— Правда? — с сомнением спрашиваю его.
— Да, правда. Ты долгое время была в насильственном заточении, не видела мира. Ты только начинаешь узнавать, изучать его и привыкать к нему. Я же мечтаю о том, чтобы снова посадить тебя под замок из-за страха, что потеряю тебя. Я причиню тебе боль, а для меня это недопустимо. Я пресыщен жизнью и женщинами, деньгами и роскошью. Мне скучно и одиноко, потому что у меня уже есть своя личная клетка, в которую я сам себя заточил. Тебе там не место. Я должен признаться в том, что вчера принял решение больше не видеться с тобой, Таллия. Я становлюсь зависимым, а подобное уже видел раньше. Ты не заслуживаешь жестокости.
— Спасибо, — медленно вставляю я.
— Дело в том, что я пытался тебя забыть и снять с себя наркотический дурман, в котором нахожусь, когда ты рядом со мной.
Я поехал в клуб, чтобы трахнуть кого-нибудь.
— И что дальше? — выдавливаю из себя.
— Ничего. У меня не получилось. Нет, всё бы получилось, если бы я этого хотел, а я не хотел. Мои мысли занимала только ты, Таллия, и это меня злит. Я осознаю, что преследую и давлю на тебя, а ты ещё больше отдаляешься от меня. Поэтому я решил уехать домой, но потом вновь оказался возле твоего дома. Я уезжал и возвращался всю ночь. Меня рвало на части, и я не мог решить, что же мне делать дальше с этой зависимостью. Дело не в сексе, Таллия. Дело в боли.
— Тебе больно?
— Очень. Мне больно уже долгое время, но в последний год особенно. Врачи ничем не могут помочь. Эта боль засела у меня в груди, голове, крови. Она рвёт меня на части, и я забываюсь в алкогольном дурмане и наркотической зависимости от сильных антидепрессантов. Я смешиваю их, чтобы ничего не чувствовать.
Трахаю всех подряд, чтобы стать полноценным дерьмом для себя.
Но боль исчезла, когда я увидел тебя. Я вернулся в клуб, потому что забыл мобильный, а там танцевала ты. Я не видел твоего лица, но чувствовал тебя. Поэтому я упивался твоим присутствием рядом со мной, даже не подумав, как сложно тебе каждый день по несколько часов насильно исполнять мои прихоти. Я не отрицаю того, что хочу тебя, и держусь из последних сил, чтобы не наброситься на тебя и не взять насильно. Но я не могу поступить так с тобой. Поэтому я тоже считаю, что нам лучше больше не видеться. У тебя своя жизнь, у меня своя. И я благодарен тебе за эти минуты, в которых я отдыхал от боли и кошмаров, терзающих меня долгое время, — Каван находит мою руку и целует мои пальцы.
— У меня слишком много шрамов внутри, и они гноятся, Таллия.
Они разрушат тебя, потому что ты ранимая, нежная и невинная. Ты не справишься с ними. И лучше я выберу для себя боль, чем причиню её тебе. Я слишком замечтался. Наверное, мной вела сильная зависть к счастью моего друга, поэтому я и вцепился в тебя, Таллия. Я думал, что ты та самая для меня. И продолжаю тешить себя надеждами, но осознаю, что я не тот самый для тебя. Тебе нужен мужчина, с которым ты будешь счастлива. С которым ты будешь смеяться и улыбаться, а не бояться его напористости, как со мной. Я мужчина и намного старше тебя. Я должен отпустить тебя, Таллия.
И я отпускаю тебя, — с этими словами Каван выпускает мою руку, и она безвольно падает мне на бёдра.
— Откуда ты можешь знать, какой мужчина мне нужен и нужен ли, вообще? — резко подаю голос.
Каван мягко улыбается мне.
— Потому что счастлива со мной ты не будешь, Таллия. Я тебя разрушу, а ты не найдёшь сил для того, чтобы восстановиться. Я разобью твоё сердце. Я не создан для нежности, а приучен лишь причинять боль. Не отрицаю, что с тобой я другой и зачастую чувствую себя глупым идиотом, который поступает неправильно. Ты чиста, а я привык к грязи. Ещё несколько часов назад я не мог отпустить тебя, потому что эгоистичен. Искал любую причину, чтобы увидеть тебя, поговорить с тобой и отдохнуть. А сейчас я так хорошо выспался и убедился в том, что ты для меня та самая. Но я знаю, какие будут последствия, и не хочу их для тебя. Я плохой парень, Таллия. Я убийца и чудовище. Рядом со мной тебя ждут жестокие вещи, и вряд ли я смогу измениться. Я не знаю, но пробовать не собираюсь. После меня ты возненавидишь мужчин, а должна быть счастлива. Ты заслужила это, Таллия. Прости меня за эгоизм и мои желания. Прости за то, что я так сильно увлёкся собственными чувствами, забыв о тебе и о том, что ты живой человек с собственной судьбой. Я насильно притягиваю тебя к себе, но пора остановиться.
