Я тупо смотрю на него снизу вверх. В груди колет от тяжёлого дыхания. Левая нога дико ноет и пульсирует. Кажется, повреждена щиколотка… И у меня просто нет энергии просить о пощаде или обрушиваться с холостыми угрозами о том, что здесь скоро будет мой босс со своими людьми.
«Очкарик» без очков наклоняется и подбирает с земли ту самую роковую палку, о которую я споткнулась. Только это никакая не палка. Это костыль… точнее, один из костылей, что валяются в отдалении перед воротами… вместе с цветастым платком а-ля советская бабушка и рыхлой грудой какой-то вязаной одежды, вроде шали с бахромой.
— Ну всё, овечка моя, игры закончились! — заявляет он. И сразу же без предупреждения резко замахивается костылем над моей головой.
Я успеваю только крепко зажмуриться и сжаться в позе эмбриона на земле в ожидании неминуемого удара.
Но его нет.
Точнее, звук удара-то я слышу, но лично со мной ничего при этом не происходит. Зато отлично слышны какое-то пыхтение и возня…
Открывать глаза дико страшно. Я заставляю себя разжать веки через силу и сразу же отползаю со своей растянутой щиколоткой подальше, потому что мой враг сцепился с кем-то и катается по земле.
Я на них не смотрю. Спешу прямо так, на четвереньках, в сторону ворот, пока не утыкаюсь в шерсть вышедшего навстречу Люси. Так и сидим вдвоем — хромая собака и хромая девушка. Ждём.
Потасовка распадается в считанные секунды при первых же звуках лихо мчащихся к нам машин. Одна темная фигура изворачивается и пинком в живот отбрасывает вторую, после чего с реактивной скоростью растворяется во тьме между соседними домами.
— Екатерина Николаевна… — виновато говорит второй ночной охранник, чуть отдышавшись и поднимаясь на ноги. — Я прошу прощения. Шустрый, зараза! И хитрый. У него какая-то подготовка лютая, военная. Даже нас с напарником провел. Прикинулся бабушкой на костылях и симулировал сердечный приступ. Мы вышли к нему, а там и… — он качает головой и тяжко вздыхает: — Уволят нас к черту… и правильно сделают.
Визг тормозов оглушает меня спустя пару секунд.
Царевичев выскакивает из внедорожника, даже не заглушив мотор, и опускается рядом со мной на колени, лихорадочно ощупывая руки, плечи, лицо…
— Жива! — говорит он и запинается, вглядываясь в глаза. — А… дети?
Я пытаюсь слабо улыбнуться, но получается так себе. У меня губы трясутся от перенапряжения.
— Дети в порядке. Артём…
— Что, маленькая?
— Ты должен выдавать мне молоко.
— Молоко… — непонимающе повторяет он. — Зачем?
— За вредность, — поясняю я дрожащим голосом. — Я не знала, что работа няни такая вредная для здоровья.
Царевичев пристально смотрит на меня. В глазах — буря чувств и молчаливая серьезность без намека на то послестрессовое веселье, которое охватывает людей в такие минуты, как сейчас.
Так и знала, что фиговый из меня шутник.
Глава 29. Вечеринка во «Дворце»
Иногда в зеркала лучше не смотреться. Особенно после того, как тебя привезли из травмпункта с перемотанной бинтами головой и свежим фингалом.
Печальное доказательство тому — домработница Люся.
— Катерина! — в который уже раз жалуется она, таращась на свое отражение с подбитым глазом. — Как же я теперь на улицу-то в таком виде пойду? Мне ж доктора голову, как мумии, замотали! А лицо-то… как у панды морда, ужас какой.
— А вы дома посидите, у вас же больничный, — советую я. — Всё, что надо, нам охрана подвезёт. Продукты, лекарства…
После ночного происшествия особняк Царевичева буквально перешёл в осадное положение.
Дежурную охрану удвоили на обеих сменах. Как владелец охранного агентства, Короленко лично проинструктировал каждого об ужесточенной технике безопасности. Теперь, согласно инструкции, на посту должны оставаться минимум двое охранников всегда, а другие двое — у них на подхвате. На тот случай, если мимо проковыляет на костылях ещё какая-нибудь «безобидная» старушка, демонстрируя приступ инфаркта или инсульта.
