class="p1">— Напугала! — выпаливаю, хватаясь за сердце.
Отхожу в сторону, чтобы она могла выйти и ловлю на себе ее внимательный взгляд.
Улыбаюсь. Крис даже не пытается ответить тем же, но в глазах ее мелькает что-то похожее на жалость.
А вот этого не надо… Ни жалости, ни сочувствия, ни сострадания. Я к тебе не лезу, и ты меня не трогай.
Закрывшись изнутри, смотрю на себя в зеркало. Конечно, она поняла, что я ревела. Это видно по покрасневшим глазам и воспаленной коже щек. Надеюсь, блондинка не из болтливых — не станет выяснять у девчонок причину моих слез.
Нет, на нее не похоже.
Открыв холодную воду, тщательно умываю лицо и чищу зубы. Затем, сняв с сушилки пижаму, переодеваюсь и направляюсь в нашу с Настей комнату.
— Это ты на улицу ходила? — шепчет, вылезая из-под одеяла.
— Спи.
— Зачем?.. Олигарх приезжал? Вы же расстались…
— Спи, Настя!..
— Пф-ф… Что у тебя происходит? Ты какая-то странная в последнее время.
Залезаю в холодную постель и отворачиваюсь к стене. Закрыв глаза, кладу ладонь на низ живота.
Оттуда идет странное тепло, и в горле снова вырастает шип.
Твой папаша конченный придурок… Надеюсь, от него ты унаследуешь только гениталии.
Да, пусть это будет мальчик. Мой сын…
Выкатившаяся из уголка глаза горячая слеза, проделывает дорожку по виску и впитывается в подушку. Закусив обе губы изнутри, делаю продолжительный вдох.
Переживем… Как-нибудь справимся.
А Макс… Не моя вина, что он останется в неведении. Он сам отгородился от этой правды.
Засыпаю, но сплю очень плохо. Сон поверхностный, прерывистый, наполненный жуткими кадрами.
Я вижу Данилова. Холодно усмехаясь, он идет мимо меня с другой девицей. Потом мне снится, что она сидит у него на коленях, зарывшись пальцами в его черных волосах, страстно целует в губы. А он трогает ее задницу и смотрит при этом на меня.
В три ночи я просыпаюсь, в темноте шастаю по квартире, потом долго ворочаюсь и засыпаю только под утро, чтобы снова увидеть его с другой.
Просыпаюсь поздно, поняв, что проспала первую пару, лежу неподвижно под одеялом еще полчаса, и еле дожидаюсь, когда все уйдут из дома.
Едва за Лизой закрывается дверь, как я подрываюсь с кровати и несусь в туалет, чтобы опорожнить желудок.
Ополоснув рот и лицо, поднимаю глаза к зеркалу и криво усмехаюсь:
— Доброе утро, малыш.
Максим
— Максим, сможешь забрать меня? — раздается в динамике приглушенный голос Стефы.
— Из больницы?
— Да.
— Заберу… минут сорок подождешь?
— Конечно.
На ходу ориентируясь, как перестроить маршрут, включаю правый поворотник и резко меняю полосу. Олссону неожиданно стало хуже. Желудок отказался принимать пищу, и его на пару дней перевели на внутривенное питание. Юристы работали день и ночь, чтобы подготовить документы к передаче всей собственности Оллсона его дочери. Эти два дня мы с отцом не спали. Стефа не отходила от отца ни на минуту.
Потом кризис миновал, и его срочно стали готовить к новому курсу химиотерапии.
Остановившись на светофоре, выдерживаю всего несколько секунд, и скашиваю взгляд влево, туда, где в трех кварталах отсюда, находится кулинарный техникум, в котором учится Дженни. Все связанное с ней… с нами из той области действительности, от которой я закрыл себя стеклянным куполом. Но это настолько хрупкая защита, что стекло уже начинает давать трещины.
Я не могу стереть ее из памяти. Не стирается, блядь!.. Тоска душит воспоминаниями и грызет… грызет…
Загорается зеленый, и я, подавшись порыву, щелкаю левым поворотником и в последний момент ухожу в соседний ряд. Визг шин и звук клаксонов оглушают. Мужик из поравнявшейся со мной машины что-то орет в открытое окно. Я, в надежде, что он умеет читать по губам, посылаю его на хер.
Небольшой крюк, минут пять — десять лишнего времени. Стефа подождет.
Повернув на перекрестке, держусь левой обочины и снижаю скорость до минимума.
Зачем?.. Даже не собираюсь искать ответа на этот вопрос. Еще одна трещина на моем куполе.
На площадке перед техникумом столпотворение. Видимо, закончились лекции, и студенты гурьбой вывалили на улицу.
Стук разогнавшегося сердца отдается шумом в ушах.
С запозданием понимаю, какой дебил. Если она здесь, и если она заметит…
Додумать не успеваю, потому что в этот момент грудную клетку простреливает насквозь. От боли темнеет в глазах, но я все равно ее вижу. Спрятав руки в карманах куртки и низко опустив голову, она идет по тротуару в сторону остановки с какой-то девчонкой. Вдруг, остановившись, оборачивается и смотрит на кого-то позади себя. Не на меня, но я четко ощущаю на себе этот взгляд. Завязавшиеся в узел кишки не дают вдохнуть.
Блядь… Имбецил!.. Нахрена приехал?!
Ударив по газам, срываюсь с места и сразу пихаю в рот сигарету. Скуриваю две подряд, а перед мысленным взором ее синие глаза в последнюю нашу встречу стоят. Полные обиды и очень проницательные.
В последнее время они терзают меня по ночам, и я понятия не имею, когда это прекратится.
Останавливаю машину на парковке у клиники, сразу набираю Стефу. Оказалось, что насущные, связанные с семьей и бизнесом, проблемы, не так страшны, как пережитое полчаса назад потрясение.
Меня все еще колотит.
— Я у клиники, выходи, — говорю невесте в трубку.
— Не поднимешься?
— Нет, Стеф… В следующий раз.
— Ладно, — вздыхает еле слышно, — уже иду.
Выходит через десять минут. Остановившись, находит меня взглядом и, запахнув воротник пальто, быстро шагает к машине.
Выглядит расстроенной, щеки бледные, между бровей вертикальная складка.
— Как он?
— Не очень…
Жду, когда она пристегнется, и трогаюсь с места.
— Знаешь, в Израиле очень хорошая клиника, — говорит, глядя хмуро прямо перед собой, — в Швейцарии и Германии тоже…
— Уже поздно.
— Но если есть хоть малейший шанс…
— Его нет, — говорю твердо, не позволяя мысли Стефы развиться в конкретное решение, — последняя стадия… и метастазы…
— Папа тоже так говорит… Не хочет никуда ехать.
— Потому что у него здесь еще много дел.
— Ты про компанию? — поворачивается ко мне, — она мне нужна?.. У меня кто-нибудь спросил?..
— Не начинай.
Она сразу замолкает. Отвернувшись к окну, принимается водить пальцем по стеклу.
— Стефа, это дело всей его жизни, и ты даже не представляешь, какие там…
— А ты?.. — перебивает меня, — женишься на мне только из-за нее?..
— Мы с тобой с десяти лет знали, что поженимся. Что за вопросы?
— Но это же договорной брак?
— Перестань, — бормочу, не зная, что сказать.
— Ты же не бросишь меня, когда отца не станет?
— Не брошу.
— Не бросай… я тебя
