– Так ты отличница?
– Да, сеньор.
– Даже по арифметике?
Мерседес растерянно посмотрела на директора.
– Я… я думаю, да, сеньор.
Джерард рассмеялся. Он был одет с иголочки. На лацкане пиджака аккуратно приколота маленькая полоска черной материи. Выглядел он, как кинозвезда. Его волнистые волосы были зачесаны назад, на мизинце правой руки сверкал крупный бриллиантовый перстень.
– Не нужно ложной скромности, Мерседес Эдуард. Это дурное качество. Я люблю иметь дело с людьми, которые знают себе цену. – Его черные глаза изучающе разглядывали ее из-под тяжелых век. – Подойди.
С бьющимся сердцем Мерседес повиновалась. Она почувствовала исходящий от этого человека запах, запах одеколона, новой одежды и мужского тела. Он впился в нее глазами.
– Да, – произнес наконец Массагуэр. – У нее умное лицо. Как считаете, директор?
– Истинная правда, сеньор Массагуэр, лицо умное.
– Должно быть, сказалась хорошая наследственность. – Пухлые губы скривились. – В один прекрасный день она может стать настоящей красоткой. Какие чудесные глаза. А кто отец девочки?
– Местный кузнец. Франческ Эдуард.
– А-а! Этот смутьян.
– Так точно, сеньор Массагуэр, анархист. Если не сказать хуже.
– Сколько тебе лет, Мерседес?
У нее пересохло в горле.
– Девять.
Она почувствовала, как сильными пальцами мужчина взял ее за подбородок. Его черные глаза смотрели в упор. Из-за вцепившихся в нее пальцев отвернуться от этого взгляда было невозможно.
– Да ты дрожишь, Мерседес. Ты что, боишься меня? Мерседес ничего не ответила. Она ощутила, как сильно сжались пальцы, отчего ее зубы так сильно впились в щеки, что она даже сморщилась.
– Не бойся меня. Ты меня очень интересуешь, Мерседес.
Слегка покачивая очками, директор со снисходительной улыбкой наблюдал за происходящим.
– Очень интересуешь, – повторил Джерард. – Я буду внимательно следить за твоими успехами. Уверен, ты способна на многое.
Он наконец отпустил ее. Щеки Мерседес занемели. Она хотела потереть их, но не посмела.
– А сейчас я хочу услышать, как ты пересказываешь таблицу времен глаголов.
Мерседес забормотала заученную таблицу.
– Быстрей! – грубо оборвал ее Джерард. – Так тебе дня не хватит.
Она начала сначала, так быстро, как только могла. Массагуэр слушал ее и хмурился. Когда она закончила, он повернулся к сеньору Санчесу и спросил:
– Этого ребенка часто наказывают?
– Пожалуй, никогда, – улыбнулся директор.
– Плохо. Ее нужно бить. Девочек вообще нужно чаще бить. Так вот, директор, при первых же признаках лени с ее стороны, как только вы почувствуете, что она учится не в полную силу, я требую, чтобы ее сурово наказывали. Беспощадно. Пока не завизжит от боли. Договорились?
– Все будет исполнено, как вы приказываете, сеньор Массагуэр.
Что это, шутка? Мерседес била дрожь. Оценивающе разглядывая девочку, Джерард откинулся в кресле.
– А скажи-ка, о чем мечтает маленькая Мерседес Эдуард?
– Я… я не знаю, сеньор.
– Но должно же быть что-то, чего бы тебе действительно хотелось, за что бы ты руку готова была отдать. Ну, я слушаю.
– Я… я коплю деньги, – прошептала она, – на… велосипед.
– Ага, велосипед. Тогда положи это в свою копилку. Мерседес увидела блеснувшую в протянутой руке Массагуэра монету.
Когда она взяла ее, у нее даже дыхание перехватило, глаза чуть не выскочили из орбит – она была ошеломлена. На ладони лежал duro. Огромная серебряная монета достоинством в целых пять песет с изображением юного короля Альфонса XIII.
Директор школы даже привстал со своего стула.
– Вот это поистине царский подарок! Что нужно сказать, детка?
– Спасибо, – пролепетала Мерседес, зажав в кулачке монету.
– Спасибо большое, – поправил ее сеньор Санчес.
– Спасибо большое.
– Будешь хорошо учиться, в следующий раз получишь еще одну. Нет – будут слезы.
Мерседес ошарашенно кивнула.
– Ну что же, Санчес… – Джерард Массагуэр поднялся, бросив взгляд на свои изящные золотые часы. – Время бежит неумолимо. Пора.
– Конечно, конечно, – засуетился директор и, повернувшись к Мерседес, шикнул: – Иди в класс. И не потеряй деньги, а то я тебе пальцы переломаю!
Сжимая в руке монету, Мерседес пулей вылетела на школьный двор. Она не могла поверить в случившееся. Ее не наказали. А Джерард Массагуэр, самый могущественный из известных ей людей, подарил ей серебряный duro!
Во дворе школы все так же сиял на солнце красный «студебекер». Возле автомобиля, небрежно опираясь на его полированный капот, стояла незнакомая молодая женщина. Она была очень стройная, с подстриженными «под мальчишку» золотистыми волосами. И очень красивая. Незнакомка курила сигарету, вставленную в длинный мундштук.
На ней было белое ситцевое платье, собранное с одного бока в складки, прихваченные бантом, достаточно короткое, чтобы можно было разглядеть ее тонкие щиколотки и замшевые туфли на высоких каблуках.
У Мерседес замерло сердце. Какая красавица! Просто ангел. Она представила себя стоящей вот так же, небрежно прислонившись к автомобилю. И с такими же золотистыми волосами.
Когда Джерард и Санчес вышли из дверей школы, Мерседес спряталась за стволом старой липы.
– Извини, дорогая, что заставил тебя ждать, – сказал Массагуэр. Он фамильярно ткнул Санчеса в грудь. – Я еще хотел спросить вас, а не мешает ли девочке учиться ее отец? Не вдалбливает ли он ей в голову свои идеи?
– Да вроде нет, – ответил директор. – Похоже, Эдуард угомонился с тех пор, как женился на дочке Баррантеса.
– Не будьте слишком доверчивы, – презрительно проговорил Джерард. – Я знаю этих людей. Они не меняют своих взглядов. Ну, до встречи, Санчес.
Он распахнул перед своей невестой дверцу машины. «Студебекер» взревел и укатил прочь.
Мерседес опустила глаза на лежащую у нее на ладони монету. Казалось, она только что заглянула в совершенно новый для нее мир.
В класс она прибежала, когда прошло уже полурока истории, и, извинившись перед учительницей, села на свое место – за одной партой с Хуаном. У нее в ладони была крепко зажата монета.
– Дай посмотреть, – сочувственно прошептал Хуан, поворачивая к подружке свою добрую мышиную мордочку.
Мерседес протянула под партой стиснутую в кулак руку, затем медленно разжала пальцы. Вместо красных следов от ударов, которые ожидал увидеть Хуан, у нее на ладони сверкнула серебряная монета.
Глаза мальчика раскрылись так широко, что у него даже зашевелились уши.
Когда Мерседес прибежала домой, мама еще не вернулась с работы, а папа работал в кузнице – он делал дверные петли для плотника Хосе Арно, который стоял рядом и что-то рассказывал.
