– Ну и? – Она побарабанила пальцами, сурово сдвинув брови и понимающе покачав головой.
На самом деле мама ничего не понимала, но очень хотела быть в курсе событий, чтобы иметь возможность высказаться. Вообще-то она могла пространно выразить свое мнение и не располагая подробной информацией, основным лейтмотивом в любом случае была бы Галочкина неприспособленность, недальновидность и безголовость, но подробное знание предмета давало огромное поле для деятельности, тогда как общие сведения ограничивали ее ораторские способности.
– А что ты так рано? – заискивающе улыбнулась Галя. Ей предстоял тяжелый день, и начинать его со скандала не хотелось.
– Я? Мне вообще-то на работу! А вот ты что вскочила? Да еще перебудила весь дом своим звоном и топотом!
Галя могла бы ответить, что не звенела и не топала, но вступать в дискуссию не хотелось. Она молча прихлебывала кофе.
– Фу, – не выдержала Светлана Николаевна. – Кто тебя учил так пить? Отвратительно!
– Горячо…
– Тогда надо подождать, пока остынет, а не фыркать и хлюпать, как конь на водопое. Ты со своим тощим тоже так позоришься? Хотя, думаю, для него это в порядке вещей. Я вызвала на сегодня телемастера, в обед будь дома.
Переход был совершенно неожиданным, и Галочка, не сориентировавшись, выпалила:
– Я не могу. Меня не будет.
– А ты смоги, – парировала Светлана Николаевна, удовлетворенная ходом расследования. Никакого мастера она не вызывала, зато теперь сумела подобраться поближе к Галиному секрету.
– Меня в городе не будет! – в отчаянии воскликнула Галочка.
– Ах, вот как! – Брови Светланы Николаевны поползли вверх. – И куда же тебя унесет?
– В Изумрудный город, ураганом, – глупо пошутила Галя в последней попытке вывернуться.
Но мама была опытным следователем. Даже без слепящей лампы и вопля «на кого работаешь» она всегда умудрялась раскусить дочкины хитрости, шитые белыми нитками.
– И когда же ты вернешься в город? – насмешливо поинтересовалась Светлана Николаевна, выделив последнюю часть вопроса. Она продолжала делать вид, будто совершенно не интересуется тем, куда намылилась дочь.
– Наверное, завтра, – неуверенно промямлила Галочка.
– Завтра?
– Да.
– И ты так спокойно об этом говоришь? А если бы я проснулась позже и не имела счастья с тобой пообщаться? Ты хоть соображаешь, что я бы с ума сошла от волнения?
– Я собиралась написать записку. – Иногда Галочке казалось, что общаться с мамой записками было бы лучшим выходом. Тогда она лишилась бы необходимости по каждой ерунде выслушивать ее мнение. А еще лучше было бы писать маме письма, тогда ответы можно было бы читать через строчку или не читать вообще.
– И с кем ты собираешься ночевать? С этим недоразумением?
– Он не недоразумение!
– Ах, значит, все-таки с ним!
– Ну и что?
– А то, что добрачные отношения обычно заканчиваются не свадьбой, а неожиданной беременностью и статусом матери-одиночки! Да будет тебе известно, мужчина на охоте готов на подвиги: он расставляет капканы и ползет к тебе по кустам на пузе, но как только твоя тушка окажется у него в руках – все. Он встанет, отряхнется и отправится по своим делам. Или на другую охоту. А может, даже на рыбалку!
– Твоя демагогия просто невыносима. Я всего лишь еду познакомиться с его мамой, – Галя резко отодвинула чашку, расплескав кофе.
– Всего лишь? С ночевкой?
– Мне тридцать пять лет! Ты сама говорила, что в моем возрасте уже пора обзавестись семьей и детьми!
– Семья и дети не имеют ничего общего с кувырками на сеновале! – назидательно проинформировала Светлана Николаевна. – Ты вся в отца: слышишь не то, что тебе говорят, а то, что хочется! В тебе зашевелились его дурные гены, а я так надеялась, что ты хоть что-то возьмешь от меня. Не повезло. Судьба жестока и несправедлива!
Она впала в трагические размышления, слишком демонстративные, чтобы оказаться искренними, и слишком наполненные тягостными вздохами, чтобы их можно было проигнорировать.
– Ничего страшного не случится…
– У нас с тобой разные точки зрения на «страшное». Ты же видишь во мне няньку, сиделку, кошелек и мешок с полезными советами, поэтому и чувствуешь себя защищенной! А кто защитит меня? Почему я должна взвалить на свои хрупкие плечи всю вашу ораву?
– Мам, какая орава? Какая нянька? Я просто еду…
– Слышала уже – знакомиться с его мамой. А своей мамы тебе недостаточно?
Своей мамы Галочке было не просто достаточно, а даже через край.
Наташка, от нечего делать читавшая на работе все подряд, однажды огорошила подругу ценной мыслью, почерпнутой в очередной умной книжке:
– Твоя мама вампир!
– Очень смешно. – Галя не любила, когда маму обсуждал кто-то, кроме нее. Все-таки это была ее мама, а родителей не выбирают.
– Кроме шуток – она энергетический вампир, понимаешь? – округлила глаза Наталья, потрясая у Гали перед носом тощенькой книжечкой.
– Понимаю, отвяжись.
– Не отвяжусь. Ты чувствуешь после общения с ней головную боль, слабость, вялость?
– Я это все и после работы чувствую, у меня что, там тоже вампиры летают?
– Дети – самые сильные вампиры. А твоя мама досасывает то, что не съели дети.
В сочетании с вытаращенными глазами Натальи это заявление звучало более чем комично. Галочка не выдержала и расхохоталась:
– Тебе вредно читать. Как теперь жить-то будешь? Кругом сплошные вампиры!
– Я научусь их отсекать.
– Ну-ну.
У Галины имелось свое, земное объяснение энергетического вампиризма: в школе ее постоянно изводили придирками старшие коллеги, а дети невероятно громко орали на переменах, наверстывая упущенное, от чего закладывало уши и тупо молотило в висках. Она уставала от работы, как любой другой служащий. А мама действовала по принципу: сделал гадость – сердцу радость. Ей тоже нужна была разрядка. На службе на нее не обращали внимания, поэтому дома можно было выговориться и самоутвердиться. Слушая ее, Галочка расстраивалась не потому, что мама что-то там из нее тянула, а что частично Светлана Николаевна была права. Факты – вещь печальная, и какую бы базу мама ни подводила под свои измышления, спорить с тем, что Галочка являлась неудачницей, не получалось. Жизнь всякий раз доказывала обратное – к маминому удовольствию и Галининому разочарованию. И голова у нее болела от мыслей, пчелиным роем бившихся в сознании: Галина металась в поисках выхода из лабиринта неудач, а Светлана Николаевна всего лишь выполняла роль громкоговорителя, публично оповещавшего дочь об очередном тупике. Иногда слова ранят больнее, чем сами неудачи. Они звучат как приговор, растаптывая последнюю надежду и констатируя наступление финала. Мама не была злой, она просто любила быть правой. Она радовалась не Галиным ошибкам и падениям, а своей способности их предвидеть. У каждого в жизни свои радости. Но Гале тоже хотелось чему-то порадоваться. В конце концов, она уже давно стояла в очереди на это право…
