— Ты знаешь, что я имею в виду. Он причинит себе вред только для того, чтобы показать кому-то другому, что они не имеют над ним контроля, даже если на самом деле это нисколько не навредит другому человеку. Он рассказывал тебе, что сделал со своим отцом, когда ему было девятнадцать?
Я вспомнила эту историю, и на меня нахлынуло осознание.
— Он фактически сказал своему отцу «Пошел ты». Но это не значит, что он не причинил никакого вреда — он потерял десять миллионов долларов своего отца…
— Десять миллионов долларов ничего не значили для его отца. Но Коннор намеренно сжег за собой мосты. Он мог бы достичь гораздо большего, с гораздо меньшей болью и борьбой, если бы не нажил врагов в своей семье. И я говорю это как человек, который абсолютно ненавидит свою семью.
— Ну, может быть, он был вынужден сделать это психологически, — предположила я. — Отрезать все концы и быть самим собой.
— Я мог бы согласиться с тобой, за исключением того, что он делал одно и то же снова и снова, как в больших, так и в малых делах. Ему нравится настраивать людей против себя, особенно если они угрожают ему или намекают, что он им «должен». Бизнес, судебные процессы, женщины, дружба — не имеет значения. Он отрежет себе нос, чтобы досадить им.
Я вспомнила прошлое. То, как он справился с выкупом у Экзертона… он мог бы просто сказать им, что передумал, но ему пришлось публично унизить Клауса и поставить под сомнение способность генерального директора выполнять свою работу.
Или то, как он насмехался над своей семьей, когда они впервые появились… до того, как он узнал о шантаже.
Это правда, Коннор был не из тех, кто ведет себя тихо и уважительно. Я списала это на игривость и бесстрашие… но, возможно, в этом была и темная сторона.
— Ты думаешь, он хочет сделать это со мной? — испуганно спросила я.
— Нет, нет, нет, — раздраженно сказал Себастьян. — Я просто демонстрировал, каким он может быть. Нет, я сказал, что он действительно заботится о тебе, и это пугает его. Может быть, он даже нуждается в тебе, и это пугает его еще больше.
Я вспомнила слова Коннора, сказанные прошлой ночью:
«Я все еще в ужасе. Ты по-прежнему моя ахиллесова пята».
Я изо всех сил старалась забыть об этом и продолжать слушать Себастьяна.
— К тому же, он действительно в долгу перед тобой за то, что произошло за последние пару дней, за то, как самоотверженно ты бросилась на меч, предназначенный для него. И он ненавидит быть обязанным людям. Он ненавидит быть обязанным своим родителям за все преимущества, которые они дали ему в детстве. Он терпеть не может находиться в положении, меньшем, чем полный контроль, когда бы то ни было.
— Ты хочешь сказать, что он тоже меня ненавидит?
— Нет, нет, нет, — нахмурился Себастьян, затем его лицо изменилось. — Не ненавидит… обижается, может быть. Но даже неосознанно. Он не может заставить себя признать, что не хочет быть у тебя в долгу, и поэтому самое простое — просто избегать тебя. Ему некомфортно находиться рядом с тобой, так что… его сейчас нет рядом с тобой, не так ли?
Мой желудок скрутило, а сердце упало.
Себастьян потянулся к миске с попкорном.
— И потом, есть еще вся эта история с Мирандой.
Я в панике посмотрела на него.
— Что за «вся эта история с Мирандо»? Он все еще любит ее?
— Что?! О Боже, нет, — фыркнул Себастьян.
Я почувствовала себя немного спокойнее.
— Что же тогда?
— Милая, последняя женщина, в которую он влюбился, несмотря на все мои предупреждения об обратном, предала его. Она вырезала его сердце и съела его на завтрак. Так что теперь, когда он влюблен в тебя…
Он увидел, с какой надеждой я посмотрела на него.
— О, пожалуйста, Лили, конечно же, он влюблен в тебя, — презрительно сказал он. — Проблема не в этом. Проблема во всем остальном.
Мое сердце снова упало. Я попыталась стряхнуть это с себя.
— Что ты там говорил?
— О чем я говорил? О, да — последняя женщина, в которую он влюбился, уничтожила его, так он будет вне себя от радости, что снова стал таким уязвимым? Я думаю, что нет.
