— Мам, — возмущается он, когда на следующем фото предстаёт перед нами младенцем с пиписькой наружу.
Я кусаю губу, чтобы сдержать смех.
— Да ну, и что? Подумаешь! Она, небось, видела? — тёть Таня пихает меня локтем в бок, — Ишь, недотрога!
В пору возмущаться подобным намёкам, но мне жутко весело. Беру из альбома его фотокарточку. Смотрю на младенца, держащего соску в зубах.
Тут чайник кипит и тёть Таня сбегает на кухню. А Витя хватает альбом.
— Ты мне себя не показывала маленькой, — говорит он, пытаясь отнять фотографию.
— Не дождёшься! — смеюсь я и прячу её у себя за спиной.
Ему приходится меня обнять, что он с большим удовольствием делает. Потирается грудью и дышит в висок. От него пахнет сексом! Которым мы занялись накануне. Чтобы снять напряжение, Витя решил меня взять. Но в этот раз я не кончила. Хотя он старался! Из-за чего мне пришлось подыграть.
Мы целуемся, как подростки, когда в зал входит тётя. Стыдно всего лишь секунду, а приятно мне было целых две…
На столе уже торт, пироги, фрукты, варенье и мёд. Я, раскусив пирожок, с наслаждением ем. Он с повидлом. Даже тёплый ещё! Тёть Таня ест торт. Со слов Вити — любимый! Когда он уходит курить, она тихо вздыхает:
— Ой, хоть внуков-то мне обещаешь?
— Что? — спохватившись, я чуть не глотаю кусок пирожка целиком.
— Или помру, да так и не пристрою его ни к кому, — машет тёть Таня.
— Что-то вы рано собрались! — говорю я банальную фразу.
Но тёть Таня как будто не слышит.
— Он же один у меня! — отвечает она невпопад, — Помню, родители умерли. Так он две недели молчал. Вообще!
Я замираю. О смерти родителей Витя рассказывал мало. Казалось, он больше страдал, когда умер дядя.
— Помню, назвал меня мамой, так у меня аж сердце зашлось! — она кладёт руку на сердце, — Говорит, ты так похожа на маму. Можно я буду так тебя называть? Ну, а я что? Конечно, можно!
Я улыбаюсь. Кусаю губу. На этот раз — чтоб не заплакать!
— Хорошо, что вы есть друг у другу.
— Да, оно-то конечно, Анют, — произносит тёть Таня, — Но женской руки не хватает ему! Да и женского сердца.
Она смотрит с упрёком. Мол, что же вы, женщины! Вон, какой парень и до сих пор не женат.
— Я — Настя, — поправляю осторожно.
Тёть Таня тушуется, трогает лоб. Уж не заболела ли?
— Вот дура старая! — начинает она объяснять, — Это же дочь у соседки. Ту Аней зовут. Прости меня, Настенька!
Рука её, тёплая, мягкая, ложится ко мне на запястье. И весь оставшийся вечер я думаю. А кто это, Аня? И только в конце, когда Витя везёт меня в сторону дома, решаюсь спросить у него.
— Твою бывшую зовут Аня? — и в этот момент понимаю, что имени не было. Он называл её «бывшая». Впрочем, как и я своего!
Витя хмурится. Шумно дышит, сжимая в обеих руках руль своей Хонды.
— Это она растрепала? — фыркает он.
— Что? Нет! Она совершенно случайно, — спешу объяснить.
— Да, — отзывается Витя.
Пару минут мы молчим. Я собираюсь с силами, чтобы продолжить. И на одном из светофоров бросаю:
— А ты ещё любишь её?
— Что? — удивляется Витя, и пропускает сигнал.
Отвечает уже, глядя вперёд, на дорогу. А мне так важно видеть глаза!
— Нет, давно разлюбил, — и, помолчав, добавляет, — А ты своего?
Я опускаю глаза. Так нечестно! Но не ответить нельзя.
— Разлюбила, — говорю в тишину. И Витя, как будто желая заверить признания, берёт меня за руку.
По радио начинает играть Челентано. И я делаю громче! Витя смеётся. Он любит рок. Желательно, русский, со смыслом. Но терпит, и даже пытается подпевать:
— Ма перке ту се квантра донна,
Ма перке ту нон се пью ту,
Ма перке но ричарда прима,
Чи нон ама нон сар ама то май,
(Но почему, ты другая женщина,
Но почему, ты больше не ты?
Но почему ты не сказала сразу,
Кто не любит, тот не будет любим никогда).
