Господи, даже такой, казалось бы, давно решённый вопрос снова и снова возвращает меня мыслями к Савицкому.
— Просил, — соглашается отчим. — Но и ты меня пойми: я тогда испугался.
— Поэтому солгали?
Мама едва не падает на ровном месте, успев в последнее мгновение ухватиться за спинку моего стула.
— Солгал? Я? Кому? — вполне искренне недоумевает Мещеряков. — Или ты о переезде?
Конечно, нет! Съехать отсюда — моя давняя мечта. Но озвучить отчиму свои истинные мотивы не хватает духу. Поэтому кладу в рот кусочек круассана и отвожу взгляд.
— Лиза не даст соврать: Гера, вроде, справляется. — Вадим трижды плюёт через левое плечо и гулко стучит кулаком по столу.
— Не могу не согласиться. — Мама в сотый раз перекидывает волосы с одного плеча на другое. — Думаю, графика будет достаточно, Тася. Спокойно подашь документы в вуз, а там либо Сергея выпишут, либо мы поможем тебе найти жильё неподалёку от места учёбы.
— Ладно. — Понимаю, что на споры у меня нет времени, да и сил не осталось. А потому, откусив ещё немного, будто случайно вспоминаю об экзамене по химии и оставляю стариков наедине.
Выбежав во двор, выискиваю взглядом Ивана Григорьевича, на время сдачи экзаменов наглухо прикомандированного ко мне отчимом. Заметив шофера возле серебристого седана, машу рукой и, натянув дежурную улыбку, спешу к старику.
— Доброе утро! — щебечу, расстёгивая верхнюю пуговку на блузке (в погоне за красотой я совсем позабыла, насколько жарким может быть июнь).
— Доброе утро, Тасенька! — кивает водитель. — Ты сегодня припозднилась.
— Ага, проспала. — Стягиваю с плеча рюкзак и уже хочу сесть на переднее сиденье, как старик моментально меняется в лице.
— Тася! — Он взволнованно машет щуплой ладонью. — Сядь сегодня на заднее, ладно?
— Без проблем! — улыбаюсь в ответ и не глядя заскакиваю в салон.
— Иван Григорьевич, миленький, а давайте сегодня с ветерком поедем, а то я опаздываю! — Пока водитель занимает место у руля, пристёгиваю ремень безопасности.
— Ты? — Глупое сердце пропускает удар за ударом, когда на переднем пассажирском сиденье замечаю Савицкого.
— Прости, Тасенька, не успел предупредить! — заводит двигатель Иван Григорьевич. — У Георгия автомобиль на техобслуживании. Мы сейчас сперва тебя закинем в школу, а потом…
Что будет потом, я не слышу. Задыхаясь от въедливого аромата пачули, не могу перестать смотреть на Савицкого. Мне кажется, мы не виделись целую вечность.
— Гера… — Какой, к чёрту, экзамен?! Я забываю обо всём. — Я могу на такси. Только скажи…
Савицкий молчит, но теперь я понимаю, что делает он это не по доброй воле: быть рядом со мной — то ещё испытание для него.
— Ну какое ещё такси, Таюшка! — Иван Григорьевич выруливает с парковки. — Обижаешь, девочка!
— Я не со зла… — Всё сильнее вдавливаюсь в мягкое кресло, стараясь превратиться в невидимку.
За окнами автомобиля мелькают улочки Жемчужного. Яркий свет жаркого солнца нестерпимо припекает, и даже навороченный климат-контроль внутри салона не справляется с духотой. Впрочем, лето на дворе ни при чём! Мой главный источник жара сидит в полуметре от меня. Я вижу, как Савицкий волнуется, как вздуваются жилы на его напряжённой шее, но хоть убей, не верю, что у него не было возможности добраться до автосалона иным способом.
— Эксперимент удался?
До меня наконец доходит замысел Савицкого.
— Да, — басит мой любимый псих, и я чувствую, как его отпускает. Главное условие — не видеть меня — выполнено.
Не свожу глаз с тёмных волос на затылке парня. За то время, что я пряталась от Савицкого, они отросли и сейчас забавно закручиваются на кончиках.
— Как твои дела, Гера?
— Отлично, — слишком быстро отвечает Савицкий. — А твои?
— Лучше всех.
— Ты не умеешь лгать, Тая!
— Иногда приходится.
Мы снова молчим. Я бесцельно смотрю в окно, за которым мелькает ставший привычным пейзаж, а Савицкий — строго перед собой.
— Прости за завтрак. — Вцепляюсь пальцами в натянутый ремень безопасности.
