Снежана уже порывается встать. Но я мягко беру за плечо:
— Лапуль, ну, ты чего? Успокойся! Всё хорошо. Это просто девчонка. Подросток. Она не укусит тебя.
Я давно уже метился их познакомить. Но никак не решался. Признаться, и сам очковал! Думал, мало ли что… Ведь Снежана, с её впечатлительным нравом, может вычудить что-нибудь. Закрыться в туалете, устроить бойкот, разрыдаться.
Но сейчас она просто сидит, побледневшая, хрупкая. И мне даже стыдно, что я не раскрыл ей заранее свой хитрый план.
Динка тоже не в курсе. Я боялся, что дочка откажется. Нрав у неё переменчивый. И решил, будь, что будет! Подружатся, значит всё верно. Ну, а нет, значит, я прогадал.
— Почему? Почему ты мне не сказал? — тараторит Снежана.
Я так близко, что слышу, как бьётся сердечко. Так быстро стучит, как у мышки. Нет! Не у мышки. У кролика. Да! Испуганный маленький кролик, вот кто она.
— Чтобы ты не волновалась, — говорю я, теперь понимая, как странно звучит эта мысль.
Снежана вздыхает:
— Не волновалась? Серьёзно? Илья! — упрекает она.
Я убираю с лица её светлые пряди. Прячу их за уши.
— Ну, чего ты? Чего? Это просто знакомство. Всё нормально будет. Расслабься. Дыши.
Она дышит распахнутым ртом:
— Скажи, как я выгляжу?
— Прекрасно, как и всегда, — убеждаю я. И ощущаю, как в этот момент сам пытаюсь расслабиться. И почему-то никак не могу.
Динка, сойдя с эскалатора, медленно движется к нам. Я, помахав ей рукой, обращаюсь к Снежане:
— Просто будь собой, ладно?
Снежана кивает, вцепляется в стол. Я поднимаюсь навстречу Диане. Она удивлённо стоит, не дойдя до стола, где устроилась наша компания, всего лишь каких-нибудь несколько метров.
— Мышонок, привет, — говорю, обнимаю за плечи и почти через силу веду.
— Ааа, — порывается дочка. Но, не найдя, что сказать, замолкает.
Её взгляд, удивлённый, растерянный, излучает вопрос: «Что происходит?». И я поспешно беру на себя роль «куратора».
— Мышонок, знакомься, это Снежана, а это, — я касаюсь ручонки Никиты, — Это твой братик, Никита. Помнишь, я фото показывал? Он сильно вырос с тех пор.
— Здрасте, — роняет Диана. Она без стеснения смотрит на Снежу. Взгляд дочки, словно рентген.
Снежна застенчиво прячет глаза, будто один только взгляд на Диану способен её уничтожить. На фоне дочурки, в кроссовках, пальто нараспашку и джинсах, тех самых, что я ей купил. Где дырки размером с кулак! Снежана в своём свитерке представляется сущим ребёнком. Со спины можно спутать, кто старше, а кто перешёл в седьмой класс.
— А это моя дочь, Дина, — представляю дочуру.
— Диана, — поправляет она. Это имя ей кажется модным! И в последнее время именно так она просит себя называть.
Снежана встаёт, суетливо сдвигает свой стул ближе к сыну. Собирает слюнявчик, игрушки и мусор с большого стола.
— Очень рада с тобой познакомиться, — говорит, наконец-то усевшись к стене.
Динка садится на стул. Пальто как попало бросает на спинку.
— И я, — произносит с натугой.
Я тоже сажусь:
— Что будешь есть? Я тебе закажу.
Сложив ногу на ногу, дочь вытирает с губ сияющий блеск. Подготовка к принятию пищи. Думаю… Стоит ли Насте сказать, что она слишком ярко накрашена? Слишком ярко одета. Для своих юных лет. Не сегодня! Уж точно. Не в этот и без того «знаменательный» день.
— Салат «Цезарь» и Колу.
— И всё? — удивляюсь неслыханной скромности.
— Я дома поела, — бросает она и достаёт из кармана любимый смартфон.
Улыбнувшись Снежане, встаю. Хотя её взгляд умоляет остаться. Иду на раздачу. Пока совершаю заказ, размышляю. Вот, пожалуй, и всё! Как будто укол. Заведомо страшно. А после, когда игла уже в твоём теле, ты думаешь: «Всего-то?».
Мысль об уколах уводит меня в лабиринты сознания. Туда, где таится невидимый страх. Теперь, после всех испытаний, Никита ещё не здоров. Московская клиника, где он стоит на учёте, славится знатным набором врачей. Мы ездим туда регулярно. Там ему ставят уколы и слушают ритм.
