— Деда Боря говорил про свадьбу, – растерянно пролепетала Лиза, когда мы вошли на кухню.
Ладошка ее чуть подрагивает в моей руке. Ох, действительно, укатали мы сегодня ребенка. Она бойкая у меня, живая, иногда даже драчунья. Но еще Лиза хрупкая. Я подняла ее на руки, и присела, посадив дочку на колени. Рядом опустился Никита.
— Лиз, устала? – спросил он, и протянул ей руку, за которую дочка доверчиво ухватилась.
— Нет. Немного испугалась, – призналась малышка.
— Я и сам, если честно, испугался, – шепнул Ник Лизе, якобы признаваясь в страшной тайне.
Лиза ахнула, а затем окинула Никиту подозрительным взглядом. Тот рассмеялся. Лиза у меня такая, не обманешь!
— Милая, тебе ведь нравится Никита? – зашла я издалека.
Но Лиза уже расслабилась, и все поняла.
— У вас свадьба, да? Мы вместе будем жить? – голос Лизы дрогнул, а Никита нахмурился.
Ему видно лицо моей малышки, а мне нет – волосы скрывают. И Лиза явно от счастья не светится.
— Милая, что такое? Ты не хочешь, чтобы мы вместе жили? – встревожилась я.
— Хочу. Но ведь все изменится, – грустно ответила она.
Никита выглядит растерянным. То на Лизу смотрит, то на меня. А я, кажется, понимаю в чем дело. Никита ведь ей нравится, даже очень. И Лиза пока не в том возрасте, чтобы нервы мотать. Да и не в ревности дело. Значит, причина только одна.
Сергей съехал год назад, и Лиза, вроде, не слишком по отцу скучала, хоть и вспоминала иногда. Оно и понятно – она часто обижалась на него, хоть и не плакала. Дело в его невнимании. Лиза мир познавала, у нее миллион вопросов, а еще поиграть хотелось, и на ручки. А отец либо в компьютерные игрушки играл, либо у телевизора сидел, а на ребенка – ноль внимания.
— Малышка, я ведь ничем тебя не обидел? Это из-за этого дня, да? Мои родители напугали? – встревожился Никита.
Я дотянулась до его плеча, и легонько сжала, чтобы остановить.
— Боишься, что все изменится? – шепнула я Лизе на ушко. — Что Никита перестанет обращать на тебя внимание, да? Сядет на диван, уставится в телевизор, и все?
Никита услышал мой громкий шепот, и недоуменно поднял брови. Для него моя догадка странная. А для Лизы именно это и есть признак мужчины в доме – полное невнимание.
Лиза не ответила, просто согласно качнула головой.
— Потом объясню, – одними губами сказала я Никите.
Он кивнул, и опустился на пол перед нами, чтобы и меня, и Лизу видеть.
— Телевизор вместе будем смотреть. И в кино ходить, и в парки, – строго начал он. — А насчет внимания, веснушка, ты лет через восемь сама будешь кричать, чтобы я не лез в твою жизнь, и не выпроваживал твоих ухажеров, – хохотнул он. — И я сейчас серьезно. Лиза, и тебе говорю, и твоей маме: я в диванного мужа и отца превращаться не собираюсь. И своих девочек невниманием обижать не стану. Так что, веснушка, могу я жениться на твоей красивой маме? Даешь свое благословение?
Лиза заерзала на моих коленях, хихикнула, и лицо Никиты разгладилось.
— Даю, – довольно пролепетала малышка, и протянула к Нику руки.
Тот поднял ее, легонько поцеловал в щеку, и она что-то зашептала ему на ухо. Кажется, снова путая слова от волнения, и сбиваясь. А я не могу расслышать – в ушах шумит, сердце колотится как бешеное. Сегодня, наверное, один из самых счастливых дней в моей жизни. Первый был когда впервые свою Лизу на руки взяла, а сегодня – второй.
— Что это вы там шепчетесь?
Никто мне не ответил. Лиза продолжила что-то то ли спрашивать, то ли втолковывать Никите. Тот серьезно слушал, иногда кивая ей в такт. А меня разрывало любопытство. Наконец, Лиза выдохлась, и закончила свою речь. Я снова взглянула на лицо Никиты. Выражение непередаваемое.
Ох, что же ему наговорила моя малышка?!
Жадное любопытство я так и не смогла удовлетворить. Никита с Лизой шептались, как заговорщики, плетущие интригу. Я уже хотела подойти к ним, и вмешаться. В конце концов, я – мать одной и невеста другому. Имею право знать.