Савицкий хмыкает и крепче сжимает ручку над дверцей. Напряжение между нами можно резать ножом, но моя потребность слышать голос Геры куда сильнее.
— Ника говорила, ты учишься на юридическом?
— Да.
— Последний курс?
— Нет, ещё год впереди. Я же на заочном.
— А потом?
— Потом?
— Чем потом ты планируешь заниматься?
— Всё тем же. — Гера немного расслабляет плечи. — Продолжу работать с Вадимом. Когда-нибудь разбогатею, заработаю на отдельный дом и наконец съеду. Потом влюблюсь, женюсь, детьми обзаведусь…
— Иван Григорьевич! — пискляво вскрикиваю, лишь бы только не подпускать слова Савицкого близко к сердцу. — Я пенал дома забыла. Остановите где-нибудь у канцтоваров, я авторучку куплю.
— Держи, а то точно опоздаешь на экзамен. — Спустя мгновение Савицкий протягивает мне свою. — Ну! — потряхивает ею в ожидании моей реакции. — Можешь не возвращать!
— Спасибо, — отвечаю, дрожащими пальцами принимая помощь.
— Полагаю, мы в расчёте? — усмехается Савицкий.
— Ты о чём?
— Вадим всё рассказал о той ночи у бассейна. — Гера поворачивает голову к окну, открывая моему взору шикарный вид на его профиль. — Спасибо, что не бросила.
— Угу, — киваю в ответ, не зная, что принято говорить в таких случаях. — Мне ничего иного не оставалось.
— У тебя был шикарный шанс избавиться от меня раз и навсегда.
— Я тебя не понимаю.
— Всё ты понимаешь, Тая! — грубо отвечает Савицкий и, стремительно выпрямившись, снова смотрит перед собой. — Я бы такой не упустил…
— Свалил бы меня в воду, чтобы утонула? — И почему в салоне так мало воздуха?
— Просто прошёл бы мимо. Падать в бездну ты научилась и без меня.
Слова Геры бьют в самое слабое место — в мое влюбленное сердце. Оно скукоживается и моментально сбивается с ритма, а глупые мысли становятся настолько острыми, что прорезают себе путь на свободу.
— Я тебе не верю! — Получается чересчур громко и до боли безнадёжно.
Савицкий хмыкает почти беззвучно и что-то шепчет себе под нос: то ли «правильно делаешь», то ли «плохо меня знаешь» — не разберу.
И слава Богу, что мы почти на месте. Из последних сил сдерживая слезы, прошу Ивана Григорьевича высадить меня чуть раньше: рядом с Савицким я задыхаюсь! Стоит только авто остановиться на обочине, как я стремглав выскакиваю из салона и несусь прочь. В ушах по-прежнему гремит фраза Савицкого «я просто прошел бы мимо», а перед глазами — мутная пелена слез. Наверно, поэтому не замечаю, как налетаю на идущего впереди парня, едва не сбивая того с ног.
— Как же ты мне осточертела, Лапина! — рыком вонючей гиены отравляет сознание Киреев.
Я точно родилась в пятницу тринадцатого! Ну почему мне так не везет?!
— Прости! — Я не готова к новым стычкам с этим уродом и пытаюсь пройти мимо.
— «Прости»?! — кривится Киреев и со всей дури хватает меня своей лапищей за шелковую ткань блузки, бессовестно сминая её возле моего горла. — Ты мне еще за аэрозоль не ответила, сука!
— Отпусти! — брыкаюсь беспомощным цыпленком в руках озверевшего одноклассника.
— Ага! — брызжет слюной Киреев. — Только сначала ты извинишься передо мной как следует, дрянь! Поняла? На колени вставай, Лапина! И проси так, чтобы я услышал!
Озверевший мерзавец с силой тянет меня к земле. Щеки горят огнем от нестерпимой порции унижения. Верхняя пуговица моей многострадальной блузки с треском летит на асфальт. Я пытаюсь устоять, целюсь коленом в мужское достоинство подонка, но сегодня Киреев оказывается сильнее…
Кожу ног привычно жжёт от грубого приземления на тротуар, в горле застревает ком невыплаканных слез. Я смотрю снизу вверх на самодовольную рожу Киреева и понимаю, что никогда не извинюсь перед ним. Не оставляю попыток встать, но парень бьет наотмашь словами по живому:
— Лапина! — ржет Киреев. — Какая же ты жалкая! — презрительными нотками сильнее затягивает удавку на шее. — И парень твой такой же мудак! Интересно, что еще мне с тобой нужно сделать, чтобы он перестал пялиться и вышел набить мне морду?
