С чего я начну?
А если он снова окажется в невменяемом состоянии?
Если попытается применить ко мне силу? Раньше такого между нами не было, но вчера, заталкивая в спальню к той рыжей девице, Петя напугал меня до дрожи в коленках.
«Господи… – тяжело вздыхаю, пряча мобильный в сумку. – Будь что будет. Этот вопрос я должна решить раз и навсегда. Оттягивать развод не вижу смысла».
Охранник Исаева довозит меня до самого подъезда. Останавливается напротив двери. Выходит из машины и направляется ко мне, чтобы открыть дверцу.
Я не жду, когда он галантно протянет мне руку. Выбираюсь из салона прежде, чем парень успевает обойти огромный роскошный внедорожник. Снимаю с себя верхнюю одежду и вручаю её в руки водителя.
– Отдайте шубу Руслану Георгиевичу. Она мне больше не понадобится.
Возможно я поступаю глупо, но мне действительно не хочется быть «НАСТОЛЬКО» обязанной этому своенравному человеку. Белья, свитера, джинсов и сапог – более чем достаточно. Знаю, что эта выходка мне может стоить очередного воспитательного процесса с выносом мозга и не только… но поступить иначе не могу.
Во-первых: я гордая, а Руслан не настолько для меня близкий человек, чтобы разбрасываться такими суммами.
Во-вторых: мне не хочется объяснять Петру, где я взяла столь дорогую вещь.
А в-третьих: она делает меня зависимой. Руслан не является миллионером-альтруистом, поэтому ответ очевиден. За всё придётся платить. И цена будет такой же высокой, как цены на его «внимание»…
– Я проведу вас до двери квартиры, – бросив шубу на заднее сидение, охранник захлопывает дверцу и ставит джип на сигнализацию.
– В этом нет необходимости, – заверяю его, пытаясь поскорее отделаться от всего, что принадлежит Исаеву.
– Руслан Георгиевич дал распоряжение проследить за вашей безопасностью.
– Передайте ему, пожалуйста, что если он хочет обеспечить мне безопасность, пусть держится от меня подальше. И вы в том числе.
Добравшись до квартиры, дрожащими руками открываю замок. Проворачиваю ручку вместе с ключом. Сердце начинает колотиться как бешеное, стоит мне расслышать среди шуршащих звуков голос Нины Станиславовны.
Какого черта она здесь делает?
Почему именно сейчас, когда я собираюсь выяснять отношения с её сыном?
– Это твоя ошибка, сынок! Ты позволял ей слишком много. Много давал свободы! Господи, что у вас произошло? Полквартиры разгромлено.
– Мама, хватит с меня нравоучений, – голос Петра звучит зажато и глухо. – Мне очень хреново. Голова раскалывается. Вот-вот лопнет. Лучше подай мне аспирин. В верхней тумбочке возьми.
– Какой «мама, хватит»? Ты набрал меня, заявил, что умираешь! Я летела сломя голову. Чудом избежала ДТП. Где твоя жена? В кафе не появлялась. Я только что звонила туда. Где её черти носят? Что у вас за пьянки такие? Кто за вас работать будет? Оплачивать кредиты? Она дома хоть ночевала?
– Я не помню. Кажется, да…
– Как это не помнишь? Чем она тебя напоила?
– Вчера мы собирались поужинать вместе. Я ждал её с работы… – Петя прерывается на стон.
Неудивительно, что после вчерашнего сексуального угара он себя плохо чувствует. Вот только не я его накачивала спиртным. Не я с ним спала в нашей постели, так что нечего сваливать на мои плечи чужой грех.
Вхожу в квартиру. Воспоминания накрывают меня с головой. Дышать приходится воздухом, пропитанным ароматом чужих женских духов и разлитым шампанским, которое за ночь превратилось в прокисшее вино. От этого микса становится дурно. Я всё ещё чувствую присутствие той женщины за дверью нашей спальни, поэтому перед тем, как пойти собирать свои вещи, направляюсь на кухню. На пороге появляюсь совершенно неожиданно.
– Здравствуйте, Нина Станиславовна. Здравствуй, Петя.
– Маша? – растерявшаяся свекровь оборачивается на голос нерадивой невестки. – Как давно ты пришла? И где ты была? Бармен сказал, что…
– Нам нужно поговорить, – теряя всякий интерес к её расспросам, перевожу всё внимание на мужа. – Без свидетелей. Нина Станиславовна, оставьте нас с Петром наедине.
