предлагает он.
— Мы вроде на кладбище собирались, — напоминаю я и прошу робко. — Давай навестим Александра Юрьевича.
— Не возражаю. Можно прогуляться, пока не так жарко.
— Далеко идти?
— Примерно как к собачьей ферме, только в другую сторону, — машет рукой Матвей. И заметив, как в библиотеку стремительно входит Ангел, делает шаг ему навстречу.
— Слышишь, Шершнев, — заявляет он раздраженно. — Что происходит? Почему обделил мать и сестру?
— Облажался ты, Хер-рувим, — насмешливо цедит муж, делая ударение на первом слоге. — Ничего тебе не обломилось… Собирай манатки и проваливай.
— Ну, ты и козел, Шершнев, — мотает головой странный гость. — Аня подаст в суд и выиграет это дело. Тут же все шито белыми нитками…
— Отвали от моей сестры, сволочь, — рыкает Матвей, наступая. — Иначе…
— Да что ты мне сделаешь? — хмыкает Ангел, спасаясь бегством.
— Врезать бы ему, да руки марать неохота, — словно от боли морщится муж. И вернувшись ко мне, улыбается печально.
— Пойдем, Криста, — протягивает руку. И как только я поднимаюсь ему навстречу, решительно выводит из дома.
41. Кристина. Ну привет, Джо!
Дорога к местному кладбищу проходит через центр поселка. На первой линии стоят виллы, а на второй расположились гольф-клуб, теннисный корт. А вот за ними, на холме одним боком прижавшись к горам, стоит погост, обнесенный высоким забором.
Поднимаюсь по каменным ступенькам. Стараюсь запомнить каждый шаг, каждый поворот. Хочу сюда прийти одна, без свидетелей. Посидеть на могилке любимого мужчины. Поболтать. Пореветь.
Если вдуматься, я видела его только живым. На похоронах не была. Так и не успела проститься.
Сразу за оградой замечаю усыпальницы с колоннами и мраморными вазами.
— Впечатляющее зрелище, — киваю на фасад одного из склепов.
— Соседи чудят, — улыбаясь, Матвей машет в сторону склепов. — И тут умудрились устроить соревнование. У кого круче. Но я в этой гонке не участвую. У нас все скромно. Кладбище поделено на сектора, — объясняет мне по дороге. Ведет за руку куда-то вглубь. — Пять семей. Пять участков. Наш самый дальний. Вот добьют, прикопаешь здесь, — усмехается криво.
Каждое слово бьет электрическим разрядом по нервам.
— Что? — охаю я. — Почему?
— На меня объявила охоту какая-то сволочь. Вычислю, зашибу.
— Вот и ищи, — бросаю в сердцах. Пережить еще одну гибель близкого человека… Нет! Не хочу!
Матвей мне нравится. Под мордой саблезубого тигра нет-нет, да промелькнет мордашка домашнего котенка. Доброго такого. Наивного.
— Найду, не беспокойся, — рыкает муж. — У меня теперь ты и Лиза. Просто обязан… Нам сюда, — тянет направо на боковую дорожку. И как только мы поворачиваем за угол, стонет недовольно.
— Накладочка вышла, блин!
— Может, разогнать? — тут же встревает в разговор Жека. А Ник лишь ухмыляется весело. Дескать, всегда готов!
— Нет, — отрезает Матвей. — Люди пришли почтить память моего отца. Выразить семье уважение. Пусть постоят сколько надо. Мы подождем.
Вглядываюсь вперед и только сейчас замечаю небольшую группку, столпившуюся около высокого памятника.
— Наши служащие, — тихонько поясняет мне Матвей. Обдает жарким дыханием и пряным ароматом парфюма. Убирает волосы с моего лба и просит коротко. — Пойдем.
Еще два шага и мы оказываемся около такого же высокого памятника. На темно-бордовом граните белый барельеф.
Шершнев Роман Александрович.
— Это мой брат. Его убили в Ницце.
