лица моего отца не меняется.
— Шприц?
— Наполненный героином, — уточняю я, и на этот раз он прерывает зрительный контакт. Он одергивает куртку и откашливается, явно чувствуя себя неловко.
— Твоя мать…, — начинает он, но тут же замолкает. Я даю ему минуту, снова вспоминая, как моя мать лежала на кафельном полу в ванной. — Так вот откуда это дерьмо?
Его вопрос пронизан притворным гневом. Больше всего на свете это похоже на попытку обойти молчанием его печаль.
Я киваю, не веря в то, что смогу ответить вслух. Он кивает, хотя и не смотрит мне в глаза.
— Твоя мать… — начинает он снова и тут же останавливается. Он отмахивается от этой мысли, качая головой и полностью прекращая обсуждение. Я никогда не видел своего отца таким потрясенным.
— Я не вижу, чтобы кто-то, кроме Олсена, мог желать смерти тебе или Джулс. Даже если бы это было из-за денег, то я ясно дал ему понять, что долг передо мной недействителен. Так что твое убийство, скорее всего, было бы связано с какой-то ссорой между вами двумя.
Он, наконец, снова смотрит мне в глаза.
— После прошлой ночи между вами двумя должно быть что-то…. Несомненно.
Я не знаю, что заставило Лиама пойти за Джулс прошлым вечером. Я не думал, что он способен на такое. Высокомерный осел, да. Но мужчина, способный обидеть женщину? Я раздражаюсь от этой мысли. Любой мужчина, который сделал бы что-то подобное, нельзя называть мужчиной.
— Если не Олсен, то кто же еще?
У меня волосы встают дыбом, по коже пробегает холодок. Я сомневаюсь, что расскажу своему отцу об Андерсоне всю правду. У меня больше никого нет, я прижат спиной к стене, и это ради Джулс. Я бы сделал все для Джулс. Если это означает признание в убийстве убийце, пусть будет так.
— Я убил Джейса Андерсона, и кто-то об этом знает, — говорю я и смотрю ему в глаза.
Я жду реакции, и единственное, что получаю — он морщит лоб, наклоняет голову набок, размышляя.
— Понятно, — произносит он через мгновение и снова отворачивается, стучит ногой по полу, раздумывая. — Из-за Эйвери, я полагаю?
Я киваю. У него хватает достоинства выглядеть пристыженным на долю секунды.
— Ты не любил ее и не хотел. Ты часто мне об этом говорил.
— Это не значит, что правильно, — говорю я и хватаюсь за подлокотники, чувствуя, как во мне поднимается гнев, но отец поднимает руки одновременно в знак защиты и понимания.
На мгновение становится тихо, и только слышно тиканье часов, отсчитывающих секунды. Мой отец осознает правду о том, что произошло. Наконец, он поднимает глаза.
— Ты мог бы прийти ко мне.
— Я был зол на тебя, — произношу я, и вижу, что его глаза вспыхивают негодованием.
Как будто сейчас он сложил все кусочки воедино.
— Вот почему Джулс пошла в полицию? Она знает?
— Да.
Я проглатываю комок в горле.
— Кто еще знает? — спрашивает меня отец, к счастью, оставляя наши с Джулс проблемы за рамками разговора. — И что именно они знают?
— Не знаю, — говорю я, и он щелкает языком по небу. — Джулс получила анонимное письмо.
Бумага лежит в моем бумажнике, пока мы разговариваем, но я не показываю ее ему.
— Это было предупреждение, чтобы она убиралась от меня подальше.
— Кто-то знает, что ты убил Джейса, предупредил ее, чтобы она держалась от тебя подальше… но потом попытался убить ее? — спрашивает отец в замешательстве.
Я киваю головой, полностью понимая отсутствие логики.
— Я не думаю, что они планировали что-то делать, когда дело дошло до Андерсона. Они только сказали Джулс, чтобы отомстить мне. А потом попытались ее убить, чтобы замести следы.
— Кто мог это сделать? — спрашивает отец.
Я про себя думаю, что именно ты, но не произношу это вслух. Хотя мне и не нужно этого делать.
На его лице появляется выражение недоверия, прежде чем он полностью поворачивается в своем кресле и открывает дверцу шкафа. Я смотрю в отражение стекла, отчетливо вижу сейф и, более того, цифры комбинации, которую он набирает.
Это та же комбинация, которая была у него в гараже, когда я был ребенком. Я отрываю взгляд от отражения, когда он снова смотрит на меня, держа в руке стопку фотографий, и пинком ноги захлопывает дверцу сейфа, а затем и шкафа.
— Я не был уверен, должен ли я показывать тебе это или нет, — говорит отец и тяжело вздыхает. — Это усложнило бы отношения между тобой и Лиамом.
Я опускаю взгляд на фотографии, а затем снова возвращаю его к лицу отца. Джейс Андерсон и жена Лиама, Сесиль?
— Невозможно, — произношу я.
— Они разводятся, так что я предполагаю, что Лиам каким-то образом узнал об их романе, — рассеянно говорит мой отец. — Лиам. А, может, его жена? — говорит мой отец, пожимая плечами. — В любом случае, я уверен, что теперь, когда покушение провалилось, я сомневаюсь, что они попытаются сделать это снова.
Его последнее заявление застает меня врасплох, и я отрываю взгляд от доказательств измены Сесиль, чтобы оценить реакцию моего отца.
— Я держу ухо востро и жду ответа от определенного человека, — говорит он, затем слегка качает головой. — Но, согласно моему источнику, никто ничего не знает.
Я не могу себе представить, насколько глубока порочность моего отца, что у него есть связи в таких кругах. Мой отец продолжает, не глядя на меня.
— Я разговаривал с комиссаром. Я ждал этого. Знаю, что у того, что произошло прошлым вечером, есть последствия. Лиам охотится за мной.
— Возможно, тебе придется явиться на допрос. Тебя ни в чем, конечно, не обвинят. Но они должны все сделать так, чтобы казалось, будто они проявили должную осмотрительность.
Тэтчер принадлежит лишь одной стороне зала суда. Это высказывание, которую мужчины в моей семье повторяли годами.
— Мне нужно идти, — говорит мне отец, поднимаясь со своего места и указывая на дверь. — Если на этот раз тебе понадобится помощь, дай мне знать.
Джулс
Не гнев и не тлеющий огонь,
Не та любовь к нему, что душу греет,
Мое здесь сердце плачущее кровью,
