Мучительные секунды опасения за здоровье малыша пронеслись перед глазами, пока я не услышала легкий шлепок, а потом и крик ребенка, пронзающий радостью мои уши.
— Моя деточка… — сорвался и задрожал голос, слезы счастья встали пеленой на глазах.
— Девочка… Ваша дочка. — уточняет акушерка и кладет ребенка мне на грудь.
У меня перехватывает дыхание, когда вижу и чувствую кожей этот маленький клубочек, который противится свету и щурит глазки. Сейчас ее плач лучше всякого детского смеха для моих ушей.
Она крошечная, неземная, такая долгожданная… Пальчиком касаюсь ее нежной кожи, боясь навредить.
— Мама рядом, крошка. — сквозь слезы говорю я и легонько целую ее в щечку.
— И папа. Рядом. — Богдан склоняется, и его губы касаются лба малышки.
Его поцелуй, словно по волшебству, успокаивает дочку, и она открывает свои серо-голубые глазки навстречу отцу. Я тоже перевела взгляд на мужа.
Богдан счастлив, как и я. Его глаза блестят от накопившихся слез, а губы подрагивают, изгибаясь в улыбке, когда смотрит на дочь. Нет чувств прекраснее, которые испытываешь в первые минуты рождения своего ребенка.
— Малышку надо обследовать. Скоро вы снова увидитесь… — акушерка забирает ребенка, и я на секунду теряюсь, не желая более ни на мгновение расставаться с дочерью.
— Богдан, можешь пойти с ними? — умоляюще прошу я, крепко сжимая его руку.
Ребенка уносят, и материнское сердце разрывается, хотя умом понимаю, что так надо.
— Конечно, не переживай. — кивает он и потом наклоняется, чтобы поцеловать в лоб. — Ты молодец.
— Будь рядом с ней…
Богдан уходит вслед за акушеркой, а я, чувствуя себя потерянно и неполноценно, осталась в палате, ожидая с нетерпением, когда же операция полностью завершится, и я вновь увижу свою крошку.
Глава 41
— Когда мне принесут дочь? — цепляюсь за рукав медицинского халата медсестры, которая пришла проверить и обработать мой шов на животе.
— Всему свое время. — коротко отвечает она.
Но для меня время превратилось в невообразимо долгую муку и бесконечность.
В просторной одноместной палате для меня настольно душно и тесно, что хочется выть. Я со вчера не видела дочь. Как она? Где она? Внутри все клокочет от переживаний.
— Не больно? — спрашивает медсестра о своем, а я беру ее руку и кладу к себе на грудь со стороны сердца.
— Больно, дорогая. Сильно болит, вот здесь. — сжимаю ее руку, не выпуская. — Помоги мне увидеть дочь.
Она, опешив, смотрит на меня округлившимися глазами и отрицательно мотает головой. Не может, не в ее компетенции и не в праве она сделать то, о чем прошу.
— Скажи, у тебя есть ребенок? Знаешь ли ты, как может разрываться материнское сердце?
Губы дрожат, а глаза неистово мечутся в поисках хотя бы капельки понимания и отзывчивости.
Кажется, в ней как и во мне живая душа, потому что медсестра озирается, и говорит шепотом:
— Я поговорю насчет вас. Про вашу малышку слышала, она в порядке. Врачам лучше знать, что делать, они не пойдут против вас и не помешают благополучию младенца.
Ее слова, как благородный спасительный мед для ушей.
— Да, да…Спасибо, спасибо вам огромное. — готова целовать руки, но она укоряет взглядом, и я сдерживаю себя.
— Я буду ждать. — киваю я и дарю ей благодарственный взгляд.
— Отдыхайте сейчас и выпейте вот это обязательно. — ставит на тумбочку воду с лекарством. — Ребенку нужна здоровая и сильная мать.
Она уходит. А я могу дышать свободнее. Она видела мою малышку, и говорит, что все в порядке. Слова, внушающие лучший исход для моего ребенка.
Я набираю в телефоне маму, но она не отвечает. Мы вчера виделись с ней, но по ее словам, она знает не больше моего. Богдан тоже заходил и сказал, что дочку будут обследовать, чтобы оценить риски и наличии патологии, но результаты пока неизвестны. Либо врачи молчат, либо муж что-то недоговаривает.