И я это делаю. Прощай, Таллия, — Каван внезапно дёргается ко мне и целует меня в лоб.
Я в полном шоке сижу на полу, наблюдая, как он уходит. Он даже не оборачивается, скрываясь за стеллажами, а я поверить не могу в то, что Каван так просто отказался от меня. И в то же время я благодарна ему за честность. А как же боль? Почему сейчас мне так больно от его слов и решений? Мы ведь могли стать друзьями.
Но не станем.
Мои глаза щиплет, и по щекам текут слёзы. Не могу объяснить своего состояния, но я чувствовала себя так же, когда умер мой брат.
Я словно потеряла в этом мире человека, который был для меня важен. Но Каван был не так важен для меня, как мой брат. Брат был родным и близким, а Каван временным, и то я не хотела с ним видеться. Тогда почему мне так грустно?
Доезжаю до дома на автомате, постоянно думая о Каване.
Кажется, я слишком сильно привязалась к нему или очень долго на него смотрела, раз мне не хватает его уже сейчас. Я злюсь на себя за то, что обидела Кавана, не поняла его и не смогла принять. Он так одинок, чёрт возьми, и не менее раним, чем я. Каван считает меня слабой. Это обидно. Я всегда думала, что я сильная, раз смогла сбежать от матери и начать новую жизнь. Оказывается, я в себе ошибалась или во мне ошибся Каван, но не хочу проверять это.
— Ты ещё обижаешься на меня?
— Что? — Моргаю несколько раз и поворачиваю голову.
Ал протягивает мне бокал с водой.
— Я спросил, ты всё ещё обижаешься на меня за то, что было утром? — повторяет он.
— А что было утром? — удивляюсь я.
— Если ты не помнишь, то, значит, я прощён, — улыбается Ал и ставит на стол тарелку с яблоками.
Моё сердце болит вновь.
— Она врала мне, — шепчу я.
— Не понимаю. — Друг садится рядом со мной за небольшой столик.
— Моя мама, она врала мне всю мою жизнь. Вчера Каван отвёз меня в клинику и оплатил расширенный анализ крови на аллергическую реакцию. Утром пришли результаты, но я боялась их увидеть. А потом… пока он спал и обнимал меня, то передал мне свои силы. Мне было не страшно рядом с ним. Я посмотрела результаты анализов, и оказалось, у меня ни на что нет аллергии.
Совсем ни на что. Я могу есть всё что угодно, — произношу и поднимаю голову на Ала.
Он с печалью и сожалением смотрит на меня, затем находит мою руку и сжимает её.
— Мне жаль, Тэлс, но мы это подозревали.
— Да… да. И всё же так больно. Я не понимаю, за что она так поступила со мной? Почему была так жестока ко мне? Она, вообще, хоть когда-нибудь любила меня? Я больше не хочу её видеть.
Не хочу помнить о ней и испытывать боль из-за обмана. Если родной и близкий человек вот так ужасающе поступает со мной, как я могу верить другим людям? Выходит, что все врут?
— Нет, Тэлс, не все врут. Твоя мама… она с катушек слетела после смерти твоего брата. Ты же сама знаешь, что потеря сына сильно повлияла на неё, и она любит тебя. Просто вот так странно, и… не знаю, что ещё сказать тебе, Тэлс. Не представляю, как паршиво ты себя чувствуешь сейчас. — Ал гладит мою руку, стараясь меня успокоить. Но я не собираюсь истерить или кричать. Я испытываю тихую и ноющую боль в груди. И не только из-за мамы, но и из-за Кавана тоже. Сегодня паршивый день. Очень паршивый.
— Ты не будешь злиться, если я тебя кое о чём спрошу? — Ал ловит мой взгляд.
— О Каване, — цокаю я.
— Да, о нём. Мне показалось или ты сказала, что переспала с ним?
— Ал, я не спала с ним. Мы были в библиотеке, и он уснул. Во сне он обнимал меня, а я облокотилась о его грудь и училась. Вот и всё.