За секунду кровь леденеет в конечностях. Тревожные предчувствия будоражат разум. Нехорошие мысли текут нескончаемым потоком. И пока я открывала смску несколько раз успела вспотеть.
Как я и думала. Писала “мама”, то есть Вероника.
“Привет, дорогая. Пока ничего не ясно. Но что-то явно случилось. Как только сплетни подтвердятся. Сообщу. Пока.”
Медленно опускаюсь на край дивана. Устремляю в стену невидящий взгляд.
Что-то случилось. Сплетни… Но почему же тогда Вероника ничего не сказала!? Возможно это сплетни, которые не касаются меня?! Но тогда зачем о них вообще упоминать?! Черт! Вероника! Ну кто так делает!?
Тревога, грозящая перерасти в панику, трогает своими липкими пальцами мое сердце и я, недолго думая, строчу обратную смску подруге:
“ Вероника! Не пугай меня! Что за новости?”
Ответа я не дожидаюсь ни через две, ни через пять минут.
Может занята?!
Кладу телефон на стол. Включаю звук погромче, чтобы не пропустить новое сообщение или звонок.
Сама же, подгоняемая паникой, иду на кухню. Ставлю чайник на газ.
Мне нужно срочно чем-то занять себя, погрузиться в какое-нибудь дело, чтобы вытравить из головы разбушевавшиеся мысли.
* * *
В тот момент, когда зазвонил телефон, я вытирала пыль со шкафа. Дернулась на шаткой табуреточке и чуть не поломала ей ножки, и себе заодно что-нибудь.
Но до телефона я все же подобралась во время. Схватила трубку:
– Алло, – выдыхнула с тревогой в голосе.
– Ася?! Ты? – недоверчивым голосом произносит подруга.
– Ну, конечно я. Кто же еще? – нетерпеливо отвечаю.
– Извини, извини. Ой, Аська тут такое произошло. Я тебе писать не стала, а позвонить не смогла. Клиентка сидела. Она собственно и рассказала новости, – Вероника затихает, а у меня изо рта вырывается судорожный вздох.
– Ника, да говори уже быстрее, что случилось? Что произошло? – не выдерживаю, нападаю на подругу.
– Да погоди ты, дай самой осмыслить, как все это сказать…
Вжимаю трубку в ухо. Злюсь. Ну как можно быть такой жестокой по отношению ко мне.
– Ну, Вероника! – подгоняю подругу, когда молчание между нами затягивается.
– Это в новостях показывали, Ась. Не знаю, что там и как, но … вчера девушку беременную на безлюдной трассе подобрали. Говорят почти замерзшую. Еле откачали ее. В коме лежит… – тишина.
Я не до конца понимаю, к чему клонит девушка.
При чем здесь я и беременная женщина? Почему вдруг Ника провела две параллели между нами? Ладно бы побеспокоилась за меня, будь у меня такой же срок, а так.
– … ребеночек тоже в реанимации, – продолжает надтреснутым голосом подруга. Чего молчишь, Ась? Ты меня слышишь?
– Слышу, но пока не совсем понимаю, зачем ты мне это рассказываешь?
Однако же ловлю себя на той мысли, что мне становится легче, я уж тут себе придумала разных ужастиков, а оказывается Вероника решила меня постращать городскими сплетнями.
– А ты так и не въехала, да? – неожиданно резко отвечает мне Ника.
– Если ты продолжишь и дальше говорить загадками, то извини, я сегодня не нацелена разгадывать ребусы. Что не так? Я не понимаю? – начинаю тоже злиться.
Я вообще не особо любила подобного рода новости. Мне всегда казалось, что у меня достаточно своих душевных переживаний, чтобы еще радеть за людей, которых я знать не знаю.
– Алиску нашли на трассе, – выдает Вероника.
– И?! Что за Алиска? Я ее знаю…. у, – последний звук просто выпадает изо рта, как будто у меня вылилась порция непроглоченной воды.
– Дошло наконец, – сухо интересуется.
Я некоторое время вообще ничего не могу сказать. Просто молчу. Осмысливаю слова, сказанные коллегой обвинительным тоном. На каком-то подсознательном уровне, сложилось такое ощущение, что в том, что случилось с Алисой, она винит меня?! Но почему?
– Дошло, – скупо бросаю в ответ. – Вероника, а ты почему в таком тоне со мной разговариваешь? – коллега молчит. – А, значит есть что-то еще, чего ты мне пока не сказала? – догадываюсь.