Но меня похлопали по плечу. Вернее, пару раз ткнули пальцем с наманикюренным ноготком.
— Надя, можно вас попросить не портить Лидочке праздник, и не распространяться раньше времени о вашей, кхм, помолвке? – спросила Ольга Андреевна, как только я повернулась.
Даже не так. Она не спросила, она надавила голосом, просто поставила в известность, чуть смягчив свой напор вопросом, на который даже не ждала ответ.
Но я, удивляя саму себя, этот ответ дала.
— Помолвка – это не нечто постыдное. Я не привыкла скрывать свою радость. И от вашей Лиды тоже скрывать не стану.
Лиду жаль, конечно, но не пошла бы она к черту?! Может, мне потом нужно будет уступить ей свое белое платье, а заодно мужа и первую брачную ночь, как и все остальные ночи? А то она расстроится, плакать будет.
— Ваша радость – ее несчастье, а сегодня праздник. Успеете Лиду… обрадовать, – выдавила Ольга Андреевна. — Или вам нравится унижать других? Если так, то можете подняться наверх, и сообщить девочке о «вашей радости», я мешать не стану. Ваше решение, Надя.
Я подавила внутреннее недовольство, и кивнула. В конце концов, хоть Ольга Андреевна мне не слишком по сердцу пришлась, она – мать Никиты, и мне нужно с ней поладить. Хоть постараться.
— Скрывать не стану, лгать тоже, но и специально не стану объявлять об этом сегодня. И Никиту попрошу.
— Этого будет вполне достаточно, – Ольга Андреевна смерила меня взглядом.
«Этого достаточно» – это вместо «спасибо». Хоть и злит эта надменность, но еще я испытываю легкую зависть. Вот бы научиться такому, иногда это полезно – кивнуть эдак холодно, процедить пару фраз, и всем сразу понятно, кто – барыня, а кто – холопка.
Хотя, знаю я себя, барыней мне не стать. Характер не тот.
— А теперь, будьте добры, помогите украсить дом. Также нужно достать камеру, мы свои праздники снимаем на память, а еще…
Ольга Андреевна повела меня из кухни, рассказывая о том, что нужно сделать. Для меня это привычно, никаких сложностей – что-то организовать, что-то выполнить, облегчить остальным жизнь.
Этим я и занялась. Достала проф. камеру, разобралась, как она работает. Затем пришел черед скатертей, салфеток, и прочих мелочей. Лиза с Борисом Ефимовичем занимались елкой, Никита отнес наши вещи в маленький гостевой дом, и занялся камином. Затем для него нашлись еще дела.
И так мы бегали чуть ли не до одиннадцати ночи, когда стол был уже накрыт, салфетки разложены, и я смогла выдохнуть.
Я опомнилась, и побежала в гостевой дом обновлять макияж и менять наряд. Хотелось побыть рядом с Никитой, неожиданно ставшим моим женихом, насладиться нашими минутами вместе, но и страшилкой за стол садиться я не собиралась. Лида уже успела нарядиться, и ходила по дому царицей, а я как Золушка.
Быстро ополоснулась, и подошла к кровати.
— Детка, вставай, – прошептала я свернувшейся в клубок Лизе. — Скоро Новый Год, всего час остался. Или ты сильно устала? Хочешь в кровати остаться?
— Не хочу, праздник же, – дочка подскочила, будто не она еще недавно сладко спала.
Я уложила ее в восемь вечера, малышка успела отдохнуть три часа. У нас всегда так, я укладывала ее перед праздником, а затем будила, чтобы и моя малышка смогла насладиться атмосферой веселья. Мама из-за этого вечно ругалась на меня – ребенку не место за взрослым столом, но я была непреклонна. Пусть, Лиза маленькая еще, но она мне ближе всех, и не меньше остальных заслуживает праздника. Да и вспоминались свои собственные мелкие детские обиды, когда меня отсылали от взрослых, чтобы не мешалась. Неприятно было и обидно.
Лиза крутилась рядом со мной, выбирая платье. Еще дома мы договорились, что она наденет свое любимое новенькое розовое платье, но кто-то милый и кудрявый вдруг раскапризничался.
— Синее надену, со звездочками. Не хочу розовое, – упрямо надулась Лиза, сжимая в руках темное, блестящее платье.
Она хоть и умненькая у меня, и милая, но все же упрямая и капризная, как почти все дети. Раз сказала «синее, со звездочками», значит – отглаживай, мамочка, платье, иначе грянет гром, ураган и детская истерика со слезами.
