Ирину, напротив, возбуждала мысль о предстоящем катании. Обозревала горы горящими от возбуждения глазами, как норовистая лошадка притопывала мыском ботинка, поправляла шапочку, ловила заинтересованные мужские взгляды и бросала ответные, из-под полуопущенных ресниц, мастерски разыгрывая кокетливое смущение. Максим равнодушно наблюдал за этой игрой и размышлял, когда будет лучше возобновить разговор, отложенный в самолёте. Порой ему казалось, что Ирина не догадывается, о чём пойдёт речь, а иной раз думал – что она великолепная актриса, исполняющая роль наивной недалёкой супруги. Максим попеременно склонялся то к одному, то к другому варианту, и не знал, какой из них для него предпочтительнее.
– Ира, нам надо поговорить. – Снова сказал Максим, когда оказались в роскошном двухкомнатном люксе.
– Это важно? – Приподняла брови жена.
– Да.
– Тогда отложим на потом, – спокойно обронила Ирина. – Не будем портить отдых проблемами. Впереди масса времени. Не хочешь прокатиться прямо сейчас?
– Нет, я хочу передохнуть с дороги. – Отозвался Максим.
– А я проедусь. Обожаю горы! Такая красотища! Надо будет в следующий раз взять с собой детей, как ты считаешь?
– Посмотрим. – Отозвался Максим, почувствовав раздражение оттого что Ирина всякий раз ловко сводила беседу к детям. Сколько можно спекулировать ими? Миллионы родителей расходятся, и ничего. Он уже и так давным давно стал «воскресным папой» – видит сына и дочь только по выходным и праздникам, в перерывах между делами и командировками. Максим вдруг понял, что хочет расставить точки над тире уже не ради Евгении, а ради самого себя. Он тоже смертельно устал всем врать: жене, детям, любовницам, знакомым, самому себе. Хочет стать свободным, вырваться из удобной комфортной золотой клетки, в которую по дурости запер себя сам.
Максим лёг на широкий диван, включил телевизор. Ирина ещё некоторое время копалась в спальне, рассовывая вещи по шкафам, потом крикнула, что уходит, хлопнула дверью.
Максим набрал номер Евгении.
– Ну, детка, пожалуйста, ответь!
Ровные размеренные гудки вызывали в нём волну глухого бешенства, желание расколотить проклятый кусок пластмассы ко всем чертям. Эта злость искала выхода. Сон улетучился. Максим снова чертыхнулся, оделся и отправился за лыжами.
Он был не настолько самонадеян, чтобы лезть на чёрную трассу. Но и катание с новичками, среди которых преобладали подростки, больно било по самолюбию. Максим проехал по краю склона, удаляясь в сторону, пока не заметил заманчивую относительно ровную ложбинку, не слишком петлявшую меж сосен. «Пожалуй, то, что нужно, – решил он, встал на край спуска, примерился и, оттолкнувшись палками, заскользил вниз, с каждой секундой набирая скорость. По бокам, как в ускоренной перемотке видеофильма, замелькали деревья. В лицо бил ветер с противной колючей снежной пылью. В какой-то миг Максим понял, что не может управлять лыжами, несётся неведомо куда, не разбирая дороги, словно машина с отказавшими тормозами, прямо на корявые мачты сосен и уже увидел перед собой шершавые наросты на коричневом стволе, выскочившем на пути. Дьявол! В последний момент неуклюже присел, рванулся влево, почувствовал, что теряет равновесие и кубарем летит вниз. Заметались, чередуясь, как в детском калейдоскопе, синее небо, белая земля, тёмно-зелёные пики деревьев. Снег оказался жёстким, как асфальт с одной только разницей: он был холодным и набивался в рот, уши, за шиворот. Когда сумасшедшее движение остановилось, Максим ещё какое-то время лежал неподвижно, глядя в безмятежное небо на проплывавшие ватные комья облаков. Затем ощутил холод, приподнялся на локте, сплюнул, выгреб из-за ворота подтаявший снег. Попытался встать, но тотчас, охнув, осел – щиколотка отозвалась резкой острой болью. Проклятие! Только перелома ему не хватало! Кое-как Максим дотянулся до лыж – одна сломалась, он отстегнул её, с отвращением отбросил в сторону. Обломок воткнулся в сугроб. Максим достал мобильник и трёхэтажно выругался: дорогой аппарат безнадёжно завис при падении. Некоторое время Максим реанимировал трубку, вынимал и вставлял симку, пока не убедился в полной бесполезности усилий. Тогда он вышвырнул бесполезное устройство прочь и стал подниматься, стиснув зубы, морщась от боли.
– Ну и где хвалёная система безопасности курорта? – бормотал под нос, – Где чёртовы инструктора? Дойду – убью!
Как вдруг он увидел лыжника. Тот спускался красиво, как в олимпийской трансляции, плавно огибая деревья, то, исчезая из поля зрения, то снова выныривая на поверхность, потом поравнялся с Максимом, и, наконец, сделав лихой разворот, притормозил.
– Проблемы? – спросил лыжник, блеснув оранжевыми стёклами солнцезащитных очков и белозубой улыбкой, и Максим невольно позавидовал изящной лёгкости, с которой тот управлялся с широкими кусками пластика, именуемыми горными лыжами.
– Да, – отозвался Максим. – Ногу не то вывихнул, не то сломал… Дерьмо. И телефон сдох.
– Сейчас я позвоню, – сказал лыжник. Вытащил трубку, связался с экстренной помощью. Затем подал Максиму руку. – Давайте, я помогу встать. Замёрзнете.
Максим ухватился за протянутую руку, встал, снова сморщился от резкой боли в ноге.
– Идти можете? – участливо спросил лыжник. – Я поддержу. Чего их ждать-то, бестолковых?
– Тоже верно, – буркнул Максим. – Попробую.
Незнакомец отстегнул лыжи, подставил Максиму плечо и представился:
– Будем знакомы. Антон Щербинин.
– Максим Протасов. – Машинально отозвался Максим и в следующий момент замер, пристально вглядываясь в лицо лыжника. Тот в свою очередь переместил очки на макушку и уставился на Максима.
– Будем знакомы, – наконец, обрёл дар речи Максим, отодвигаясь от соперника. Больная нога напомнила о себе острым уколом, но Максим был готов стоять до последнего, не желая пасовать перед этим человеком: темноволосым, широкоплечим, с волевым подбородком, с бархатным взглядом карих глаз – красавчиком, в каких влюбляются семнадцатилетние девчонки. Даже в свои без малого пятьдесят он был импозантен и весьма хорош собой.
– Так вот ты, значит, какой, Максим Протасов. – Фамильярно перешёл на «ты» Антон.
– Какой же? – с вызовом поинтересовался Антон.
Собеседник фыркнул в ответ.
– Я вообще-то видел твоё старое фото. – Поведал он. – У Женьки в архиве. Но вряд ли бы узнал.
– Вырос? – ехидно спросил Максим.
– Да уж, вырос, – хмыкнул Антон. – Дорос до самого Куршевеля.
– Старался, – скромно поведал Максим. – Я тоже твой снимок видел. С дочкой. Очень на тебя похожа. Красивая девочка.
– Спасибо, – с сарказмом выговорил Антон.
