– Да, девушка. Принесите, конечно, – резко повернулась к ней Диана. – У нас, знаете ли, очень дружная компания, мы ужасно любим все романтическое. Мы все очень, очень близкие люди! Ужасно все романтические!
– Дианочка, я прошу тебя… – проговорил с несчастной хрипотцой Саша-отец, улыбнувшись виновато и даже несколько заискивающе.
– Да пошел ты со своими просьбами! Понял? Просит он! Ты меня три года не видел и еще столько же не увидишь! А может, и никогда уже не увидишь! Так что – чао-какао, папочка! Пока-пока!
Резко развернувшись и взметнув белыми перышками волос, она почти бегом устремилась к выходу. Саша растерянно, на изломе, как женщина, протянул в ее удаляющуюся спину руки, потом, с грохотом отодвинув стул, рванул за дочерью. Таня и Сергей дружно развернулись им вслед, наблюдая, как они бегут через дворик. Как два спринтера на дистанции. Или как два актера в киношном кадре, когда по сценарию пожилой оперативник должен преследовать юную преступницу. Отвлек их от этой картинки прозвучавший над головой голос официантки:
– Так я не поняла… Вам все-таки на четверых накрывать или на двоих?
Они переглянулись и дружно уставились на бедную официантку так, будто она сказала совсем уж несусветную глупость. Сергей первым пришел в себя, откинулся на спинку стула, махнул небрежно рукой:
– Спасибо. По всей видимости, нам ничего уже не понадобится. Видите, у нас дислокация изменилась? И цветы тоже уберите со стола, пожалуйста…
Хмыкнув, девушка поплелась от их столика, на ходу недовольно покачивая головой. Наверное, сегодня не ее день был. Не повезло с клиентами. И кто это придумал такую чушь, что они всегда правы? Даже когда в истерике бьются, отношения выясняют и дислокацию меняют, все равно правы. А что делать?
– Тань… Ты вообще понимаешь что-нибудь? Что это было? – с силой потер Сергей ладонью щеку, будто только что получил порядочную оплеуху.
– По всей видимости, это была сцена из индийского кино. Твоя девушка обрела отца после долгой разлуки. Кстати, она очень хорошенькая, эта Диана. Правда, грубовата немного. Из породы любительниц похамить.
– Да я не о том… То есть я не о Диане… Тань, у тебя что здесь, свидание было?
– Нет. Это тоже было кино. Только не индийское.
– Не понял…
– А что тут понимать, Сереж? Обыкновенный неудавшийся дубль. Да и в целом кина тоже не получилось. Кинщик оказался плохой. Написал сценарий, а снять не сумел.
– Какой сценарий? Ты что… Ты хочешь сказать, что специально это все организовала?
– Ну да…
– И утренний звонок от этой… как ее…
– От Иры. Димину маму зовут Ирой, Сережа.
– Тань… А зачем все это?
– А Диана зачем, Сереж?
Она подняла голову, смело глянула ему в глаза. Дернув желваками, Сергей отвернулся, сердито затряс под столом коленкой. Ей вдруг стало нехорошо от его растерянности, немножко трусливой, почти мальчишеской. И одновременно – легко. Захотелось вдруг рассмеяться, прижать к плечу его голову, погладить по жестким волосам с уже пробивающейся на висках сединой. И сквозь смех сказать что-нибудь нелепое, бабье, вроде того – не умеешь, мол, на сторону ходить, не стоит и начинать…
– Сереж, ты это… Ты прости меня за спектакль, конечно. Я не хотела. Просто… Сереж, ну сам вспомни, как ты всегда говорил! Что семья – это крепость, что это монастырь в миру… Что там, в монастыре, за его каменными стенами мы с тобой спасаемся от страстей и соблазнов… Помнишь? Спасаемся в своей любви… Я так тебе верила, Сережа! А теперь что? Стена рухнула, да? Ты не удержался и соблазнился молодостью, намалеванным личиком? Так, выходит?
– Да. Выходит, так. Не удержался.
– Значит, зря я тебе так безоглядно верила. Во идиотка, да?
– Нет, Тань. Ты не идиотка. Просто… Просто так получилось…
– Да идиотка, идиотка, я знаю. Наивная дура. Я ведь тоже могла подсуетиться как-то, сохранить свою красоту и молодость. Шастала бы с утра до ночи по салонам… Сейчас все так делают. А я… Я просто не старалась быть лучше, чем я есть. И никогда не хотела быть дамочкой-потребительницей, которая мужа рассматривает как… как источник средств на себя, любимую. Выходит, зря? Господи, какую я чушь сейчас несу… Ну, чего ты молчишь, Сережа?
Он поднял на нее глаза – виноватые, грустные. Смотрел, будто видел впервые. Долго смотрел. Потом произнес устало:
– А я и сейчас могу это повторить, Тань. И про крепость, и про монастырь в миру.
– Неужели ты хочешь сказать, что у тебя с этой Дианой… ничего не было?
– Почему? Было. Было, Тань. Есть за мной такой грех. Виноват я перед тобой.
– И что? Прощения просить будешь?
– Поедем домой, Танька. Я домой хочу. Вставай, поехали. Дома отношения будем выяснять. По уставу нашего монастыря…
Диана бежала по улице, не разбирая дороги и слепо натыкаясь на прохожих. Наверное, они и впрямь думали, что молодая преступница убегает от пожилого дядьки-оперативника. Останавливались, смотрели вслед удивленно. Некоторые плечами пожимали – уж больно странно им было, почему этот дядька бежит и по имени ее окликает. Орет на всю улицу – Диана, Диана, остановись…
Она выдохлась аккурат у подземного перехода. Остановилась враз, тяжело переводя дух и с сожалением глядя на ступеньки, ведущие вниз. Отец подбежал, цепко схватил пальцами за предплечье, дышал над ухом, как загнанный конь, сильно раздувая ноздри.
– Отпусти… Ну отпусти же! – попыталась она выдернуть руку из его железных пальцев.
– Ты больше не убежишь?
– Нет, не убегу.
– Тогда давай сядем, поговорим спокойно.
Оглядевшись, он повел ее в тихий скверик, примостившийся недалеко от шумного уличного перекрестка, усадил на свободную скамейку. Все еще тяжело дыша, похлопал себя по карманам, выудил пачку сигарет с зажигалкой, нервно прикурил, закрываясь от ветра ковшиком ладоней.
– Ты какие куришь? «Мальборо»? Дай и мне тоже…
Она проговорила это так обыденно, словно не бежала сейчас сломя голову по улице, а сидела, поджидая его долгое время на этой самой скамейке. Саша автоматически встряхнул пачкой, протянул ей сигарету, как это делают все курильщики, откликаясь на просьбу дать закурить. Потом уставился на дочь с запоздалой отцовской обескураженностью:
– Ты что? Куришь?
– Ага. Курю.
– А… зачем?
– Тебя не спросила зачем.
– А давно?
– Давно. С того дня, как ты нас с мамой бросил.
– Понятно. Значит, ты до сих пор меня так и не простила…
– Да! Конечно! А ты как думал? На моих глазах мама погибала, а я, значит, должна была радоваться твоему вновь обретенному счастью? Да ты хоть в курсе, что она, когда ты уехал, в психушку попала?