– Дожили, – поражается едва не обомлевшая свекровь. Смерив меня презрительным взглядом, остаётся стоять у раковины со стаканом воды и таблеткой шипучего аспирина. – Родную мать выставляете за дверь? Объясните, наконец, что у вас произошло? Что за погром в зале? Почему разбита плазма?
– Маша? С тобой всё в порядке? – муж несколько секунд подозрительно рассматривает меня, а потом сосредоточенно начинает что-то прикидывать в уме. – У тебя новая одежда… Где ты была?
* * *
– Я не могу иметь новую одежду? – хмыкаю в ответ на его умозаключение, которое неприятно царапнуло где-то под грудью.
– Можешь, конечно, – Петя снова морщится от головной боли, не сводя с меня глаз, – но раньше ты не позволяла себе покупать такую… дорогую…
– Серьёзно? Тебя сейчас именно это волнует? Сколько денег я на неё потратила? А то, что вчера ты кувыркался в нашей постели с другой, тебя не волнует? Совсем? – возмутившись, ввергаю Петра в шок. Следом замечаю не менее удивлённую реакцию его матери.
– О чем это она? Сынок? С кем ты кувыркался вчера? – бросив таблетку в стакан с водой, Нина Станиславовна со стуком опускает его на стол, пододвигая к сыну. Я вижу, как у неё начинают трястись руки. Она расплёскивает немного воды.
– С ней. С кем я мог ещё кувыркаться? – Пётр вскидывает на мать неуверенный взгляд.
Господи, он действительно сомневается в своих словах? Или решил лгать до конца?
– Ты рехнулся? Совсем ничего не помнишь? – вспыляюсь я, оставляя чувство такта за порогом кухни.
Понимаю, что при свекрови не стоило бы выворачивать всю эту грязь наружу, но раз уж она напросилась на разговор, пусть знает правду. Пришла пора открыть глаза и перестать обвинять меня во всех смертных грехах.
– Прости, Маш, но вчерашнюю ночь я помню смутно. А в том, что спал с тобой, я даже не сомневаюсь. У меня нет любовниц. Я тебе не изменял, – оставаясь верным своим убеждениям, муж продолжает вторить одно и то же, доводя меня до крайней степени кипения.
– Ты пытаешься заверить во лжи не столько меня, сколько свою мать! Но то, что я слышала и видела вчера, даёт мне право поставить жирную точку в нашем с тобой браке сегодня! – так неожиданно выкрикиваю, аж в глазах проясняется. Будто камень отрывается от плеч.
– Ты серьёзно? – нервно пройдясь пятерней по затылку, Пётр выпивает обезболивающее. Затем встаёт со стула, подходит ко мне впритык. Его глаза меняются. Становятся темнее. Я на секунду замираю, оценивая в них хищный прищур.
– Если ты нашла другого, так и скажи: «Петя, я тебя разлюбила». Я же видел те взгляды в кафе, как мужики пялились на тебя, как слюной давились, когда ты кофе подносила. И ты стала другой, Машенька. Светишься вся… как дитё после съеденной порции мороженного…
– Маша, – Нина Станиславовна вдруг решает вмешаться, – зачем ты наговариваешь на мужа? Я же его как облупленного знаю. Он мой сын. Он мне все уши прожужжал о тебе, несмотря на то, что ты не можешь выносить ребёнка. «Моя Машенька». «Моя девочка». «Мама, ты не представляешь, как я её люблю…» Тебе не стыдно лгать при мне? Чем докажешь свои слова?
* * *
– Судя по всему, я давно не соответствую вашим представлениям, Нина Станиславовна. Вы имеете право думать обо мне, как сочтете нужным, – смерив взглядом обоих, добавляю: – Правда в том, что мне уже всё равно. После того, что я пережила вчера, я не смогу жить с вашим сыном. Да и в постель лечь с ним тоже не смогу, зная, что он там… – почувствовав, как горло сжимает болезненный спазм, беру короткую паузу. Глаза начинает неприятно жечь. Мне хочется расплакаться, но я делаю медленный вдох через нос. Беру себя в руки. – Петя, ты изменил мне с той женщиной, для которой я лично готовила напиток в нашей кофейне. Помнишь ты вчерашнюю ночь или нет, мне плевать. Я хочу развестись и точка!