– Прости, Ась. Но я даже подумать не могла, что так все получится, – в голосе подруги слышу отстраненность, холодность.
– Вероника, мне перестает нравится наш разговор. Говори уже прямо, что случилось? Сейчас же! – последнее говорю еле сдерживаюсь, чтобы не закричать.
Нервы натянуты до предела, как и голосовые связки.
Да что вообще вокруг меня происходит? Что-то такое творится, но я этого почему–то не знаю?
– Эта женщина, моя клиентка, сказала, что Алису увезли подальше от города и бросили замерзать из-за каких-то долгов. А ведь Алиса тебе же должна с Вадиком …много… – голос девушки неожиданно срывается и тут я начинаю понимать, ухватывать суть разговора.
– Хм, Ник, я не могу поверить. Ты сейчас серьезно думаешь, что я могу быть причастна к этой истории? – с иронией в голосе спрашиваю, где-то надеясь в подсознании, что подруга сейчас наконец-то одумается и скажет, что бес попутал, что это все глупости но… нет… Вероника продолжает молчать. – Ты, видимо, забыла, что я в тот момент сама в больницу попала. Я была без сознания. У меня не было телефона. Да и вообще… зачем мне это! – за громкими оправданиями я не сразу слышу, что в динамике звучат короткие гудки.
Меня сковывает ступор. От шока я не знаю что и думать! Что предпринять?!
Рука, в которой зажат телефон, как безвольная плеть, падает вдоль туловища. Все внутри становится каким-то мертвым.
Шаркая тапочками по окрашенному в коричневый цвет полу, подхожу к дивану. И без сил падаю на него.
Откидываюсь на спинку, запрокидываю голову, закрываю глаза:
– Неужели Вадик выполнил свое обещание?! – глотая слезы бессилия, бормочу чуть шевеля вмиг пересохшими губами.
– Ася! Вставай милая, хватит хандрить. Пойдем за стол. Сейчас папа, придет, – подсаживается ко мне мама, проводит ладонью по руке от плеча сверху вниз. Гладит.
Я лежу на диване отвернувшись лицом к стенке. Не хочу ничего. На душе так паршиво, что выть хочется, но больше всего хочется побыть одной. Забыться, я так привыкла. Все проблемы. Все переживания. Все перерабатывать в себе. Выносить на всеобщее обозрение я разрешала себе только достижения…
Но сейчас мама права. Мне нужно начинать жить по-новому. Поэтому намотав обиду и боль на кулак, я направилась на кухню. Мама накрывала на стол, я же расставив посуду нарезала хлеб.
Отец поддатый, навеселе, завалился в кухню, как раз к тому моменту, когда мама разливала суп по тарелкам.
– О, дочка, а я думал, ты уже укатила обратно в столицу, – немного заплетающимся языком проговорил отец и проходя мимо родительницы ущипнул ее за попу.
Поморщившись, урозненно глянула отца. Женщина же:
– Валера. Ты чего такой веселый? Выпил что ли? – искреннее удивление скользит в ее голосе.
– Мать, ты что? За кого ты меня держишь? – отец усаживается за стол. – Нет кончено. Это меня с мороза разморило.
– Ну, хорошо если так, – мама делает вид, будто не замечает, настроение отца.
Ставит на стол, не пойми откуда-то взявшуюся бутылку самогона и три стакана.
– Это что? – в недоумении округляю глаза.
Я как-то даже опешила в первые секунды. Сознание не хотело складывать два плюс два и выводить правильную цифру.
– Аська. Дочка, – оживает отец и лезет ко мне с объятиями, сторонюсь его, не позволяю к себе прикоснуться, – дай хоть обнять тебя. Столько лет не виделись. Вон в какую красавицу превратилась!
– Валера прекрати, – одергивает его мама, но отец будто не слышит, продолжает лезть. – Валера! – повышает родительница голос и только тогда, отец отлипает от меня.
– Что? – ворчит недовольно. – Что отворачиваешься? Гримничаешь, противен что ли? – выпучив глаза смотрит на меня исподлобья.
Я отвожу его руки, хочу встать из-за стола, но отец перехватывает мое запястье, удерживает на месте.
– Сядь, – твердым уверенным голосом одергивает отец.
В этот миг смотрю на него другими глазами. И то что я вижу мне совсем не нравится.