— Да, я знаю, — киваю медленно и добавляю поспешно. — Саша мне рассказывал.
Матвей вздрагивает. Смотрит на меня тяжело. И в его взгляде чувствуется укоризна и горечь.
— Удалось найти виновных? — спрашиваю, стараясь купировать приступ ревности. Совершенно необоснованной и глупой.
— Нет, — мотает головой муж. — У меня есть кое-какие версии, но их к делу не пришьешь. Сейчас один японец в Россию заявился. Рома на него работал. Хочу на эту гниду полицию натравить…
Стараюсь ничем не выдать себя. Ито здесь! В России!
Невидящим взором смотрю на памятник. Пытаюсь разглядеть черты лица на белом мраморе. Но ничего не получается. Перед глазами лишь одно размытое пятно.
Инстинктивно поворачиваюсь к телохранителям мужа. Из огромной охапки роз, которую как ребенка держит Ник, выбираю несколько цветов на длинных стеблях.
— Как это я сам не додумался, — вздыхает рядом Матвей и вслед за мной тоже опускает на белую мраморную плиту пьедестала несколько роз.
Застывает лишь на мгновение.
— Пойдем, — берет меня за локоть. — Народ уже разошелся.
— Да, конечно, — киваю торопливо.
«Я еще вернусь, — обещаю любимому. И опустив голову, медленно бреду за Матвеем.
«Ито здесь, — бьется набатом неотвязная мысль. Мерзкий противный тип с липким взглядом. — Век бы не знать эту сволочь!»
Ясное дело, кого он ищет. Но здесь я в безопасности. На территорию проникнуть невозможно.
«Если только кто-нибудь из местных не пригласит, — опасливо замечает внутренний голос. Но зная историю Ромы, наверняка никто не захочет связываться с Ито Каору.
Вместе с мужем подхожу к другому, точно такому же памятнику. Снова темно-бордовый, будто кровавый, гранит и белый мраморный профиль старшего Шершнева.
— У нас тут все скромно. Сама видишь, — роняет он мимоходом.
Что? Скромно?
Да каждая из этих плит стоит несколько годовых окладов средне-статистического гражданина.
Год назад, когда умерла бабушка, мама заказывала ей памятник. Денег хватило на небольшой кусок серого мрамора. Плюс фотография, отпечатанная на белом металлическом овале. До сих пор кредит выплачивает…
«Теперь я смогу закрыть все ее долги, — думаю я, впервые осознав, как стала богата. До сих пор в голове не укладывается, что Александр Юрьевич завещал все свое имущество мне.
Да и кто бы мог представить такое?
Наверное, только Матвей. Он уж точно все знал заранее. Иначе бы не настаивал на скоропалительном браке. Наверняка смог договориться с нотариусом. Не зря же тот так нервничал, когда читал завещание.
Обратной дорогой мы молчим. У меня просто не хватает сил поддерживать беседу. А Матвей мрачно размышляет о чем-то. Смотрит себе под ноги. Иногда носком задевает камешки, зло посылая их в ворота невидимого соперника.
— Давай сразу поднимемся в спальню, — предлагает он, когда мы ровняемся с гольф-клубом.
— А как же Лиза? — охаю я.
— Она играет с Эльером. И Настя присматривает, — бросает он вскользь и добавляет требовательно. — Ты нужна мне, Криста! Сейчас…
Отказать? Сейчас точно не время… В голове полная каша. Ни единой связной мысли. Мне бы сейчас сдержаться от слез и воспоминаний. Остаться бы одной и привести мысли в порядок. Помедитировать. Унять страх, поднявшийся в груди и липкой пленкой стягивающий конечности.
Ито Кауро в России…
Хочу возразить, когда Матвей, сжав мою ладошку в своей лапище, тянет меня наверх. Но иду молча. И даже не могу сказать и слова. Язык не слушается.
«В спальню Шершнева Ито точно не проберется», — усмехаюсь мысленно. Разрешаю мужу
