– Ладно, Ген. Как скажешь. Поедем.
– Спасибо тебе, Оль…
– Да ну. Маришке скажи, чтобы завтра мне позвонила… Хорошая она у тебя, Генка. Ой, а она мне знаешь кто? Она мне невестка, представляешь?
– Ага… Ладно, пока. Позвони, как в квартиру войдешь, поняла? Пьяница, блин.
– Да сам дурак…
* * *
Дядя Митя их появлению страшно обрадовался. Топтался на месте, ворчал беззлобно:
– Ах ты, зараза какая, Генка… Осерчал на меня, а я тут переживай! Чего нам делить-то, племяш? Хотя я понимаю, что обидел тебя, брякнул в прошлый раз… Понимаю, Генка, понимаю. Она ж тебе мать. Прости меня, дурака окаянного! – И, обернувшись назад, крикнул в сторону дома: – Мария, накрывай на стол, гости дорогие приехали. Да не на кухне накрывай, в горнице, по параду! Тарелки нарядные доставай, рюмки цветные!
– Ой, не надо ничего, мы ненадолго! – попыталась остановить его пыл Ольга, но дядя Митя лишь отмахнулся досадливо, снова обращаясь к Генке: – Ишь, как вовремя приехали-то! Мария сегодня аккурат с шаньгами затеялась! Ох, и шаньги у нее, я вам доложу… Сроду таких не пробовали! От одного запаха в обморок упасть можно! Чуете, запах-то, нет?
– Да, чуем… Спасибо… – вежливо кивнула Ольга, улыбнувшись. – Но нам бы поговорить с вами хотелось…
– Нет, чего ты поперек батьки в пекло лезешь, а? – сердито повернулся к ней дядя Митя. – Я с Генкой говорю, а не с тобой! Ишь, прыткая какая! Видать, хлипкий у тебя муж, избаловал тебя!
– Нам бы и правда поговорить, дядь Мить… – выступил вперед Генка, будто закрывая Ольгу своей грудью.
– Да я разве против, племяш? И поговорим сейчас, и выпьем, и закусим. Только ты уж больше не серчай на меня, Генка, помилосердствуй.
– Да ладно, дядь Мить… Кто старое помянет, тому глаз вон.
– Генк, да я ни одним словом больше мать твою не помяну, да чтоб я сдох!
– Нет, дядь Мить, так не пойдет… Мы ведь с Ольгой за этим как раз и приехали. То есть за памятью. Расскажи нам, что дальше было.
– Да не знаю я ничего…
– Ты ж прошлый раз говорил, что якобы узнал о ней все! Помнишь? Еще сказал, что вкривь и вкось у нее пошло!
– Господи, да зачем вам это, ребята…
– Надо, дядь Мить. Все, как на духу, голую правду.
– Ну, не знаю… Так сильно надо, что ль?
– Да. Сильно надо.
– Ладно, коли так. А соскакивать да убегать больше не станешь, Генка?
– Ну, сказал же…
Пока они беседовали с дядей Митей, шустрая Мария успела накрыть на стол. И посуду достала «нарядную», и рюмки «цветные». И на тарелках была та же снедь, что и в прошлый раз – аппетитно соленые огурчики-помидорчики, розовое слоеное сало, квашеная капуста. На большом блюде – шаньги горой, с картошкой, сметаной, творогом. Ну и графинчик появился, естественно, пузатый и запотевший.
– Простите, гости дорогие, ничего покупного у нас нет, все свое… – любовно оглядела стол Мария. – Мы с Митей покупные продукты не уважаем, чего в себя всякую отраву добровольно впихивать? Вон, даже и выпивка у нас своя… Ну, садитесь, угощайтесь на здоровье. А я пойду, дела у меня по хозяйству, извините…
Ольга с тоской взглянула на пузатый графинчик, передернулась внутренне. А что делать, придется «в себя впихивать», как только что выразилась Мария. Хотя она бы предпочла «покупным» отравиться.