А я метаюсь по кабинету от одной стены к другой, с желанием разрушить все преграды, которые удерживают и выкроить для себя хоть лоскуточек справедливости, если она в этом мире существует.
Не дозвонившись до мамы, я набираю мужа. Он почти сразу отвечает.
— Богдан, есть новости?
— Я как раз еду к тебе, Таша. Расскажу на месте, хорошо?
— Жду.
Искусав от волнения все губы, я смотрю в окно, из которого виден главный вход в роддом. Высматриваю машину мужа, но пока все не то…
На часах десять утра и машины то приезжают, то уезжают с парковки. Кто-то только собирается рожать, поддерживая одной рукой живот, другой надежную руку будущего папы, а кто-то со счастливыми возгласами и в сопровождении родственников выписывается с ребенком из роддома.
Представила, как буду выписываться с роддома с малышом на руках и в глазах сразу защипало.
— Все будет, главное верить… — убеждаю себя я, прогоняя слабость, которая вовсе не помощник сейчас.
Я отошла от окна и присела на кровать, обхватив себя руками. Перед глазами стоит вчерашняя операция и неожиданное появление Богдана. Прилетел, успел, был рядом… Помню, как смотрел с упованием на родившуюся малышку, как поцеловал ее нежно и трепетно поцеловал в лобик. Богдан настоящий папа, которому я могу доверить свою дочь, знаю, что защитит и убережет ее во что бы то ни стало.
Да. Сейчас я смотрю на него не как на мужа, а как на отца своего ребенка. Любящего и надежного родителя.
В дверь легонько постучали. Я соскочила с кровати, когда увидела Богдана.
— Рассказывай, что говорят?
Он положил руки на плечи и тихонько подвинул сторону. Я замерла с немым страхом на лице, ничего не понимая.
— Дочка соскучилась по тебе и пришла проведать свою мать.
От его слов в груди закололо.
Ни говоря более ничего, он открыл дверь и в палату зашла акушерка с завернутым кулечком на руках.
— О господи, — перехватило у меня дыхание, и я протянула руки навстречу. — Доченька моя…
Легкое, просто воздушное, невероятно хрупкое чудо смотрело на меня умными, большими глазками, не моргая.
— Красавица моя… — мой голос дрожит, и слезы счастья сами катятся по щекам. — Мамочка соскучилась по тебе.
Я целую малышку в мягкие, слишком нежные щечки, и в нос ударяет ее невероятный запах, который кружит голову…. Так пахнут только ангелочки, это запах духовной чистоты.
— Покормите ребенка. — говорит акушерка, и зная, что я в этом деле новичок, помогает мне.
Это незабываемые и неописуемые чувства, когда мама после рождения вновь может почувствовать с ним физическое единство. Две части одного нерушимого целого.
Малышка пока неумело берет грудь и начинает сосать, прикрывая глазки. Я аккуратно держу головку и пальцем поглаживаю ее тонкие волосики.
Завороженно смотрю на дочь и понимаю, что она как две капли воды похожа на Богдана. Такая же темненькая, тот же разрез глаз и форма носа. Уверена, Богдан тоже это подметил.
— Она чудесная, не правда ли? — шепотом говорю я мужу, который молча наблюдает со стороны за нами.
— Правда.
— Теперь я не хочу отпускать Улечку из рук… Не смогу вновь с ней расстаться.
— Как ты ее назвала? — удивленно спрашивает он, а я осознаю, что не говорила мужу про имя девочки.
— Уля. Ее зовут Уля. — без сомнений говорю я и внимательно смотрю на реакцию Богдана, надеясь, что он не будет возражать, ведь я называла ее так, когда та была еще в животе.
— Ульяна… Мне нравится и думаю, ей подходит это имя. Красивое.
— Как и она сама. — улыбаюсь, когда вижу, что Ульяша положила маленькую ладошку мне на грудь. — Только посмотри на нее… Что говорят врачи, Богдан, скажи мне.
Муж проводит пальчиком по щеке дочки и поджимает губы.
— Она уснула. Переложи ее в кроватку.
— Разве можно.
— Ульяна пока будет с тобой до выписки.
— То есть все хорошо, да? — загорелась в сердце надежда. Неужели мои молитвы были услышаны?