— Значит, он ненавидит нуждаться во мне… и он ненавидит быть в долгу передо мной, даже если это не так.
— О, пожалуйста.
— Это не так, — настаивала я. — Но он все равно это ненавидит. К тому же он расстроен, потому что думает, что я его слабость…
— Знает, что ты его слабость. Нет, ты должна быть сама собой. Если Коннор не может оценить тебя такой, какая ты есть, он идиот, и это его потеря.
Я посмотрела на Себастьяна.
— Это звучит очень по детски.
— Полагаю, так оно и есть. — Он пожал плечами. — Но это не значит, что это неправда.
Я сделала долгую паузу. Затем сказала:
— Почему ты так мил со мной?
Он молчал и не смотрел на меня.
— …потому что все кончено, — поняла я, и мое горло начало сжиматься от паники.
— Я этого не говорил. — Себастьян пристально посмотрел на меня.
— Но если то, что ты говоришь, правда… — начала я, но не смогла продолжить.
Он виновато отвел взгляд.
— Боюсь, я отчасти виноват, хотя, клянусь тебе, я сделал это только потому, что думал, что в то время это было самое лучшее.
Я уставилась на него. Мне казалось, что по моему телу разливается ледяная жижа.
— …что ты имеешь в виду?
— Вся эта история с «настоящей любовью» в новостях, — сказал он несчастным голосом. — Я знала, что если он не скажет, что любит тебя, и что вы двое были парнем и девушкой, СМИ разыграют версию о проститутке за 50 000 долларов, и мы потеряем все. Мы должны были сделать так, чтобы все выглядело так, будто вы двое были несчастными любовниками… но… Боюсь, средства массовой информации зашли дальше, чем я предполагал. Они просто вцепились в него, как питбули, и не отпускали. Все остальные вопросы были «Ты влюблена?» и «Когда ты собираешься выйти замуж?» и… Прости, Лили. Это вышло из-под контроля.
— О, — сказала я, и меня захлестнуло облегчение. — Это все, что ты имел в виду?
— «Это все, что ты имел в виду»?! Это все, что ты можешь сказать?! — спросил он, недоуменно посмотрев на меня.
— Я на секунду подумала, что ты сделал что-то действительно коварное, чтобы избавиться от меня.
Он посмотрел мне прямо в глаза.
— Сколько бы дерьма я тебе ни наговорил, ты мне действительно нравишься, Лили. Что ж… сейчас. Не с самого начала.
— Спасибо тебе, Себастьян. — Я улыбнулся. — Ты мне тоже очень нравишься.
Очевидно, ситуация становилась для него слишком щекотливой, поэтому он отвел взгляд и покачал головой.
— Я думаю, что больше всего на свете постоянные вопросы — это то, что достало Коннора. Он никогда хорошо не реагировал на неопределенные отношения.
Это звучало знакомо.
— Неопределенные..?
— …Отношения, — сказал Себастьян. — Я видел это десятки раз раньше — буквально десятки раз раньше: маленькая мисс Штучка начинает хотеть от него большего, чем он хочет дать, по крайней мере, эмоционально — и она начинает давить на него. Он просто смотрит НА ЭТО.
У меня в животе начались спазмы.
— Но обычно он просто проводил с ними время. Он явно заботится о тебе, вот почему я не могу понять, почему он так себя ведет, — нахмурился Себастьян. — Я имею в виду, что СМИ, желающие бить в свадебные колокола, раздражают, но я бы не подумал, что они зайдут так далеко. И я вижу, что у него проблемы со всем этим «ты жертвуешь собой», и он тебе по-крупному обязан, но я бы не подумал, что у него возникнут проблемы с этим так рано. Я думал, что это будет таиться где-то в глубине его сознания, но я думал, что он еще какое-то время будет отрицать свои чувства. Это то, что он обычно делает. Хоть убей, я не могу понять, почему это началось сейчас.
Однако я точно знала, когда это началось и почему.
— Он сказал мне, что любит меня, — выпалила я.
— Это было по телевизору, дорогая. — Себастьян искоса посмотрел на меня.
— Нет, в реальной жизни. До того, как он появился на телевидении.
