— Бедная Минти, ты думаешь об этом…
— Да, — повторила я с горечью. — А что я должна думать?
Ее мягкая щека прижалась к моей.
— Натан был здесь не просто так. Он тебе не сказал, что случилось?
Было что-то жалкое в том, чтобы сидеть здесь с мертвым Натаном в соседней комнате — я всегда называла вещи своими именами. Но «Да» непроизвольно сорвалось с моих губ. Я не знала, что она имеет ввиду, но очень не хотела признаться в этом.
— Тогда ты знаешь, что «Вистемакс»… — лицо Роуз было около моего, ее руки лежали у меня на плечах, я была в ловушке.
— Да…
Моя ложь была фальшивой, как медная монета, но я вцепилась в нее. Кран капал, холодильник тихо гудел. Мы обе знали, что я лгу, и Роуз решала, как ей поступить с моим незнанием. Роуз отпустила меня.
— Вот почему.
Считается, что смерть разрушает все преграды. Этот удар настолько страшен и сокрушителен, что разбивает в прах все мелочные чувства, увертки и секреты. Это послужило главным доводом.
— Ради Бога, Роуз, — я сдалась. — Я не знаю, скажи мне.
Но зазвонил телефон и Роуз ответила. Она говорила:
— Да, его жена здесь. Да, мы ждем. — Она была спокойной и сдержанной, как человек, имеющий опыт в исполнении различных формальностей и процедур. — Это был врач. — Ее рука еще сжимала трубку. — Он будет здесь с минуты на минуту.
Сдерживая нетерпение, я положила руки на стол.
— Что случилось? И почему Натан пришел… к тебе? — Мои суставы побелели от напряжения. — Почему сюда?
Все еще сжимая трубку телефона, Роуз сказала:
— Роджер уволил его сегодня утром.
Уволен! Новость была такой жестокой, что кровь бросилась мне в лицо. Я прижала руки к щекам.
— Натану было плохо, — Роуз наконец положила трубку.
— Вот как они поступили с ним в конце концов, — сказала я. — Они всегда так поступают.
— «Вистемакс» не ГУЛАГ. — Роуз прислонилась к раковине. — И Натану там совсем неплохо жилось.
— Ты всегда стараешься увидеть лучшее в людях и событиях. — Я старалась отвлечься, мне даже стало любопытно, устоит ли ее человеколюбие сейчас. — Я часто спрашивала себя, сила это или слабость?
— Решай сама. Не думаю, что Натан ожидал этого. Что ты сама думаешь?
— Натан не доверял мне, — я ответила честно. — Он проработал там достаточно и знал позицию руководства. — Но, очевидно, не смог применить эти знания к себе, чтобы защититься от последствий циничной оценки Роджера. — Ему было больше пятидесяти… существует срок годности для всех нас. Возможно, кто-то молодой стремительно делал карьеру, ты же помнишь, как это происходит в «Вистемакс».
— Да, — сказала Роуз с иронией. — Как ни странно, помню. — Роджер подготовил речь для Натана. Он сказал: «Мир меняется быстрее, чем мы можем ожидать. Нам приходится тратить все силы, чтобы не отстать. В конце концов людям иногда приходится покидать насиженное место, и многие извлекают из этого выгоду».
Роуз закончила рассказ:
— К концу беседы Натан был почти убежден, что ему необходима смена обстановки. Для его же пользы, разумеется.
Роуз вспоминала о своем увольнении, как и я вспоминала о своем.
— Нет, — я хотела защитить его, я знала, что имею на это право. — Он не был сентиментальным. Он знал себе цену. Он боролся бы. Он был зол… так зол, что его сердце не выдержало.
Роуз отвернулась. Мой взгляд скользил по кухонной утвари. Белый фаянсовый кувшин, плетеная корзина у двери, набитая скомканными пластиковыми пакетами.
— У Натана были свои слабости, — предположила Роуз. — Как у каждого человека. Роджер знал, на какую кнопку нажать.
Я представила Натана, молча выслушивающего оскорбительные причины увольнения. Я знала, знала, как ранит его гордость вежливая жестокость Роджера. Должно быть, именно тогда Натан впервые почувствовал, что его сердце стучит с перебоями. Его сердце болело, из последних сил толкая кровь по венам, а он сидел там и не мог уйти. Да поможет нам Бог, но Натан скорее умер бы, чем попросил о помощи человека, который только что уволили его.
— На его место взяли Питера Шейкера, — добавила Роуз.
— Ну, этого было вполне достаточно, чтобы убить Натана.
Губы Роуз исказила кривая улыбка:
— Да, вероятно, это сыграло свою роль.
Позже, сказала я себе, я постараюсь поверить, что Роджер предпочел Питера Натану по уважительной причине. После всех лет работы на «Вистемакс» Натан заслужил уважительную причину, по крайней мере. Тупица Питер со своей славной Кэролайн в синем платье с золотыми пуговицами — оба они совсем недавно сидели за моим столом и ели суфле с сыром, курицу под соевым соусом и вишни в мараскине. Я чувствовала, как черная ненависть поднимается во мне.
Роуз подавилась и издала странный звук, словно больной зверек. Она тяжело оперлась руками о раковину, ее вырвало. Я встала, налила стакан воды и протянула ей. Она вытерла рот тыльной стороной ладони.
— Нельзя пить бренди слишком быстро.
Теперь настала моя очередь обнять и отвести ее к стулу.
— Роуз, ты напилась?
Немного краски вернулось на ее щеки.
— Натан пробыл здесь минут пятнадцать или чуть более. Он хотел обсудить, что произошло, и как ему отнестись к этим переменам. Он хотел видеть меня. — Она, должно быть заметила, как я вздрогнула, потому что добавила — Он бы поговорил с тобой, Минти.
Безусловно, но это не ее дело.
— Не говори мне этого.
Она опешила и не знала, что ответить.
— После врача придут люди из бюро, Минти.
— Из похоронного бюро?
— Да, мне пришлось позвонить им. Натану нельзя здесь оставаться.
Я оставила Роуз на кухне и быстро прошла в гостиную, где стоял запах Натана и весны.
— Почему ты не позвонил мне? — Я требовала ответа от неподвижной фигуры.
«Ты вышла за меня, потому что…». В первые дни после свадьбы мы играли в глупую и опасную игру, где было одно правило — все ответы должны шокировать. «Я вышла за тебя, Натан, потому что хотела ездить на Лексусе». «А что еще, Минти? Ты оценила мой ум, мое сердце?». «И солидный банковский счет. А ты, Натан, ты женился на мне, потому что…?». «О, я женился на тебе, Минти, потому что ты была беременна».
В трудную минуту Натан обратился к Роуз не потому, что хотел бы обсудить планы на будущее и варианты решения проблем. Это он сделал бы со мной, и я дала бы ему лучший совет. Нет, Натан обратился к Роуз, потому что ему нужны были ее спокойствие, уверенность, долгие годы доверия, ее доброта и мягкость в минуту его душевного смятения.
За моей спиной Роуз вошла в комнату и закрыла окно. Она контролировала себя и говорила спокойно.
