— А почему ты должна была? — спросил он ледяным голосом. — Я же сказал тебе, что со мной все в порядке.
— Но ты не был в порядке! — закричала я. — И я должна была это понять, Макс!
Теперь и я с трудом могла дышать.
— Я должна была догадаться, что человек, которого я люблю, просто сломался на части. Я должна была….
— Хватит, — рявкнул он. — Не занимайся самобичеванием из-за того, что было тебе не подвластно.
Я опустила глаза вниз и с кончика моего носа закапали слезы.
— Вот почему ты сбежал от нее тогда, не так ли? Когда увидел нас в магазине.
Я не поднимала глаз, но услышала, как он сделал резкий вдох. Я много раз думала о том, что тогда произошло в магазине. Я спрашивала себя, почему он ушел, и почему смотрел на нее с такой болью в глазах. А теперь, когда он рассказал мне свою историю, все обрело свой смысл. Он увидел маленькую девочку, и в его душе возникла старая боль. Боже, он, наверное, думает, что не может быть тем, кто нужен Имми из-за той страшной трагедии, которая произошла в его жизни.
— Я не знал, как справиться… ее волосы…
Я посмотрела на него, и тоска в его глазах просто разрывала мою душу на части.
— Они точно такого же цвета…
О, Боже.
— Я не могу разрушить еще одну жизнь, Анабелла. Я не смогу стать отцом. Я... просто не достоин этого...
Я сделала шаг навстречу к нему.
— Ты ошибаешься. И я точно знаю это, ведь то, что ты сделал - героический поступок. Ты попытался спасти жизнь человека, Макс, и это было не просто, учитывая какие были последствия от аварии. Ты более чем достоин быть ее отцом.
Его глаза заблестели и он уставился на меня.
— А что если я не хочу им быть?
Его слова причиняли мне боль. Но я понимала, почему он так говорит. Он уставился в одну точку с холодным выражением лица. Я должна все уладить. Теперь это зависело от меня: сломать стену, которую он воздвиг вокруг себя и дать ему понять, что он может быть тем, кем нужно. Я понимала, почему он не верил во все это. Но зато я верила. И этого было достаточно. Совершенно не думая, я начала говорить.
— Когда она родилась, то весила всего лишь 2,3 килограмма, — робко сказала я, и мой голос потеплел, когда я заговорила о дочери. — Она была такая крошечная, и, тем не менее, она пришла в этот мир с жутким криком, показав всем, что у нее есть свое место.
Он вздрогнул всем телом, но не посмотрел на меня.
— Когда ей исполнился год, она уже умела сделать так, что все вращались вокруг ее пальца. Она была сильной, авторитарной, и при этом, настолько жизнерадостной, что ее невозможно не любить.
Его дыхание участилось.
— Когда ей исполнилось три, она ударила соседского ребенка потому, что он назвал ее мерзкой, — я засмеялась, вспомнив, как она тогда врезала маленькому мальчишке. Конечно, ей это не сошло с рук, но я очень гордилась ей. — И, знаешь, что она заявила ему?
Теперь Макс взглянул на меня.
— Она сказала: «только мерзкий человек может такое сказать».
Губы Макса вздрогнули.
— Я с ранних лет всегда говорю ей, что люди, которые так ужасно себя ведут – вот они по настоящему мерзкие. И до этого самого дня, я никогда не думала, что это как-то отложилось в ее голове.
Он внимательно смотрел на меня.
— Она гораздо больше похожа на тебя, чем ты можешь представить. Она боевая, сильная, эмоциональная и чертовски хорошенькая.
Он тяжело сглотнул.
— И она заслуживает того, чтобы ты присутствовал в ее жизни, Макс. Я не имела права лишать тебя этого.
— Ты уже сделала выбор. И, возможно, самый правильный.
Я пристально посмотрела на него, изучая каждый изгиб его лица.
— Если ты действительно не хочешь принимать участие в ее жизни, я уйду, Макс. Когда мамы не станет, я просто вернусь к нашей прежней жизни. Но я хочу, чтобы ты был уверен в том, что делаешь, потому что пока ты упиваешься своей болью, эта маленькая девочка интересуется, кто же ее папа. Решай сам, есть ли у нее шанс узнать тебя.
На этом я развернулась и пошла к двери.
— И, да, Макс, — сказала я, стоя в дверях.
Он посмотрел на меня, глазами полными отчаяния.
— Тебе никогда не нужно было бояться, что огонь в моих глазах потухнет, потому что, если ты не знал,… только ты всегда был причиной этого огня.
И я ушла под звук его болезненного стона.
Он меня услышал.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ТОГДА – МАКС – ПОСЛЕ АВАРИИ
Прошло две недели.
Две недели с тех пор, как самым жестоким способом отобрали жизнь у маленькой девочки. Две недели с тех пор, как ее короткая жизнь оборвалась.
Я пришел на похороны и, спрятавшись за деревом, наблюдал, как все приносили соболезнования семье, в которой, казалось, совсем не живет любовь. На похоронах присутствовало только пять человек. Пять. За всю свою жизнь они приобрели только пять человек, которые хорошо к ним относились. Но ведь никто не должен жить без любви и заботы. Никто. Даже самые отъявленные подлецы.
— Эй.
Я поднял голову от кружки с кофе и увидел Беллу. Она улыбалась мне, и я собрал всю силу воли в кулак, чтобы улыбнуться ей в ответ. Неделями я старался улыбаться в попытке вернуться к обычной жизни. Мы пытались зачать ребенка, и я видел радость в глазах Беллы. Я делал ее счастливой. Для нее я – все. Я - ее муж, и я поклялся, что буду защищать ее. Что я и делал…
— Доброе утро, Колокольчик.
— Как спалось?
Черт. Ужасно. Я вообще не спал.
— Прекрасно. А ты?
Она засияла.
— Замечательно. Хочешь еще кофе?
— Нет, спасибо. Мне нужно бежать на работу.
Она слегка нахмурилась, затем подошла ко мне, запрокинула мою голову и нежно поцеловала.
— Я собрала тебе с собой обед. Ты придешь домой пораньше?
Я посмотрел в ее глаза, стараясь не выпускать мою боль наружу.
— Да, малышка.
— Я скучаю по тебе, когда ты уходишь.
Я поцеловал ее и поднялся.
— И я скучаю по тебе, Колокольчик.
Я обхватил рукой ее шею сзади и поцеловал в лоб. Она вздохнула.
Я отпустил ее и пошел.
Совершенно опустошенный, лишенный всяческих эмоций.
~*~*~*~
Я больше не мог этого выносить.
Я пытался. Но это было так тяжело.
Даже сегодняшний алкоголь не помогал избавиться от невыносимого состояния оцепенения.
Прошло четыре недели, и я изо всех сил старался вести себя как обычно. Так, словно я никогда не видел в своих снах лица той маленькой девочки. Я никак не мог избавиться от всего этого. Боже, это так тяжело, я просто тонул в своей боли. Я утопал быстрее, чем способен был выплыть.
Я пытался сделать жену счастливой, и делать так, чтобы она не видела моей душевной травмы. На работе я проводил больше времени, чем дома. Я хотел, чтобы она не видела, в каком состоянии я нахожусь. Думаю, что она знала. Иногда я видел озабоченность в ее глазах. Я не знал, как мне еще бороться. Я не знал, как прогнать прочь весь этот ужас. Временами я подумывал о том, что было бы легче совсем исчезнуть. Я так устал.