Увольнять охранников из агентства, как те опасались, Короленко не стал. Возможно, из-за того, что один меня всё-таки действительно спас в самый критический момент, а другой до сих пор валяется в реанимации с серьезным сотрясением головы.
Все прогулки с детьми Царевичев теперь велел проводить во дворе на своей территории, а для Настиного садика оформил документальный тайм-аут.
Про вечеринку в честь юбилея ресторанного комплекса я вспоминаю ближе к обеду. Мы сидим с Люсей и детьми за столом и едим овощной салат, как вдруг входит босс и ставит передо мной большой серебристый пакет.
— Что это? — я замираю с поднятой вилкой и наколотым на ее зубчики кусочком помидора.
— А ты загляни внутрь, — загадочно предлагает Царевичев.
Любопытные, как котята, дети оказываются возле пакета раньше, чем я успеваю дотронуться до него. Больше всего распирает Настюшу. Она подпрыгивает в нетерпеливом ожидании и просит:
— Ну же, Катя!.. Катечка! Давай, покажи, что тебе подарил Артём!
Под ласкающе-теплым взглядом босса я взволнованно раскрываю пакет и вижу там ворох чего-то нежно-лазурного, как небо, и гладкого, как шелк…
Прикасаюсь к ткани кончиками пальцев и понимаю: действительно шёлк. Настоящий. И дико дорогой.
— Это платье! — восхищённо кричит Настюша. — Как у принцессы! Его сшили из кусочка небес. Давай же, Катя, примерь его!
Я растерянно смотрю на Царевичева. Такое впечатление, что он понимает меня без слов, потому что тонко улыбается и говорит:
— Это вечернее платье для юбилейной вечеринки, Катя. Тебе не обязательно принимать его в подарок, если не хочешь. Но я буду рад видеть тебя в нем.
— Артём…
— Можешь даже представить, что это — твоя униформа на вечер.
— Униформа? — скептически переспрашиваю я. — Для няни-то?
— Для самой лучшей няни, — поправляет Царевичев. — Самой красивой и боевой.
— Катя, — бухтит и вторит ему моя сестрёнка, делая большие умоляющие глазки, как у мультяшного котика, — ну надевай его уже скорей! Хочу посмотреть, какая ты принцесса! Ну, позязя…
Так. Если в ход уже пошли няшные ми-ми-ми-приёмчики, то самое простое — согласиться. Иначе дальше будет задействована тяжёлая артиллерия — слёзы.
— Ладно, — говорю обоим, и Настюше, и боссу. — Так и быть, надену. Но только как униформу!
Сгребаю пакет в охапку и поднимаюсь в свою спальню с радостно топающей Настюшей на хвосте. Мы вместе разворачиваем платье и на несколько мгновений зависаем в созерцании.
Оно прекрасно.
Шелковая ткань струится и переливается, но ее цвет гораздо богаче, чем просто небесная лазурь. Все оттенки синего и голубого сияют и завораживают волшебной гармонией этого произведения модельерского искусства. К такому чуду даже прикоснуться волнительно, не говоря уже о том, чтобы надеть его на себя.
Впрочем, у сестрёнки в этом плане комплексы отсутствуют.
— Давай! — командует она и хлопает в ладоши, когда я преодолеваю робость перед слишком шикарным нарядом и начинаю переодеваться.
Застегнуть все крючки на спине и замаскированные «молнии» по бокам не так-то легко, но с помощью малышки я справляюсь с этой задачей. Потом поворачиваюсь к большому зеркалу на стене и не могу сдержать вздох восхищения.
— Теперь ты точно принцесса! — радуется Настюша. — И принц у нас с тобой уже есть, да ведь, Кать?
— Принц? — повторяю я, завороженная своим сказочным отражением.
— Ну так Артём же наш! Он принц. А ты принцесса.
Я задумчиво качаю головой, и зеркальное чудо в изумительном небесно-переливчатом платье повторяет мое движение.
— Нет, я пока ещё не принцесса.
— А кто тогда?
— Я Золушка, Настюш. Просто Золушка.
Мы вместе спускаемся вниз. Я немного прихрамываю — даёт о себе знать растянутая щиколотка. Врач осмотрел ее и выдал мне специальный бандаж-фиксатор для голеностопа. Выглядит эффектно, словно какой-то оригинальный носок, но ходить в нем не так уж и удобно.
Царевичев встречает меня у подножия лестницы.