Эти визиты к врачу… Они словно пытка! Там, за границей, я знал, что нам предстоит. Там я готовился к худшему. Здесь же я тупо надеюсь услышать заветные фразы врача, о том, что анализы в норме. А, если не в норме, то что?
Я сижу в коридоре и жду. Жду, когда Снежа с Никиткой появятся из кабинета. Она — с перепуганным взглядом. А сын — весь покрасневший от слёз. Его крик от укола пронзает меня, точно жало. Ещё долго потом он звучит у меня в голове.
— Ваш сын молодец! Очень сильный малыш, — убеждает меня кардиолог. И сыплет различными цифрами. Мне непонятны они. Но я слышу одну долгожданную фразу:
— Динамика положительная, — это всё, что мне нужно знать. Это всё, чему хочется верить…
— Ваша заказ, — произносит одетая в фартук девчонка.
Встрепенувшись, хватаю поднос. Боюсь обернуться! Вдруг Дина ушла? Вдруг Снежана сбежала, и плачет в туалете?
Беру себя в руки. И, вернувшись к столу, наблюдаю картину. Дочка сидит, увлечённо о чём-то вещая Снежане. А та, открыв рот, удивлённо внимает речам. Между ними какая-то сумочка. В ней куча всего! И Дианка, достав пузырёк, повествует:
— Вот это хайлайтер. Поэтому скулы блестят. А вот это, — говорит, доставая ещё одну хрень, — Вот это консилер! Он от прыщей.
— Надо же, сколько всего, — вдохновляется Снежа, — А вот это что?
Динка, подобно царице, извлекает наружу предмет:
— Это фиксатор бровей.
— А зачем? — хмурится Снежа.
Закатив тёмный взгляд к потолку, Динка вздыхает:
— Ну, чтобы брови красиво лежали!
Она снисходительно щурится. Видимо, в попытке оценить, насколько красиво они лежат у Снежаны. Но та маскирует их чёлкой.
— Хочешь, подарю? — улыбается Динка.
И в голосе слышится явный намёк, что Снежане наука следить за собой недоступна. Хотя мне, по правде, всегда импонировала её нелюбовь к макияжу. Мне кажется, он всё испортит и скроет её красоту.
— Ой, даже не знаю, — стыдится она, — Я и пользоваться им не умею.
— А чего тут уметь? — удивляется дочка. И, позабыв про салат, принимается объяснять.
Я ощущаю себя третьим лишним. И не только я один! Никитка какое-то время следит за процессом. Но, утомившись, хватает «кусалку» и тянет в свой маленький рот.
Вскоре Снежана накрашена. Губы блестят, по глазам расплываются тени. Она держит «фиксатор бровей» и изучает себя в квадратике зеркальца.
— Тебе пойдёт голубой, или розовый. Ты весенний тип, — поучительным тоном бросает Диана.
— Вообще, я летом родилась, — отзывается Снежа.
— Да я же про внешность! — раздражается дочь, — У тебя светлая кожа и волосы светлые.
— Аааа, — Снежана краснеет, отчего её кожа теряет природную бледность.
— У тебя свои волосы? — щупает Динка Снежанкину прядь.
Со стороны, они словно подружки. Одна побойчее, другая боится себя проявлять. Я потираю колючие скулы. Следуя логике, то, что они беззаботно общаются, должно меня радовать. Почему же я так напряжён?
— Да. Я никогда не носила парик, — заверяет Снежана.
Мгновение Динка молчит, а затем разражается смехом:
— Да нет! Я про цвет!
— Аааа, — щёки Снежаны становятся ярко пунцовыми.
И я понимаю, как сильно она комплексует. Моя Динка в сравнении с ней, как последней модели айфон наравне с «раскладушкой». Которых, наверно, уже нет в продаже? Но мне она нравится именно этой, такой уязвимой, не здешней, неявственной прелестью. Видимой, может быть, только лишь мне одному…
Потому, когда Динка уходит, быстро съев свой салат, и сказав, что её уже ждут, я обращаюсь к Снежане:
— Сотри это всё!
И сцепляю ладони в замок, представляя, как донести эту мысль до Дианы. Что прелесть не в том, чтобы выглядеть старше. Это ведь я знаю, что ей мало лет! А если какой-нибудь парень поверит в иное?
Снежана грустнеет:
— Я некрасивая, — изрекает она.
— Ну, что ты, лапуль, — я ласково глажу её по руке, — Ты красавица! Просто всё это лишнее.
