class="p1">— Все завсегдатаи Grand так думали. Сначала это было просто из-за ее имени. Знаешь… увидел пенни — подбери и ждёт удача впереди? Что ж, когда они действительно начали брать ее на руки и позволять ей дуть на игральные кости, оказалось, что старая пословица была правдой.
Я хмурюсь.
— Она действительно приносила им удачу?
— Всегда. Тогда я знал ее только по тому, что видел поблизости. Но потом она начала брать с мужчин по доллару за то, что дует на кости, и я захотел знать почему.
Я сдерживаю смех.
— Значит, она с юных лет занималась мошенничеством в азартных играх, — Нико смотрит на свои ботинки, но я продолжаю. — Ты знал ее родителей?
Он бросает на меня мрачный взгляд.
— Они были алкоголиками. Она проводила больше времени со мной в гардеробе, чем когда-либо с ними. Иногда по ночам они забывали о ее существовании, и одному из людей моего отца приходилось отвозить ее домой.
Это невероятно злит меня. Мысль об этой маленькой рыжеволосой девочке, сидящей на ступеньках Visconti Grand и тщетно ожидающей родителей, заставляет мой желудок скручиваться, а пальцы дергаться от желания что-нибудь сломать.
— Кто их убил?
Он пожимает плечами.
— Никто важный. Двое мужчин, которым они задолжали. Не Висконти.
Словно кадры из черно-белого фильма, мой разум переключается с маленькой девочки на ступеньках на подростка, съежившегося между холодильником и стиральной машиной, с не выстрелившим пистолетом прижатым к ее голове.
— И где я могу найти этих людей? — спрашиваю я так спокойно, как только могу.
Он сглатывает и качает головой.
— Обоих нашли с пулями в головах через несколько дней, — он залпом выпивает гоголь-моголь и берет еще один. — Они были неофициальными ростовщиками на территории Висконти, думаю ты можешь связать все воедино.
Громкий смех Пенни касается моих ушей и притягивает меня обратно к ней. Сейчас она листает книгу с песнями, мои часы скользят по ее запястью при каждом перелистывании страницы.
— Нико?
— Что?
Я поворачиваюсь к нему.
— Ты научил ее мошенничать, не так ли?
Он делает самую долгую паузу, не донеся гоголь-моголь до губ.
— Зависит от обстоятельств.
— От каких?
Выражение его лица становится задумчивым.
— От того, насколько сильно будет больно, когда ты ударишь меня по челюсти. Я никогда не видел, как ты бьешь кого-то, поэтому не могу оценить это, — он замолкает. — Но я слышал, что ты делаешь это сейчас.
Смеясь, я хлопаю его по спине и отталкиваюсь от перекладины.
— Ты хороший парень, Нико. На этот раз я тебя отпущу.
Впрочем, он прав, что беспокоится об этом. Я твердо верю в то, что мошенники должны быть наказаны, но я сделаю исключение для него, потому что мысль о том, что он был единственным постоянным человеком в детстве Пенни, мгновенно повышает его рейтинг до любимого кузена.
Оставив Нико с его третьим гоголь-моголем и напоминанием о том, что произойдет, если он выпьет пять, я сажусь рядом с Анджело. Поверх стакана с виски он бросает взгляд на меня, затем на водку, которую я ставлю на стол. Он снова обращает внимание на свою жену, выходящую на сцену, и ничего не говорит.
— Где Габ?
— Я не знаю. Где Гриффин?
Судя по тику у него на виске, я уверен, что он знает, где находятся оба мужчины. Мой бывший начальник службы безопасности вместе со всеми подчиненными ему людьми находятся в глубине пещеры нашего брата. Кого-то подвергнут пыткам, кого-то допросу. Я не уверен, кому из моих людей я могу сейчас доверять, но одно могу сказать наверняка: Габ вернет мне только самых преданных.
А пока его люди окружают мою яхту так, словно на борту находятся драгоценности короны. Без сомнения, они получили строгое предупреждение от моего брата, потому что один из них даже последовал за мной в гребаный туалет ранее.
— Ты уже составил план?
Снова этот гребаный вопрос. От него у меня в животе поднимается жар и раздражение.
— У тебя был какой-то план, брат, когда ты выстрелил нашему отцу в голову? Или когда в приступе ярости взорвал Роллс-ройс дяди Эла? Или когда застрелил его подчинённого между закусками и первым блюдом на воскресном обеде? — я наклоняюсь над столом, чтобы только он мог слышать мой вылетающий яд. — Ты хоть на гребаную секунду подумал о последствиях, или просто жил моментом?
Его пристальный взгляд переходит на мой, его жар смягчается легким любопытством.
— Это то, что ты делаешь? Живешь настоящим моментом?
Я провожу пальцем по булавке на воротнике и снова поднимаю взгляд на Пенни. Прямо сейчас я не знаю, как смогу жить в каком-то другом месте.
Темнота затеняет взгляд Анджело, кто-то приглушил свет. Он поворачивается обратно к сцене и выпрямляется, когда понимает, что его жена заняла там центральное место.
В микрофоне раздается глухой стук.
— Здравствуйте, прекрасные люди. Поскольку я, кажется, единственный человек, который украсил эту сцену сегодня вечером и помнит, что сегодня канун Рождества, я буду петь праздничную классику, — то, как её ухмылку перекосило, говорит мне о том, что она употребляла Шприц с белым вином. — И выбрала «Baby, It's Cold Outside», — прищурившись в свете прожектора, она замечает Анджело и лучезарно улыбается ему. — Очевидно, это дуэт, так что…
Зал начинает подбадривать моего брата.
— Ни за что, — бормочет он, хмурясь за виски.
— Ну пожалуйста, — сладко говорит Рори, складывая руки вместе.
Он пристально смотрит на нее несколько секунд. В тот момент, когда его плечи опускаются в знак поражения, я прижимаю каблук к его носку под столом, чтобы он не встал.
— Ты Капо, брат. Ты вызываешь уважение у каждого мужчины в этой комнате. Как ты думаешь, так будет, когда ты споешь партию Тома Джонса в рождественской песне? Сядь, блять, на место.
— Блять, — ворчит он, поглаживая подбородок. — Ты прав. Думаю, мне на несколько часов следует перейти на воду.
Когда он качает головой Рори, она кричит: скучный! в микрофон, и Тейси заменяет моего брата.
Я не смотрю, как Рори коверкает часть Серис Мэтьюз, я смотрю на Анджело. Как он смотрит на нее, словно в комнате больше никого нет. Как он бросается и дает подзатыльник одному из моих матросов, когда тот осмеливается перекричать припев. Как он встает и свистит, когда они с Тейси кланяются.
И когда он садится обратно, он все еще улыбается.
— Как ты понял?
Это слетает с моего языка, ослабленного алкоголем и этим странным, чужеродным чувством, которое последние несколько дней сидит у меня под ребрами. Он поворачивается ко мне. Замешательство отражается на его лице, но
