Вопреки собственным запретам, на глаза Марьи набежали слезы. Украдкой она промокнула уголки кончиками пальцев.
При этом Пэтси испытала мстительное удовлетворение.
Конечно, все пошло не по плану. Это Владимир должен был получить дозу возбуждающего. На него лекарство подействовало бы не так быстро и имело более сильный эффект. А вместо этого он получил дозу галлюциногена, предназначавшегося Марье. Эта тварь, эта заносчивая кухарка должна была предстать перед Владимиром в неприглядном свете. Посмотрел бы он, как быстро она напивается и как ужасно ведет себя в таком состоянии. Такая картинка не понравилась бы любому мужику. А если бы Марья еще и проявила агрессию — вот было бы славно. Идеальный образ, созданный в голове жениха Пэтси, мгновенно бы рассеялся. Он перестал бы считать Марью образцом любящей матери и идеальной жены. А после Пэтси увела бы его в спальню и позаботилась о том, чтобы он заделал ей ребенка. В таком состоянии Владимир не устоял бы перед ее очарованием. И точно забыл о предохранении.
Да, только так она, Пэтси, могла привязать Владимира к себе. И пусть не желала становиться матерью, ради собственной цели