Я не в курсе, знает ли он смысл этих слов. Но не хочу, чтобы знал! И закрываю глаза, ощущая приятную тяжесть ладони.
Глава 33. Илья
Возобновить тренировки было верным решением. Мышцы от долгого отдыха чувствуют тяжесть гантелей. Но я терплю, стиснув зубы!
Этот зал гораздо скромнее того, где я раньше бывал. Находится он чёрти где! Располагает всего лишь пятью тренажёрами и старым набором «блинов». В душевой вместо сенсоров — краны. Сауна есть, но она никогда не работает.
Сюда ходят спортсмены, которым важна атмосфера единства. Таких одиночек, как я, здесь практически нет. Но именно здесь я теперь занимаюсь. Несмотря ни на что! Сюда я спешу после офиса. В те дни, я их вычислил, когда здесь бывает и он.
Мы не знакомы. Скорее всего, он не видел моей фотографии. Иначе бы сразу узнал! И это даёт мне возможность его изучать. Смотреть, как он выглядит со стороны. Как слажён, как себя преподносит. Обычный мужик! Молодой, хоть и выглядит старше. Он, как и я, необщителен. Может кивнуть, переброситься парой незначащих фраз. А затем — надевает наушники и берётся за дело.
Работает над собой! Чтобы нравиться бабам. Точнее, одной, самой лучшей из баб. Любопытно узнать, что он слушает? Музыку, что же ещё! А вдруг философский трактат на тему развития личности? Или пособие, как соблазнить обеспеченных дам?
Я даже думал с ним познакомиться. Но дальше кивка дело, увы, не зашло. Вдруг, он увидит мою фотографию? Пусть лучше издали. Так безопаснее! И для меня. И для него.
В душевой, как-то раз, я мельком оценил его голым. Силён, не отнять! Но не лучше меня. Между ног у него всё обычно. Член, как член. Как у всех! Как она там говорила? Дело не в размере, а в том, как его применять. И как же он применяет его? Нет! Об этом мне лучше не думать. Сам факт пребывания рядом является жёсткой проверкой на прочность. Не ровен час, приложу его мордой о кафель. А после буду жалеть…
Узнать оказалось легко. Динка, мой хитрый шпион, рассказала, что мать иногда приезжает на Хонде. И даже номер слила! А дальше — дело за малым. У меня есть приятель в ГАИ. Узнал для меня, кто таков.
Виктор Харитонов, 31 год. Не привлекался. Только права отбирали разок. Но, с кем не бывает? Автосервис, и правда, его. Не соврал! Ничего интересного. Всё исключительно в рамках закона. Но я терпелив и настойчив! И не теряю надежды найти компромат.
Он прописан на улице Кирова, 40. Но живёт на другой. Снял, вероятно, для еб*и? Для Насти, точнее! Для встреч. И у подъезда, куда он входил, я не единожды видел Фиат ярко-алого цвета. У неё есть ключи от квартиры?
Но она не ночует! Всегда покидает подъезд ровно в десять. Садится в машину и едет домой. Почему? Вероятно, боится прослыть легкомысленной? Дети не в курсе, что мать отыскала замену отцу. Пребывают в неведении! Лишь бы отец был злодеем, а мать представлялась святой…
Вспоминаю один разговор. Как недавно заехал домой. Чёрт! По инерции я продолжаю считать его домом. Так вот. Динка меня попросила заехать. Пока ждал её, прошёл на террасу. Насти не было дома, зато был Денис. Я лишь приблизился, сразу учуял. Сынуля курил!
Хотя он нахохлился и буркнул:
— Привет.
Я всё равно посчитал своим долгом сказать:
— Курение вредит здоровью, слыхал?
Сын недоверчиво хмыкнул:
— Тебе-то не особо навредило.
«Что правда, то правда», — подумал я, вынимая початую пачку. Курю я давно. Считая пассивный опыт курения — с раннего детства. Дедуля дымил, как паровоз! Он курил только сигары. Когда я родился, он был старым настолько, что даже сесть на колени к нему я не мог. Боялся, сломаю! Он болел тяжело, еле двигался. Но до самого края был верен привычке курить. Так и помер с сигарой во рту.
Папа тоже курил. Сигареты. Правда, очень хороший табак. Он меня приучил думать так. Если не можешь себе отказать, то хотя бы минимизируй риск для здоровья.
— Как на работе? — спросил у Дениса. Словно ему не шестнадцать, а все двадцать шесть.
Он отмахнулся:
— Нормально.