Дядя Митя разлил по рюмкам, Генка глянул на нее мельком, ухмыльнулся. Нет, что он вообще о себе думает, этот братец? Надо было в этот раз на ее машине ехать!
– Ген… А может, обратно я за руль сяду, а?
– Не, Оль… Я свою ласточку никому не доверяю, она чужих рук боится. Да ладно, не трусь, подумаешь, самогонка. Это ж как виски, Оль. По-моему, тебя крепким градусом не особо напугать можно, а? Следуя моим недавним наблюдениям?
– Поганец…
– Вы чего это, ругаетесь меж собой, что ли? – удивленно поднял бровь дядя Митя. – Или это так, вроде шутки юмора?
– Да, дядь Мить. Ольга у нас веселая девушка, очень пошутить любит.
– Ага… Это хорошо, что веселая. И красивая… Ишь, от матери какие волосья достались. А лицо – нет… Лицо не материно. И в тебе, Генка, ничего материного нет, все от отца перешло. У Анны другое лицо было…
– Дядь Мить… Так ты ее нашел потом, да? Что с ней потом стало?
– Да, я долго ее искал, когда она от меня ушла. Считай, много лет искал. Вот спроси меня – зачем, и ответить толком не смогу… Справки всякие наводил, даже знакомца одного нашел из этих самых… Как сейчас по телевизору грамотно говорят, из уголовной среды. Он-то мне все и разузнал в подробностях…
Дядя Митя замолчал, вздохнул тяжело. Глянул на Ольгу, жестом приказал – давай выпьем, мол. Опрокинул в рот рюмку, крякнул, зажмурился на секунду. Генка сидел, пережидал терпеливо. Наконец, не выдержал, спросил тихо:
– И что, дядь Мить? Что этот знакомый о ней рассказал?
– Да ничего особенного, Генк. В принципе, то, о чем я и думал. Нашел ее тот самый бандит, который казначей, а может, она сама его нашла… В общем, жила она с ним. К тому времени уж беременная была…
– Что?! – воскликнули Ольга с Генкой одновременно, подавшись корпусами к дяде Мите. Потом переглянулись в ужасе.
– Да, да, не удивляйтесь так шибко, чего уж… Баба она молодая была, еще и сорока не было, когда я ее след обнаружил. Да, сестричка у вас тогда народилась, сиротинушки вы мои горемычные. Тоже, стало быть, сиротинушка сестричка-то ваша.
– Почему? Почему наша сестричка сиротинушка? – с бьющимся сердцем спросила Ольга. – Это что же… Анна умерла, да?
– Да не… – махнул рукой дядя Митя, – нет, что ты. Я ж не к тому про сиротинушку-то сказал. Я к тому, что не успела она родить, как загремела под статью вместе со своим казначеем. Видать, он и ее приспособил под свои воровские дела. Насколько я знаю, ему пятнашку впаяли, а ей всего пять… Три года общего режима и два года колонии-поселения.
– Как это? Беременной – и пять лет? – удивленно спросил Генка.
– Ну, ты даешь, Генк… – вздохнув, снисходительно глянул на племянника дядя Митя. – Она родить успела, пока следствие шло, не пять же лет бабе в положении ходить.
– А ты что, дядь Мить, никак ей не помог? Ты ж сам говоришь, что как раз нашел ее в это время!
– Ну да, нашел… И что с того, что нашел? Как бы я ей помог-то? Побег бы устроил, что ли? Единственное, что сделал, на суд сходил, это да… Специально туда поперся, чтобы на нее посмотреть. Сел, значит, в последнем ряду, долго на нее глядел… И знаете, как отрезало. Она уж не та баба была, ой, не та…
– В смысле, не та? – тихо спросил Генка.
– А не знаю, как объяснить… Так бывает, племяш. Бывает, ищешь всю жизнь чего-то, стремишься, как одержимый, а потом найдешь, и – пшик… И не надо тебе уже ничего… Бывает, Генка, бывает.
– А потом? Потом что с ней было, дядь Мить? Не знаешь?
