Анна чувствовала оцепенение Грэм, но лишь обняла ее еще крепче. Она не могла найти иного способа выразить Грэм своего восхищения и показать ей, насколько она бесценна.
– Вы просто неповторимы! В вашей душе столько грации, красоты и нежности. Вы даже сами этого не осознаете, не так ли? Вы особенная. Настолько, что даже невозможно выразить словами.
У Анны не было слов, лишь чувства. Восхищение, уважение, стремление защитить, симпатия и сладкое безудержное желание. Все чувства слились воедино, Анне необходимо было облечь их в форму, иначе она просто взорвалась бы. Она провела руками по спине Грэм и, запустив их в ее волосы, нежно простонала:
– Если бы вы знали…– Ее губы встретили губы Грэм.
У Грэм перехватило дыхание, ее самоконтроль улетучился, разбился на мелкие кусочки. На какое-то мгновение она чувствовала лишь неконтролируемое желание, поразившее ее, и влажное тепло. Со стоном она ступила в объятия огня, обнимая его источник. Она резко притянула Анну к себе, и растворилась в поцелуе, но удушающий ужас вскоре затмил ее страсть. Она почувствовала себя еще более уязвимой, чем в первые секунды незрячести, когда она открыла глаза, и увидела темноту еще более страшную, чем что-либо увиденное прежде. Это именно то, от чего она убегала все эти годы – от той страшной силы, которой обладала над ней любовь.
– Анна, нет… – прошептала Грэм, останавливая руки, ласкающие ее грудь.
Она нежно сжала запястья девушки, и аккуратно высвободилась из ее объятий. Ей не хватало воздуха, у нее кружилась голова, но ей удалось хрипло прошептать:
– Вы оказываете мне честь, Анна. Своим восхищением, и своей беспредельной добротой. Я рада поделиться с вами своей музыкой. Сложно выразить, как важно для меня то, что она вам нравится. Но, к сожалению, это все, что я могу вам дать, Анна. Простите.
***
Эти слова ударили Анну словно ножом в грудь. В очередной раз она почувствовала пугающую пустоту внутри. Неужели так будет всегда? Она не хотела отпускать Грэм, но знала, что должна это сделать. Она не могла заставить Грэм ответить на ее чувства.
– Это вы меня простите, – с дрожью в голосе проговорила Анна. – Я, кажется, не могу перестать набрасываться на вас. Вы ясно дали понять…
Анна глубоко вздохнула и попыталась успокоиться. Когда она снова заговорила, ее голос был неестественно спокойным.
– Спасибо, Грэм, что доверили мне свою музыку. Это многое для меня значит.
Она повернулась, чтобы уйти, но не удержалась от вопроса:
– Я увижу вас за ужином?
Грэм покачала головой.
– Не сегодня, Анна.
***
– Грэм придет на ужин? – Спросила Хэлен, доставая из духовки горячие рулетики.
Занявшись сервировкой стола, Анна покачала головой. Она не решалась заговорить, потому что все еще дрожала.
– До сих пор работает, да?
– Да, – смогла выдавить Анна.
Хэлен пристально на нее посмотрела. Девушка выглядела слишком бледной.
– Все в порядке? – настороженно спросила она.
– Сегодня Грэм завершила работу над одним произведением, – глухо ответила Анна и после непродолжительной паузы мягко добавила: – Это просто что-то невероятное.
– О? – удивленно спросила Хэлен. – Она сыграла тебе?
– Да, – ответила Анна, без каких-либо эмоций в голосе.
Хэлен сосредоточила все свое внимание на Анне. То, что Грэм играла для Анны, было равнозначно чуду, но казалось, будто Анну это совсем не радовало.
– Грэм может быть очень эгоистичной, когда работает. Иногда она забывает об элементарной вежливости и чувствах других людей, – решилась сказать она, предположив, что вспыльчивая натура Грэм могла обидеть Анну.
– Она была очаровательна, как всегда, – немного резко ответила Анна. Грэм бросала вызов даже художественным формам. К черту ее тотальный контроль! Неужели ничто не может проникнуть сквозь эту железную самодисциплину? Анна очень боялась, что знает ответ.
– Но все же что-то она сделала не так, да? – упорствовала Хэлен.
– Нет, Хэлен, – растерянно начала Анна. – Я сама во всем виновата.
Я влюбилась в нее! Она закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Она не могла рассказать Хэлен, что больше всего на свете хотела заняться любовью с Грэм.
– Я никак не могу достучаться до нее, – осторожно проговорила Анна. – Она всегда предельно вежлива, всегда любезна, но ее отстраненность просто сводит меня с ума. Она не приемлет комплименты, а любое доброе слово вызывает у нее подозрение! Это так тяжело, особенно тому, кому она небезразлична!
Анна готова была расплакаться.
– Грэм очень долго была одна, – аккуратно произнесла Хэлен. – Она забыла, как сближаться с людьми.
Хэлен чувствовала, что причины происходящего лежат гораздо глубже, но не хотела смущать девушку. Ведь возможно, ее предположения были ошибочными. Настроение Анны не ускользнуло от ее внимания, как и тот факт, что уровень доверия Грэм по отношению к Анне значительно возрос. Поэтому Хэлен совершенно не удивилась возникшей между девушками конфронтации.
– Да, но как общаться с Кристиной, она, кажется, не забыла! – поддавшись эмоциям, воскликнула Анна.
У нее не было никаких проблем с тем, чтобы целовать ее! – хотелось прокричать ей. О боже, я, кажется, схожу с ума.
– С Кристиной? – переспросила Хэлен. – Грэм тяготило ее присутствие, только и всего.
– Я в этом так не уверена, – ответила Анна, ее гнев прорвался наружу, но ей было слишком больно, чтобы это заметить. – Грэм так тяготило ее присутствие, что она позволила этой женщине, чуть ли не повиснуть у нее на шее и ни в чем ей не отказывала! Думаю, она все еще ее любит, но слишком упряма, чтобы это признать!
– Она рассказала тебе о них? – спросила Хэлен, начиная лучше понимать причину терзаний Анны.
– Да, рассказала! – Воскликнула Анна. – Роман всем романам. И не важно, здесь ли Кристина или нет, она никогда не отпустит Грэм! Боже, какая же я дура!
Хэлен покачала головой,
– О нет, дорогая. Ты ошибаешься. Грэм уже однажды позволила одурачить себя этой женщине, но она не настолько глупа, чтобы сделать это дважды! Когда Кристина бросила Грэм ради Ричарда Блэра, она не просто разбила ей сердце, она разрушила все, во что верила Грэм. Как бы тяжело ни было, но даже Грэм вынуждена была признать, что была для Кристины лишь волнительным запретным плодом. Все еще любит ее? Нет, дорогая, Грэм не прощает предательства.
– Тогда почему она закрылась от всего мира? – недоумевала Анна. – Она так талантлива, так чувствительна и добра, почему она похоронила все это, будто это ничего не значит? Будто она сама ничего не значит? От чего она прячется?
